Джонатан Франзен - Двое - уже компания
Джонатан Франзен - Двое - уже компания краткое содержание
Джонатан Франзен
Двое — уже компания
Two’s Company by Jonathan Earl Franzen
Опубликован в журнале The New Yorker, May 23, 2005 Issue
И потом идеальная пара, Пэм и Пол, что зацепилась в колледже и вместе писала оперетты и вместе организовала кабаре, удивила своих однокашников, женившись в Рино за полгода до выпуска, и, наконец, в суммарном возрасте в сорок три года, обосновалась в Калифорнии как дуэт комедийных сценаристов. Им все еще было всего по двадцать семь, когда NBC купило их пилот сериала о подростках из пригорода со смешными прошлогодними прическами и смешными прошлогодними подростковыми проблемами. Каждый вечер среды следующие пять сезонов десятки миллионов американцев с улыбкой смотрели, как в финальных титрах сериала мигала картинка сердечка («памела бургер ♥ пол мэтер») под короткий нежный перезвон. В совместных появлениях на ярмарках вакансий в альма матер — Пэм напоминала веснушчатую грушу Уильямс, Пол — лук-шалот с напомаженными корешками — оба заражали воодушевлением юных амбициозных сценаристов. «Трудитесь, не идите на компромиссы, никогда не соглашайтесь на легкие сделки», — говорила Пэм. «Если не справитесь, — говорил Пол, — хотя бы убедитесь, что это сделка на восемь цифр». Счастливая парочка, три Эмми которой словно подтверждали творческую правомерность их отношений, ушла из сериала в 1998, продала бунгало в Санта-Монике и купила участок в тридцать акров в горах, потому что, как они подшучивали в совместных интервью для газет родных городов в Северной Каролине и Массачусетсе, у Пола начались психологические проблемы с запоминанием, длинный или короткий звук «О» в имени «Майкл Овиц»[1], и потому он больше не мог появляться на публике.
В своем горном укрытии, куда несколько приятных недель журналы присылали репортеров писать о них статьи и транскрибировать уанлайнеры Пола, они пытались писать оригинальную романтическую комедию. («Мы хотим подталкивать друг друга в творческом плане», — говорила Пэм журналу «Good Housekeeping». «Пэм, например, — говорил Пол, — творчески подталкивает меня с лестницы»). Однако, несмотря на несколько месяцев подталкивания, они так и не продвинулись со сценарием, пока одним утром понедельника не прибыл грузовик FedEx с последним очерком о них в L.A. Weekly. Пэм увидела заголовок статьи — «Двое — уже компания» — и ее как громом поразило. «Двое — уже компания»: идеальное название! «Что мы знаем лучше всего? Романтику брака, — объявила она. — Миру не нужен очередной гэг про девочку со спермой в волосах. Миру не нужна очередная драма об адюльтере. Что действительно оригинально — в этот культурный момент — просто восхвалить моногамию. Создать пару, которая вместе такая прикольная, так подходит друг к другу, что за их брак болеешь с самого первого кадра».
Пол, огорченно хмурившийся над фотографией, приложенной к очерку, сказал, что согласен — в основном. Единственная проблемка — чересчур идеальная пара может показаться скорее умилительной, чем ха-ха прикольной. Даже, вероятней всего, попросту раздражающей. Ему также было интересно, что делать с фактом, что самая смешная женатая пара в кино, которая приходит ему с ходу в голову — Ник и Нора Чарльз, безнадежные пьяницы. «Просто, ну знаешь, интересно», — сказал он.
Пэм сказала, что не понимает, с чего Пол так разнылся. Чтобы опровергнуть его слова, она ушла в свою студию, которая была подземельем с кучей-малой шелковых ковриков и кресел-подушек, чтобы написать несколько эпизодов из брака, которой одновременно и идеальный, и смешной. В кабинете Пола же были только картотека с четырьмя ящиками и складной стул. Он вышел к бассейну и покорно раскрыл блокнот с одним из трех пилотов, которые они с Пэм были обязаны развить по контракту. В этом, под названием «Играем в дом», два прекрасных выпускника средней школы женятся после того, как их родители, которые были знакомы, гибнут в вертолетной аварии, и теперь новобрачные учатся, как вести себя как взрослые с большими особняками и миллионами долларов и как быть гендиректорами семейных бизнесов, хотя им всего восемнадцать и они поступают в колледж. Полу, для которого первые драфты всегда были сущей мукой, раньше нехарактерно не терпелось приступить к написанию эпизода, где два подростка лежат в кровати во взрослых пижамах и жалуются на свой увядающий секс-драйв; но теперь он не видел в этом ничего смешного. Вместо этого его больше тянуло пойти и запереться в ванной домика для гостей с портретом двадцатилетней актрисы Трейси Гилл, которую он надеялся получить на главную женскую роль в пилоте, и когда он выбрался из домика для гостей, примерно через час, в невероятно мрачном настроении, отправился прямиком к своему желтому винтажному родстеру БМВ и завел на полную катушку сумасбродно загрязняющий движок и повел его в город.
Детство Пола само было готовым материалом для комедии. Его отца посвятили в сан пресвитерианского священника, но он ушел из церкви работать в HR компании «Raytheon»[2] и посвятил свой досуг игре на тотализаторе и выпивке в одиночестве, тогда как мать Пола обрела Иисуса, переехала в Колорадо и завела вторую семью с полковником ВВС, которого Пол в юношестве мечтал зарубить топором. В школе-интернате он стал носить все черное и курить «Собрание», а также помог сформировать литературную комедийную труппу, которая разыгрывала сценки вроде царской инсценировки казни Достоевского в стиле слэпстик. Любимой ролью Пола был позитивный Свидетель Иеговы, который без конца стучался в кухонную дверь Сильвии Платт, пока она пыталась покончить с собой; еще ему нравилось играть альтер эго Сартра, Рокантена, и пялиться на древесный корень, пока не затошнит от омерзительного грязного бытия.
Когда Пэм, на вторую неделю учебы в колледже, открыла Пола, он был мрачным тощим одиночкой, с таким же презрением относившийся к девушкам, как и к алкоголю и спорту. На его подносе в тот вечер, когда она поставила рядом свой, было три тарелки с кубиками желе, тарелка с ванильным пудингом, два стакана Пепси и кошмарная котлета из индейки. Первой репликой Пэм было «Ты уверен, что тебе хочется эту котлету?» К Дню благодарения она уже далеко продвинулась в его окультуривании. Свозила домой в Дарем и познакомила с пухлыми и веселыми родителями. Ее отец был соавтором стандартного вводного учебникам по макроэкономике для колледжей, и каждый раз, как его семье был нужен еще миллион долларов — он публиковал новое издание. («Мой личный монетный двор», — хихикал он, показывая Полу свой домашний кабинет).
Отец преподал ему уроки по дегустации вина, мать научила семейному девизу на латыни — «Иногда мы все оглянемся на это и рассмеемся» — и каждый вечер, в спальне Пэм, куда родители с подмигиванием запретили Полу заходить после 22.00 («Придется чертовски много заплатить, молодой человек, если вы хоть пальцем коснетесь нашей дочери!»), Пэм откупоривала чувственные энергии, которые уже давно кипели в стальной печи новоанглийской психики Пола. До Пола сама Пэм обнажалась только перед французским студентом по обмену, чьи сильный акцент и целеустремленный поиск секса позже легли в основу забавного персонажа Пьера в ее и Пола хитовом телесериале, но она была любимым ребенком, и потому ни удивилась, ни испугалась, когда странный, напряженный янки, которого она себе выбрала, одержимо и целиком посвятил себя ей; она приняла это как должное.
Что, наверное, как казалось Полу, когда он мчался в родстере по 101-му, одновременно и великолепная и уютная черта в Пэм, и корень его проблем: она никогда не сомневалась. Самые смешные реплики в их творчестве, реплики с сытным хрустом садизма, принадлежали ему, но он понимал, что именно уверенность Пэм и ее терпимость к клише принесли им все большие контракты. И теперь, не запрограммированная на сомнения, Пэм, кажется, не обращала внимания, что с момента переезда в горы набрала семь килограммов и что топала по дому с сальной дрожью в веснушчатых предплечьях; ей определенно было все равно, что они не занимались сексом с самого Дня труда; и она была многозначительно глуха к некоторым намекам касательно личного ухода и осанки, которые Пол обронил во время фотосъемки для L.A. Weekly. Естественно, теперь человеком, которого он мечтал зарубить топором, стал фоторедактор газеты, который — Пол был уверен — специально выбрал снимок, где Пэм похожа на Джеки Глисон, чтобы ее наказать за самодовольство, а Пола высмеять за слишком искреннее признание в абзаце в паре сантиметров от покрытого пятнами лица Пэм, что всем хорошим в жизни он обязан ей.
Он чувствовал себя загнанным в ловушку из-за тех извращенных деталей романа, которые Пэм даже сейчас так стремилась восхвалить в сценарии. Он и не прочь бы позвонить другой девушке, но ему казалось маловероятным, что во все Южной Калифорнии осталась одинокая привлекательная женщина, которую не тошнило бы от его и Пэм неоднократных публичных заявлений о восторге друг от друга. И потому, прибыв в маленький кабинет в Mathburger Productions, он только взял то, за чем ехал — старую, из ностальгических чувств сохраненную папку его школьных сценариев и видео с компиляцией лучших моментов карьеры Трейси Гилл, которую подготовил его ассистент и в которую, как надеялся Пол, вошло несколько сцен, о которых Гилл теперь жалеет.
