Эдуард Лимонов - Обыкновенные инцинденты
Эдуард Лимонов - Обыкновенные инцинденты краткое содержание
Эдуард Вениаминович Лимонов (Савенко)
Обыкновенные инциденты
Рассказы. Тексты публикуются в авторской редакции.
Великая американская мечта
— Эдвард, — ласково начал Барни, обойдя меня, сидящего в кресле. — Я вижу, ты толковый парень. Я уверен, что ты сможешь сделать в нашей фирме прекрасную карьеру. Будешь хорошо работать, мы тебя продвинем. Ты сможешь стать менеджером в конце концов. Посмотри на меня…
Я посмотрел. Барни как Барни. Лысый. Усы. Живот. Брюки. Рубашка. Яркий галстук. 35 лет.
— Еще год назад я был сейлсмэном в магазине медицинского оборудования. Сегодня — я хозяин! — Барни гордо выпятил живот.
Он продавал мне Великую Американскую Мечту. Он явно повторял слова, некогда сказанные ему всеми его боссами в моменты оформлений Барни на работу.
«Хуй-то, — подумал я. — Ваша мечта — не наша мечта. Не для того я свалил от строительства коммунизма, чтобы здесь, у хуя на рогах, в Централ-Айслип, в самом отвратительном углу Лонг-Айленда строить себе будущее мелкого менеджера, трудясь для процветания вульгарной фирмы Барни энд Борис».
Вслух же я сказал:
— Да, босс, я буду стараться. Вы мне лично симпатичны, босс. В фирме собрались очень симпатичные люди. Я заинтересован работать с симпатичными людьми.
Барни похлопал меня по плечу. Я знал, что мелкому бизнесмену всегда приятно, когда его называешь «босс». Нехитрая психология. Барни положил передо мной заранее заготовленную бумагу, и я подписал ее, не читая. Мне было все равно, что они там написали. Очевидно, выдумали для меня должность. По устной же договоренности со мной «Барни энд Борис» брали меня переводчиком к Косогору. Чтобы они могли свободно общаться с Косогором и Косогор мог объяснять, чего он хочет, докторам, медсестрам и любым другим персонажам в бизнесе покупки и продажи подержанного медицинского оборудования. Я буду стоить «Барни энд Борис» четыре доллара двадцать пять центов в час. Недорого. Но если быть объективным, я понимал, что мой английский язык, будучи значительно гибче и лучше косогоровского, однако же не стоил более 4,25 в час.
Борис, молодой толстяк с манерами фольклорного итальянца, встал, оторвавшись от бумаг, дабы пожелать мне счастливого первого дня работы для славной фирмы «Б энд Б». Я вышел из просторного кабинета в еще более просторное помещение приемной.
Между столом со старушкой-секретаршей, матерью Бориса, и светлой банкой с холодной водой на пьедестале холодильника сидел мой приятель и отныне непосредственный начальник — Леонид Косогор. Рядом с ним на линолеуме пола стояли два старых черных портфеля. Портфели Косогор привез из города Симферополя.
— Ну што, Едуард, оформился? — Южный простонародный акцент Косогор также вывез из Симферополя. — Готов к исполнению служебных обязанностей?
Леонид взял шляпу, лежащую рядом с ним на синем стуле, и встал. В стоячем виде он был высок, горбат и худ. Очки на шнурке от ботинка сына Валерки висели у Косогора на шее. На нем был видавший виды советский серый костюм, рубашка, галстук и поверх — серое полупальто с черным воротником из искусственного меха. Косогор имел вид плохо ухоженного пролетария, только что вышедшего на пенсию. По возрасту ему и полагалось на пенсию.
— Так точно, готов, товарищ почетный узник Архипелага ГУЛАГ!
— Тогда возьми один портфель, лодырь! — Косогор взялся за ручку ближайшего портфеля.
Я поднял с полу оставшийся.
— Ебаный в рот! Что у вас в нем, Леня?
— Електроника… — важно сказал Леонид. — Будь осторожен, не бросай портфель, когда будешь класть его в машину.
Если б он не сказал, что электроника, я бы подумал, что в портфеле наковальня.
— Гуд лак, бойс![1]— кивнула нам вслед старушка-секретарша.
В дверях офиса, ласково улыбаясь, застряли Барни и Борис.
— Вы не забыли адреса клиентов?! — крикнул Барни.
— Скажи ему, пусть он идет на хуй с его советами! — засмеялся Косогор. — Он уже три раза спрашивал меня, не забыл ли я адреса.
— Вы отлично все понимаете сами, Леонид, — сказал я. — Зачем вам переводчик?
— Чтобы ты, дурак, с голоду не помер. Жрать-то надо. Стихами сыт не будешь.
