Андрей Данилов - Обретение девственности
Обзор книги Андрей Данилов - Обретение девственности
Андрей Данилов
Обретение девственности
Расстрелять
Всякий курсант служил в армии. Хоть неделю. Если повезет. Или два месяца, если не повезло. Нам повезло в квадрате. Мы отбывали военную стажировку в Лиепае, на базе подводных лодок. Дизельных, 613 проекта. И — по полной программе. Житье в казарме с личным составом, т. е. со скотами (это офицеры так называли матросов), подъем в 06.30 и прочими военно–морскими забавами. Но, быстро адаптировавшись, мы с Кабаном сначала переехали в кубрик мичманов, где научились спать вверх ногами, в табачном дыму, под лязг костяшек домино; а затем перебрались в кубрик офицеров. Правда, в нашем было опасно. Приходил дикий капитан 2 ранга, командир нашей лодки, и выносил нам мозги виртуозным матом. Иногда строил нас, обоих на пирсе, и снова сносил башню. Поэтому, все время мы проводили у товарищей, в кубрике напротив. Там было уютно, тихо и спокойно. Ни кто не орал на рассвете:
— Встать, смирно, я вас, б…й, сгною. Будешь жить в торпедном аппарате, пока не сдашь мне его устройство.
Ну и так далее, с разными вариациями на тему устройства ПЛ.
А в кубрике с нашими товарищами жил лейтенант, выпускник училища им. Фрунзе, командир группы движения, а по ихнему — «движок». Я говорю жил — потому что другие офицеры редко появлялись. А если и появлялись — то не надолго. А этот сидит, какие–то графики рисует, схемы или дежурит. То по казарме, то по КПП, где его все на хер посылают.
Познакомились. Одногодок оказался. Только что после училища — вот его и гноили. То есть он в службу вникал, как говорил замполит нашей базы. Замполит тот еще перец был, но — это отдельная история. А у «движка» за забором — молодая жена, из Ленинграда. Ждет его на съемной квартире. А он то в наряде, то пишет, то рисует. Достали его, одним словом. Мы помогать ему стали, рисовали за него. Домой отпускали. Но, все равно, парень на пределе был.
А тут — Ашурбек Джанибекович Термангалиев, матрос из его экипажа. То ли узбек, то ли таджик. Он плохо по–русски говорил, одно только четко сказал, когда его на службу, в Лиепаю, привезли:
— Я вашу службу в рот ебал.
И точно, интим был полный. Его воспитывали, воспитывали. А потом бросили. Ну, в братской семье советских народов, не без урода. Да и хрен с ним. А Джанибекович на третьем году совсем оборзел. С койки не вставал, офицеров, как положено не приветствовал, в столовую ходил сам, без строя. Плац пересекал, как хотел, а не строго по периметру. Данью молодых обложил. Даже на нас пытался наехать. Кабан его молча в грудь толкнул, а я на свой левый рукав, на шесть нашивок показал. Мол, ты думаешь, к кому лезешь? Отстал.
В тот замечательный, выходной день «движок» нес очередное дежурство — по казарме. Заходит в кубрик офицеров, к нам. Трясется весь. Усидеть не может. И только одно:
— Гад, гад, гад — это он про Ашурбека.
Тот его на хер послал. И, еще, под ноги плюнул.
— Что мне с этой скотиной делать? — это он как бы нас спрашивает.
— А ты его расстреляй — задумчиво отвечаю ему я, переставляя ферзя. Очень мы любили на стажировке в шахматы играть.
— Как расстрелять? — удивился движок.
— Из пистолета — отвечаю — или что у тебя там в кобуре? Огурец?
Движок задумался, стрельнул у нас сигаретку и вышел. Минут через десять слышим — возня в коридоре. Выглядываем. По середине коридора решительно идет наш «движок» с обнаженным «Макаровым» в руке, за ним изумленный Ашурбек. В жопу и бока его тычут штык–ножами дежурные по экипажам. Человек шесть. Седьмой несет лопату. Вывел «движок» Ашурбека за матросскую столовую и приказал ему рыть яму. Тот в отказку. Дежурные его штыками потыкали, и Ашурбек стал копать. Копает, смотрит на «движка», и посмеивается. Мол, ни хрена ты мне не сделаешь. Выкопал. «Движок» его на край ямы поставил, пистолет на него навел и говорит:
— Именем Союза Советских Социалистических Республик, властью, данной мне инструкцией дежурного по казарме, приговариваю Ашурбека Джанибековича Термангалиева за злостное разгильдяйство к расстрелу. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Приговор привести в исполнение немедленно.
И щелк пистолетом вхолостую. Ашурбек, пока «движок» приговор ему зачитывал, сильно в лице изменился. Видно думал — а вдруг, и правда прихлопнут? Не знал он, что та лопата, которой он могилу себе копал, была в руках у самого здорового старшины 2 статьи. И стоял он с лопатой сзади Ашурбека. Одновременно, с сухим щелчком пистолета, он нанес удар лопатой по его голове. Не сильно так, только чтобы оглушить. Ашурбек рухнул в яму, при этом сильно нагадил в штаны. «Движок» приказал старшинам слегка присыпать его песочком, оставив лицо открытым. Здоровому, с лопатой, велел дежурить у тела Ашурбека и позвать его, как очнется. С чувством хорошо исполненного воинского долга, насвистывая и засунув руки в карманы форменных брюк, «движок» вернулся в казарму. Настроение до конца дежурства у него было отличное.
А с Ашурбеком произошли страшные перемены. Более исполнительного, прилежного и дисциплинированного матроса было не сыскать во всем ВМФ. Таковым он и оставался до самого дембеля.
01.07.2009
«Чайка»
Обычно на ходу, до обеда, судовой трансляцией не пользуются. Не гласное правило. Дают ночной вахте отдохнуть. А тут, в 10.20, раздался голос нашего бесноватого капитана:
— Давай, еще ползи — и дальше — еще, прямо, метров 5.
Что за хрень твою медь. Разбудили. Что еще наш «папа» затеял? И снова, во всю электрическую мощь трансляции:
— Агафонов, замри, она над тобой.
И, после паузы:
— Подожди, не шевелись, она к тебе идет.
Вылезаю из койки и смотрю в иллюминатор. На палубе, в районе третьего трюма, распластавшись, как лягушка, лежит матрос Агафонов. По крышке трюма важно ходит чайка. Начинаю медленно соображать. Это они с капитаном охоту на чайку затеяли. Решили взять ее голыми руками. «Папа» в охотничьем запале, не видит, что тумблер трансляции на «циркуляр» перевел. Весь пароход его вопли слышит.
— Все, она над тобой. Хватай ее.
Агафонов, стремительный как фаус патрон, вскакивает на ноги. Охреневшая чайка, включает систему вертикального взлета. Видны смешно болтающиеся лапки. За них то бравый матрос и хватает чайку.
— А–а–а — торжествующе орет капитан — попалась, тварь.
Чайка беспомощно бьет крыльями и срет, срет прямо на бороду матроса Агафонова.
Все. Занавес. Падаю обратно в койку. Досыпать.
02.07.2009
«Шлюпочная тревога»
Капитан Плосконосов любил тревоги. До того любил, что экипаж у него не задерживался. Списывался при любой возможности. Из постоянных на судне — только старший механик. Кореш его и собутыльник.
Идем в горле Белого моря. Завтра будем в Архангельске. Все устали, задерганные. И тут, после обеда. Тррррр. Звонок громкого боя. Здрасте вам.
— Учебная шлюпочная тревога. Шлюпку правого борта приготовить к спуску. Экипажу приготовиться покинуть судно! — от бодрого голоса нашего капитана никуда не спрятаться.
Тихо матерясь, экипаж выползает из теплых коек. Все в жилетах. Вываливаем тали. Шлюпка повисает над водой. Команда шлюпки во главе со мной занимает места.
— Трави тали — с мостика орет довольный капитан.
Хмурый боцман отпускает тормоз, и мы лихо едем вниз. Кормовую таль заедает. Шлюпка, кормой вверх повисает над морем. Команда шлюпки, как крупный горох оранжевого цвета, летит в воду.
Зашибись.
Белое море — это не Черное. В воде холодно.
— Человек за бортом — слышим мы приглушенные вопли по трансляции с нашего разворачивающегося теплохода.
И соответствующие сигналы колоколом громкого боя. Все, как положено. По нашим морским наставлениям. Судно становится к нам левым бортом. С него пытаются спустить вторую шлюпку. Что бы нас поднять из воды. Но что–то не получается. Ветер доносит до нас обрывки Плосконосовских команд:
— Боцман…. Мать твою… Быстро…
Я собрал всех вокруг себя. Держимся друг за друга, что бы не разнесло. На лицах людей — бессильная злоба. Страха ни у кого нет. Ну и отлично.
Наконец, вторая шлюпка медленно поехала вниз. Через пять минут подошла к нам. Старпом рулит стоя, на лице — паника.
— Как у вас дела? — кричит издали.
Как вы думаете, что мы ему ответили?
03.06.2009
«Убийца»
Шеф–повар Гаубис был уникальной личностью. Из нормальных продуктов он умудрялся приготовить удивительное дерьмо. Причем, в меню, вывешенном на доске объявлений, значились и котлетки, и биточки, и зразы, и ежики. Но, изо дня в день он готовил одно и то же. Жуткую, вонючую, булькающую массу из мясного фарша и риса.
Надо отметить, что из всех радостей жизни на судне остается только одна — вкусно пожрать. Если повар готовит плохо — это моментально сказывается на моральном состоянии экипажа. Тут и до греха не далеко.
