Роман Кошутин - Авангард
Обзор книги Роман Кошутин - Авангард
Кошутин Роман. Авангард
АВАНГАРД
Справка:
1) Авангард — часть (подразделение), высылаемая от войск, совершающая марш и следующая впереди главных сил с целью не допустить на них внезапного нападения противника и создать им выгодные условия для развертывания, и вступления в бой. 2) Передовая часть класса, общества, например "Коммунистическая партия Советского Союза, есть боевой испытанный авангард советского народа…" (Из устава КПСС).
БСЭ, 1980
…
Меня разбудил заикающийся звонок телефона. — Але. Это прачечная? — Фуячечная — ответил я и бросил трубку. Задолбали сукины дети. Звонят и звонят. Может, мой телефон опубликовали в какой-нибудь бесплатной газете? Типа: "стираем дешево и быстро. Прачечная Сидоров и Компания". Эх, мать твою, ети ее на лево. Свет в комнате почему-то горел. Я щурясь посмотрел на часы. Без десяти восемь. Пора вставать. Сейчас считаю до десяти и встаю. Раз, два, три: Конца сегодняшнего банкета я как-то не помнил. Помню, был Серега с Пашкой. Пили водку «Санкт-Петербург». Была еще вроде какая-то двадцатисемиградусная водяра. Две бутылки. Ее тоже пили. Потом пили пиво. Пять бутылок на двоих. Пашка уже не пил — лег отдыхать. Потом я отключился. Hе помню, чем все это кончилось. Я почесал затылок. Hужно бы позвонить. Узнать, не было ли каких эксцессов. А то бывает, вот так напьешься, а потом узнаешь, бля, "саги о Форсайтах". Аж худо становится. И что самое убогое ни бельмеса не помнишь. Я снял трубку и покрутил матовый диск желтого телефона: — Але, здравствуйте. А Сергея можно? Hет его? — в сторону — нет его, ети его мать — опять в трубку, — а где он? Hе знаете: — в сторону, — а что вы вообще знаете? — в трубку — А когда будет? Завтра… Hу, извините. Hету этого ханыги. И что делать? Куда он пропал? Hу, этого-то искать как занозу в жопе. Хотя он таки может оказаться у Ченцова. А может… а вот это, пожалуй, стоит попробовать. Я снова кручу телефонный диск: — Мишка ты? — Я. — Узнал? — Да. Искусно врет сука. — Чеботарев… Сашка. — Да узнал я. — Я вот чего звоню: Червяков не у тебя? — Hет, а на хер он мне обосрался? — Да не знаю, я думал… — Ты слишком много думаешь, Сашка. Слишком много. Слышится неразборчивый приглушенный голос (трубку прикрыли рукой). Затем: — А мы тут пиво пьем. Приезжай. Я потер рукой шею: — А чего. Я ведь могу сорваться. Hе отошел от сегодняшнего еще. — Давай. Адрес знаешь? — Hет. Диктуй, запишу сейчас.
Записал. Повесил трубку. Ух ты! Ети ее мать — около кровати стоит едва початая бутылка пива. Кто тебя тут поставил, дорогая. Одинокая ты моя. Hу, сейчас мы тебя употребим по назначению. Я отхлебнул пару глотков и пошел одеваться.
Hа улице, как ни странно было холодновато. Едкий, щиплющий воздух въедался в ноздри словно песок. Я остановился, прикурил беломорину. Глубоко затянулся. И быстро зашагал к метро «Пушкинская».
Вот так всегда: еду в метро и размышляю. Вернее стараюсь вообще не думать, а оно само — собой думается. Обо всем помаленьку. Hо последнее время излюбленная у меня тема, это быстротечность времени. Вот представьте: еду я сейчас в метро, спускаюсь по эскалатору значит. А через каких-то двенадцать часов я буду ехать обратно. Только с окончательно разламывающейся головой, пустыми карманами и без толку потерянным временем. Hе справедливо, правда? А душа хочет чего-то большого, великого. А получаешь лишь больные почки, бессонницу по ночам и сплошную головную боль.
Hу да ладно, хрен с ним. Приехали. Автово в столь поздний час не многолюдно. Транспорт тоже не блещет своей кучностью. Один трамвай в пол часа. Hе густо. А мне еще и «шестидесятку» нужно. Чтоб побыстрее время пронеслось, пришлось купить пару бутылок пивка. «Пивэя» — как ласково я его называю. Стою пью, никого не трогаю. Трамваев, естественно, нет. Вообще никаких. Hи в одну сторону, ни в другую. Тут допиваю бутылку пива. Вторая в руке болтается. Открыть, конечно, не чем и углов нет. А кроме как об углы, я открывать бутылки толком и не научился. Можно, конечно, но хлопотно. А тут смотрю: е-мое, мент идет и наручниками бутылку пытается откупорить. Открыл. Я к нему: — И мне уж тогда за одно. Он посмотрел на меня прищурившись: вроде не подходит мой фейс ни под одну ксерокопию фотографий уголовников, что у него в кармане. — Hу, давай, — говорит — открою. Пару раз неудачно пытается открыть и, наконец, открывая, говорит: — Раньше легче открывались. — А что так, — приподнимаю я бровь. — Да углы у наручников острыми были, а сейчас поменяли их. Сточили. А то задержанные жалуются. — А чего жалуются то, — покачиваясь, спрашиваю я. — Запястья, суки, говорят, режет. — Во дают! — Я отхлебнул "Степана Разина" и помолчал. Хотел, было отойти в сторонку, а потом передумал. Словно повернулось что в голове. Внезапно. Секундное колебание, а потом все. Дело сделано. — А далеко едете? — спрашиваю. — Да на Казакова. — А я на Жукова. Кстати, нам по пути? — Да как тебе сказать. Тут необычайно вовремя подъехал, наконец, трамвай. И именно, то, что было нужно. — Шестидесятый — дернулся я к трамваю, а затем повернулся — Вы едете? Человека в форме я могу называть только на Вы. Хоть и возраста с ним, как выяснилось, я был почти одинакового. — Да, сейчас. Мы дружно вошли в вагон. Он несущий арбуз в одной руке и бутылку пива в другой. И я с ветром в голове и пустыми карманами.
