Александр Тарнорудер - Калитка для кошки
Обзор книги Александр Тарнорудер - Калитка для кошки
Александр Тарнорудер
Калитка для кошки
Я решил взять себе имя «Эли». Раньше меня звали Ильей, но в Израиле Илья — это Эли, Элиягу. Когда меня поначалу пытались называть «Илия», то у меня сразу начинало сводить скулы, и я твердо решил, что отныне я буду Эли. О своей прежней фамилии я умолчу, с ней могли справиться только немцы, для которых и длинные слова букв эдак на двадцать — двадцать пять — музыка родная. Так что пришлось фамилию сократить радикально, раза в четыре, и теперь я называюсь коротко и ясно: Эли Бар. Может показаться, что это слишком простецкое имя, но я доволен, по крайней мере, никто его не путает и не коверкает.
«Ну и что», скажете вы, «подумаешь, Эли Бар, что тут особенного».
Вы правы, как всегда, ничего-таки особенного. Но если вы любите пиво, то, может быть, вы уже догадались, что я тот самый Эли из бара «Стабс». То есть я и есть владелец этого бара или, скорее, паба, где не просто отличный выбор самого свежего пива, но всегда найдутся еще и жемчужины для настоящих знатоков. Молчу-молчу, а то вы подумаете, что я собираюсь заняться здесь рекламой собственного паба. А если вы, паче чаяния, ничего не слышали о «Стабс», то он находится в Тель-Авиве в маленьком и нынче модном квартальчике Неве Цедек. Здесь мы и живем: я, моя жена Илана, наша дочка Гали с ее другом Цахи и наш младший сын Орен. И конечно, если вы забредете в Неве Цедек, то мы будем рады угостить вас любым напитком из нашего широчайшего ассортимента.
Но я решил рассказать вам эту удивительную историю не для рекламы — у нас и так каждый вечер у дверей толпится народ, некоторые ценители даже звонят и просят придержать место. Дело в том, что своим существованием «Стабс» обязан нашей кошке Марте, светлая ей память. Видите ее портрет на стене — его написал один наш знакомый художник, назовем его Олегом. Когда Марта умерла, у меня и в мыслях не было заказывать ее портрет модному художнику. Просто нам тогда было очень грустно, ведь Марта прожила у нас в семье двенадцать лет, приехала с нами в Тель-Авив еще из Москвы.
После того, как ушел последний посетитель, мы с Олегом перешли с пива на кое-что покрепче. Мы просидели до утра, вспоминая странные происшествия, связанные с Мартой, в которых Олег тоже принял некоторое участие. Эту историю я и собираюсь здесь поведать.
Олег ничем не выдал своего замысла, а дней через десять снова появился в пабе и принес картину. Нам было неловко принимать такой подарок. Олег довольно популярен, и его картины стоят приличных денег, но отказаться было свыше наших сил. Сами можете убедиться, какой он замечательный художник, Марта вышла на картине как живая. На первый взгляд кажется, что она развалилась в кресле совсем не по-кошачьи, скорее, как человек. Но если приглядеться повнимательней, то любой кошатник скажет, что в такой позе кошка лежит, когда вылизывает себе шерсть на брюхе, и ее на мгновение что-то отвлекло от этого занятия. Она насторожилась, подняла голову, но осталась все в той же странной позе. Марта была совершенно черной, только самые кончики лап и хвоста белые, и еще был маленький белый треугольник на носу. А на картине Олега нет ни одного мазка черной краской, свет от торшера падает на Марту, и ее шерсть переливается всеми цветами, но не возникает и тени сомнения, что перед вами абсолютно черная кошка.
Мы повесили картину в пабе на видном месте. Вообще-то у нас на стенах висит много всякой чепухи, как принято в английских пабах: ретро-реклама пива, литографии старого Лондона, огромный постер с красным двухэтажным автобусом, черно-белые фотографии Битлз в большом количестве, пробковый круг для игры в «дартс». Илана называет все это наглядной агитацией. Не хватает лишь игральных автоматов, поставленных в Израиле вне закона. Клиенты живо интересуются всей этой мишурой, но редко кто спрашивает про Марту.
Что я мог предложить Олегу взамен? Только то, что он всегда будет у нас желанным гостем и сможет заказывать все, что хочет, за счет заведения.
На нашей вывеске название на трех языках: на английском — «Стабс», на иврите — «Гдамим», а на русском — «Пеньки». У публики на слуху лишь английское «Стабс», а на остальные два никто не обращает внимания. Началось же все именно с «Пеньков», точнее с «Пней». Помните, что такое «Пни», а? Не звучит, забыли? А ведь когда-то давно — это было святое. Ладно, напомню, ПНИ — это «Пивная Напротив Института». Не важно какого, не важно в каком городе, не важно, что не совсем напротив, а нужно топать еще минут десять — важно то, что возле каждого института были свои «Пни». Помните, с каким чувством говорилось «Ну что, мужики, посидим на „Пеньках“?» Или: «Парни, а не слинять ли нам в „Пеньки“ на третьей паре?» Наша с Иланой Alma Mater находилась на пересечении улиц Карла Маркса и Александра Лукьянова, а «Пеньки» располагались где-то ближе к Садовому кольцу, одна остановка на троллейбусе. Каких только историй и анекдотов не слыхала эта пивная-автомат; какие споры о смысле жизни и о судьбах человечества там звучали, а какие пари там заключались! Там клялись в вечной дружбе и одалживали деньги. Там не возвращали деньги и снова клялись страшной клятвой: «Я с тобой не пиво пить, я с тобой рядом срать не сяду!»
Впрочем, ореол «Пеньков» разом потускнел, когда на Калининском проспекте открылся бар с чешским пивом. Вот тогда-то я и узнал вкус настоящего «Пильзена». Было очень обидно и за державу, в которой такое дрянное разбавленное пиво, и за то, что есть лишь одно доступное нам приличное заведение на всю Москву. Ну не мог же я, в самом деле, пригласить Илану, тогда еще Лену, в «Пеньки», а в бар на Калининском — пожалуйста. Мы заканчивали институт, где изучали процессы и аппараты каких-то там производств, и нам казалось, что это так просто — сварить хорошее пиво, было бы желание, качественное сырье и нормальное оборудование. А еще была мечта пошататься по Праге и попить вволю настоящего местного пива. И владеть маленькой пивоварней, этаким «свечным заводиком». По воле судьбы нам не досталось пивоварни — только небольшой, и, я надеюсь, уютный паб. Мне сразу захотелось назвать его «Пеньки». Но я сомневался в звучании английского перевода: ведь «стабс» — это еще и бычки, в смысле, окурки. Мои сомнения окончательно рассеялись, когда я как-то заполночь набрался смелости и спросил об этом одного из известных тель-авивских барменов. Он с трудом сфокусировал на мне глаза и сказал: «Мужик, это круто.» После этого судьба названия была решена.
Но вернемся все-таки к Марте. В восемьдесят седьмом, когда Гале было восемь лет, мы сняли дачу в Кратово. Она досталась нам «по наследству» от подавшихся в Америку знакомых, из года в год выезжавших в Кратово на весь летний сезон. Дача — просто мечта: окруженный забором кусок соснового леса, две комнаты и терраса. Всего час на электричке от Казанского вокзала. Мы удрали из Москвы, как только закончился галкин первый класс. Обычно мы проводили время в саду под соснами или шли купаться на пруд. Дачный поселок был очень тихий, интеллигентный, и мы осторожно радовались неожиданно свалившемуся на нас счастью. Время от времени нас навещала соседская кошка Багира. Надо ли говорить, что она была черная как пантера — ни одного белого волоска. Народ у нас начитанный, книжный, можно сказать, народ, поэтому почти каждая черная кошка прозывалась Багирой. Она приходила к нам пообщаться, ничего не просила, просто садилась рядом, принимала с царским достоинством наши ласки и комплименты, а когда выходило время визита, так же величественно удалялась.
В один прекрасный день Гала заметила, что Багира «поправилась». После чего более опытная Лена долго объясняла Гале секреты деторождения. Через пару недель у Багиры появились котята. Приходили соседи и спрашивали, не хотим ли мы взять котенка, но сугубо демократически — двумя голосами против одного — предложение было отклонено. А еще через несколько дней мы стали невольными свидетелями грубой и громкой перебранки за соседским забором. Конечно, наши интеллигентные соседи не могли сами утопить котят, но они были готовы за это дать на бутылку. Мнения разошлись лишь по поводу содержимого бутылки. Но не только мы понимали смысл происходящих торгов. Поняла его и Багира. Она появилась у нас с котенком, которого бережно держала в зубах за шкирку. Она осторожно опустила его на землю и по очереди заглянула каждому из нас в глаза. Соседям мы могли со спокойной совестью отказать, Багире — нет.
Она побежала за остальными, но опоздала.
Естественно, возник вопрос, как назвать котенка. По поводу кошачьих имен можно написать не одну диссертацию, а о некоторых хозяевах, по-моему, можно многое узнать только лишь из имени их кошки. Гала сразу сказала: «Марта». На что мы возразили, что мартовскими бывают коты, а не кошки. Тогда Гала с непосредственностью восьмилетнего ребенка заявила: «Ну и что, что коты? А у нас будет мартовская кошка!» Багира еще с месяц приходила кормить Марту, но постепенно домашний творог и коровье молоко стали нравиться Марте больше материнского. А в конце августа мы уехали обратно в Москву.