Мы вышли из барака «Б энд Б» и, с некоторым трудом вытаскивая ноги из весенней свежей грязи, добрались до старого «олдсмобиля» Косогора. «Олдсмобиль» был в точно таком же состоянии, что и Косогор. Только одна дверь, водительская, открывалась.
— Залазь ты первый! — скомандовал он.
Цепляясь ногами за лишние, по-моему, рычаги и провода, я влез. Косогор, расправив полупальто, не спеша уселся на водительское место и начал не спеша рыться в карманах.
— Запомни первое правило трудящегося человека, — сказал Косогор тоном школьного учителя. — Никогда, ни при каких обстоятельствах — не торопиться. Платят нам почасово, так что спешить нам некуда. На, держи карту, будешь штурманом. А я буду водителем и стрелком-радистом. Хуево, что ты не умеешь водить car[2]… Здоровый лоб, давно бы научился…
— Где? Я всегда был бедным. Это вы у нас были привилегированным членом общества — председателем рабочего контроля. Я был поэтом, у меня денег не было…
— Работать не хотел, вот и был поэтом. Ну, поехали?
— Да уже давно следовало бы поехать, — съязвил я. — Вы сами-то автомобиль водить умеете, Леонид?
— У меня всю жизнь была машина, — гордо сказал Косогор.
— И в ГУЛАГе?
— Ну в ГУЛАГе нет, конечно. — Он вдруг расхохотался. — Там на казенных машинах возили… У меня и до войны была в Симферополе машина, и потом, когда из лагеря реабилитировали, я целых два «Москвича» разбил у нас на крымских дорогах.
«Олдсмобиль», как тяжелый танк, не спеша выполз из грязи на асфальт и, минуя запаркованные авто соседних с «Барни энд Борис» столь же важных лонг-айлендовских мелких бизнесов, вылез на дорогу с двойным движением. Вокруг, по крайней мере, куда достигал глаз, нас окружали новенькие индустриальные объекты. Склады, бараки, башни, трубы, несколько легких полевых небоскребов среднего размера еще в лесах, краны и море грязи. Скучно и противно было глядеть на этот пейзаж. И особенно противен он был именно в весеннюю, конца марта, распутицу, в момент, когда развороченная земля еще не успела улежаться и обрасти вновь, хотя бы только там, где ей позволили, защитной коркой травы и камней. «Барни энд Борис» была молодой фирмой, посему ей досталось место на самом краю искусственной пустыни.
— На хуя все это человеку нужно, Леня? Все это железо и другая мерзость? — спросил я, вздохнув.
По крыше «олдсмобиля» затоптался дождь.
— Ты не философствуй, философ, а лучше выполняй функции. Смотри на карту, — сказал Косогор.
Он, следуя своему собственному правилу, не торопился. Мы ехали со скоростью чрезвычайно медленной, держась середины шоссе. Трафик не был оживленным в этой части Лонг-Айленда, однако некоторые водители клаксонили нам, проскакивая, очевидно, желая над нами посмеяться. Мне стало стыдно, что мы так медленно едем, как старики или инвалиды.
— Может, прибавим газу, Леня? — предложил я. — Лучше в Квинсе в «Мак-Дональд» зайдем, посидим?
— Ни хуя, пусть себе гудят. — Косогор даже нажал на тормоз «олдсмобиля». — Им, может быть, от выработки платят, вот они и спешат. А нам — почасово…
Вспомнив психологию кадрового рабочего, я заткнулся. Я всегда был некадровым рабочим, случайным пришельцем, текучей рабочей силой, пришедшей пережить трудное время, как сейчас, сделать немного денег и свалить. Кадровые же рабочие ни в СССР, ни в Соединенных Штатах и, наверное, нигде в мире, не торопятся. В отличие от авантюристов в беде (мой случай), им работать всю жизнь.
В похожем на скучный украинский захолустный городок Квинсе мы заблудились.
— Бля, куда ты смотрел! Штурман, называется!
Леонид, сняв шляпу, вылез из машины и пнул ногою колесо. Может быть, чтобы не пинать меня. Длинные несколько волосин над лбом, назначение которых заключалось в символическом прикрытии косогоровской лысины, упали ему на очки.
— А вы куда смотрели? Я же вам сказал, что я в блядском Квинсе никогда в жизни не бывал. Как аристократ духа, я не покидаю пределов Манхэттана. Я даже их нумерации не понимаю. Что, например, это ебаное тире между цифрами значит? Вы должны знать, вы живете рядом, в Астории?
— А вот я не знаю! — сердито сказал Косогор. — У тебя есть еще дайм? Аристократ хуев! Придется опять позвонить Барни.
— Зачем звонить, что мы, дети? Найдем! Сейчас сориентируемся и найдем.
— Мы уже сориентировались. Я уже галлон бензину сжег! Вон спроси у черного, видишь, идет. Похоже, местный. Спроси!