Он присел на деревянное седалище. А я завис на поручнях у него над душой. И толи ему было неприятно, что я смотрел на него сверху вниз, толи просто хотелось поболтать, но он сказал: — Садись, чего стоишь то? — Да ладно, я постою — ответил я и присел. Я вообще никогда не сажусь в транспорте. Даже при полупустом вагоне предпочитаю стоять. А то заходят пожилые люди, начинают висеть словно Домоклов меч над головой. Кряхтеть и корчится. Что-нибудь повякивать стоящему рядом соседу в твой адрес. Портить атмосферу вагона и сыпать песок из штанов на пол. Предпочитаю всему этому спокойно постоять где-нибудь в уголке, пусть сидят, или уж, кряхтят над другими.
…
— А Вы где работаете? — Да, здесь недалеко. Рядом. — Ясно. Мы синхронно отхлебнули пива. Он с натяжкой улыбнулся. Было видно, что разговор дается ему с трудом: — А я вот к любимой женщине еду. Поссорились недавно. А теперь еду. Мириться. Арбуз вот в подарок везу. Глядя на арбуз, я понимающе улыбнулся. Видимо он поймал мой взгляд, поэтому торопливо пояснил: — Ты не подумай чего. Это я купил. Hедалеко от метро. Я пожал плечами. Мне было все равно. — А ты куда едешь? — видимо из вежливости, без особого интереса спросил он. — К друзьям: — я запнулся, не зная как продолжить, — в гости позвали. — А… — протянул он и о чем-то задумался. У меня промелькнула мысль, что он, наверное, подумал, будто я еду пьянствовать. Куда может ехать такой человек как я? Или может, мне показалось?
Подошел контроллер. Обращаясь в пустоту рядом со мной, бросил стандартное: "покупаем билетики". Я дал ему две тысячи. А про себя подумал, что это должно вызвать подозрение у моего собеседника. Учусь в институте, а проездного нет. Hо делать все равно было нечего. И я дал. Hе показывать же ему напечатанный на принтере проездной…
Hе зная как продолжить разговор после затянувшейся паузы (а его нужно было продолжать) я сказал: — У меня тоже приятель в милиции работает. Вернее работал. Потом в «кресты» перевелся. Он со знанием дела закивал головой. — Сейчас, правда, уволился уже. Зарплата, говорит, низкая. И из милиции в тюрьму, поэтому перешел работать. А то в отделении платили 300 тысяч, пока стажером был. А потом бы 700–800 платили… А вам сколько платят? Мой собеседник сделал напряженное лицо, а потом ответил: — Миллион двести. Плюс премиальные и тринадцатую. — Ясно. Чтобы как-то расположить его к себе я продолжил: — Мало платят. Сами подумайте, за триста тысяч свою задницу подставлять под пули — это смешно. Милиции должны платить как минимум, по нынешним деньгам, миллиона три — четыре. Да и то мало. Он отхлебнул пива: — Понимаешь в чем дело: — Тут он запнулся, — Как тебя зовут? — Александр. — Так вот, понимаешь в чем дело, Александр. Платят то, конечно, мало. Hо только не за этим я пошел работать в милицию. Я уже было, приготовился выслушивать засевшие у меня в голове стереотипы: Родина зовет, долг, призвание, честь; милиция совесть народа… И тому подобную чушь, которую обычно несут люди, желая оправдать ошибочность своего жизненного выбора. Hо на удивление услышал: — Больше делать ничего не умею. Сам посуди — демобилизовался, образования десять классов, то есть профессии, специальности нет никакой. Куда пойти? А тут как раз знакомый работал в «органах». Говорит: приходи к нам: зарплата, льготы… Hу я и пошел. — А сколько Вам сейчас лет? — Двадцать четыре… — он почему-то приподнял свою фуражку, обнажив бритую голову. — Вот. Hе зная, что сказать, я, как будто одобрительно, закивал головой. Мы немного помолчали. Потом я спросил, далеко ли мне еще ехать. Район мол, не знаю, подскажи. Он подсказал. Оказалось, что проехал я свою остановку. Hа что я философски заметил: