Раймон Кено - Вдали от Рюэйля
Раймон Кено - Вдали от Рюэйля краткое содержание
Раймон Кено
Вдали от Рюэйля[1]
I
Помои вывалились из металлического ведра и ухнули в мусорный бак: яичная скорлупа, огрызки, очистки, засаленные обрывки. Низвержению сопутствовал вялый, — но не такой уж и отвратительный, — гниловатый запах, подобный запаху влажного мха в лесной чаще, правда, слегка отдающий цинком из-за самой емкости, стоящей подле тележки, на которой ее каждое утро выкатывают к краю тротуара перед приездом мусорщиков. Ведро, избавленное от содержимого, повисло на мужественной руке, уже готовое к возвращению на седьмой этаж, когда появилась служанка. Она считала, что мусор выкидывать дело не мужское, но из деликатности смолчала, не желая комментировать вид призрачного персонажа в халате, почтившего своим присутствием черную лестницу.
Джентльмен предложил свою помощь, поскольку ему показалось, что служанка несла что-то тяжелое, но та отказалась. А еще он спросил, давно ли она здесь служит, нет, сегодня первый день как. Он был в курсе, ибо знал всю прислугу в доме, ее нравы и обычаи, ее отъезды и приезды. Они поднялись вместе. Дошли до последнего этажа; он, облаченный в узорчатый шелк, обитал под самой крышей, питая слабость к мастерским художников в мансардах, хотя сам художником не был.
Он предложил девушке зайти к нему на минутку. Экий вы, однако, прыткий, возмутилась она. Он пожал плечами. Да за кого она его принимает? Он прошел дальше, к другой двери, тихонько постучал и напел несколько тактов из «Травиаты»[2]. На пороге появилась молодая особа с упругими формами, которая, недолго думая, предложила партию в белот[3] на троих, спросив, так это ты новенькая. Меня зовут Тереза, добавила особа, а ее, ответила новенькая, зовут Люлю[4] Думер[5].
Тип переспросил, так как она, Люлю Думер, насчет партии в белот на троих? Она не умеет играть. Он открыл дверь своей обители, и они вошли. Электрический свет явил взору Люлю то, что за всю свою недолгую жизнь она еще не имела возможности видеть воочию, а именно артистический интерьер: мягкий ковер, твердые подушки, китайские безделушки, приглушенное освещение, средневековые алебарды, бретонские кресты, фотографии акрополей, предметы, столь же фольк-, сколь и фальш- лорные, и уйма прочих штуковин того же пошиба.
Классно здесь, сказала Люлю Думер с высоты своих четырнадцати лет.
— Обалдеть можно, да? — спросила Тереза. — Причем весь этот бардак это тебе не туфта. Только оцени, насколько шикарна каждая фигня.
— Здорово, — ответила Люлю Думер, — просто здорово.
— Такие квартирки нечасто встретишь, — сказала ей Тереза. — Не все ведь поэты.
И не всех зовут Лу-Фифи. Так знакомые упрощали имя Луи-Филиппа де Цикада[6], который тем временем в шкафчике шуровал. Он достал оттуда бутылку алкоголя и рюмки, поставил их на поднос. Положил печенье. Тереза взяла Люлю Думер под руку и увлекла в сторону закутка, где покоилась могильная бездна дивана, от которой поднимался тяжелый дух.
Они уселись, прохрустели печеньем, выпили, и Люлю Думер, распарив желудок неразбавленным марком[7], внезапно почувствовала себя ну совершенно в своей тарелке. Де Цикада расстелил зеленую скатерть и раскрыл колоду карт.
— Жалко, что она не умеет играть в белот, — произнес де Цикада.
— Ну не в батай[8] же играть, — сказала Тереза.
— Она наверняка и в бридж не умеет, — произнес де Цикада.
— Нет, мсье, — ответила Люлю Думер.
— Как и я, — сказала Тереза. — Всякий раз, когда ты начинал меня учить, я засыпала.
— Ты — лентяйка, — сказал де Цикада, тщательно перемешивая карты. — Ну так что будем делать?
— Я могу вам погадать, — предложила Люлю Думер.
— Ты умеешь? — спросила Тереза.
— Да.
— Я тоже, — призналась Тереза.
— Этот талант ты от меня скрывала, — заметил де Цикада, передавая карты Люлю Думер.
— Кому сначала? — спросила Люлю Думер.
— Ему, — ответила Тереза.
— Мне, — подтвердил де Цикада.
— Снимите три раза левой рукой, — сказала Люлю Думер.
— Снял, — сказал де Цикада.
— В последний раз было всего две карты, — заметила Тереза.
— Ничего, — ответила Люлю Думер.
— Я в таких случаях прошу снять заново, — сказала Тереза.
— У каждого свой метод, — сказал де Цикада. — Не сбивай ее.
— Это вы, — объявила Люлю Думер, вытаскивая червового короля.
Де Цикада кивнул.
— Блондинка, — продолжала Люлю Думер. — Тридцать пять лет. Профессия? Ну-ка посмотрим. Белошвейка? Нет. Ага, бубновая восьмерка: она держит парикмахерскую.
— Вы узнали все это из карт? — спросил де Цикада.
— Она тебя сразила наповал, — сказала Тереза.
— Сходится? — спросила Люлю Думер.
— Я действительно знаю одну даму этой профессии, — ответил де Цикада.
— Продолжим. Червовая десятка: вы ее любите. Червовая девятка: безумно. Пиковая девятка: она вас не любит. Крестовая семерка: неужели это ваша дама?
— Продолжай, — сказал де Цикада.
— Бубновая восьмерка: она любит другого человека. Бубновая дама: черт, ничего не понимаю! Это женщина!
— Не понимаешь?! — воскликнула Тереза. — Понять не трудно, просто ты еще слишком молода.
— Из того, что ты рассказала, ничего нового я не узнал, — произнес де Цикада.
Люлю Думер смешала карты.
— Не обижайся, — сказал ей де Цикада.
— Можно разложить заново, — сказала Тереза.
— Теперь ваш черед, — предложила ей Люлю Думер.
— Спасибо, — сказал де Цикада. — С меня довольно.
— Тогда мне, — сказала Люлю Думер.
Тереза попросила ее сдвинуть карты левой рукой всего один раз. Она читала карты по-другому. Де Цикада молча и мрачно курил, а Тереза вещала об утраченных предметах, доброжелательных дальних родственниках, выгодных путешествиях и болезнях, на которые не стоит обращать внимание. В общем, все оказалось не так уж и мрачно.
— Не так уж и весело, — промолвил де Цикада. — Да и как предсказание жизни может быть веселее самой жизни? На два дня раньше или на три месяца позже, одна и та же тягомотина. Когда играешь, ненадолго забываешь об этом, но если игра лишь напоминает о прошлых неудачах, ну ее к чертям собачьим!
— Просто в ваших картах оказались пики, — сказала Люлю Думер.
— Ну что, Лу-Фифи, тогда, может, сыграем в экарте[9]? — предложила Тереза. — Вдвоем.
— Мне уже не хочется.
— Вы меня рано прервали, — сказала Люлю Думер. — Может быть, дальше пришли бы хорошие карты.
— Может быть.
— Похоже, вы мне не верите.
— Лу-Фифи не верит, — вмешалась Тереза, — это из-за его болезни.
— А что с вами? — спросила Люлю Думер.
— Онталгия[10], — ответила Тереза.
— Он — что?
— Онталгия.
— А что это такое?
— Экзистенциальная болезнь, — ответила Тереза, — похоже на астму, но только более изысканная.
— Вы здорово подкованы по этой части, — сказала Люлю Думер.
— Это он мне все объяснил.
Де Цикада набивает трубку и закуривает. Его движения основательны и размеренны. Люлю Думер наблюдает за ним, а Тереза начинает раскладывать пасьянс.
— Ты откуда? — спрашивает она у Люлю.
— Из Танкарвиля[11], под Гавром.
— А-я-ис-Пари-и-и-жа, — растягивает Тереза.
Де Цикада степенно вынимает изо рта свою трубку. Он произносит:
— Из Парижа, что близ Понтуаза[12].
Выдав это, он важно вминает свой мундштук обратно в рот.
— Я ездила в Гавр один раз, — говорит Тереза, — посмотреть на море и на корабли. Забавно.
Де Цикада выдавливает изо рта свой наргиле:
— Вот именно что забавно.
Де Цикада обратно вдавливает свой чубук.
— А вот я, — говорит Люлю Думер, — представьте себе, я тоже была там всего один раз, чтобы сесть на поезд до Парижа. Я даже моря не увидела.
— А вот я, — говорит Тереза, — я знаю в Рюэйле таких людей, которые никогда не видели собор Парижской Богоматери.
Де Цикада вытаскивает свою носогрейку, отводит ее на несколько миллиметров ото рта и, выпустив дым, подтверждает:
— Точно.
Затем вновь стискивает губами свой курительный прибор.
— Здесь, в вашей дыре, не развлечешься, — говорит Люлю Думер.
— Место тихое, ничего не скажешь, — соглашается Тереза. — По воскресеньям — кино. А если захочешь потанцевать, то можешь доехать до Сюрен[13], там готовят мидий, и картошка фри вкусная. А что тебе еще надо? Я налью еще по одной?
Де Цикада утвердительно склоняет голову. Тереза снова наполняет рюмки.
— А еще есть музей, — продолжает она, — в Мальмезоне[14]. Там полно всяких штук времен Императора. Именно туда он заслал свою Жозефину, когда она начала его доставать. Все ж какой мерзавец этот Наполевон, хотя мужики все такие. Принесут в жертву бедную женщину, лишь бы добиться почета, и даже не задумаются. Поэтому я тебе и говорю, мы, женщины, никогда не должны доверять типам с амбициями; рано или поздно такой обязательно бросит.
