Сергей Кузнецов - Гроб хрустальный. Версия 2.0
Обзор книги Сергей Кузнецов - Гроб хрустальный. Версия 2.0
Сергей Кузнецов
Гроб хрустальный: версия 2.0
Предисловие для Библиотеки Мошкова
Представляя читателям Библиотеки Мошкова трилогию "Девяностые: сказка", я хотел бы сказать несколько слов.
Году в двухтысячном мне пришла в голову идея написать детективную трилогию про девяностые. 1994, 1996 и 1998 годы – и по сказке на каждую книжку, чтобы интересней было писать. Я начал "Семь лепестков" и писал их урывками года два – что вообще не идет на пользу книжкам. "Гроб хрустальный" занял у меня весь 2002 год, а летом 2003 года я наконец написал "Серенького волчка".
В этот момент я оглянулся и увидел, что первые две книги никуда не годятся. То есть в них, может быть, что-то схвачено про место и время. Наверное, даже сюжет в меру увлекательный – но написаны они отвратительно. К сожалению, издательство "Амфора" успело их не только издать, но и разрекламировать – и у меня волосы дыбом вставали при мысли, что люди прочтут "Волчка", а потом пойдут читать про лепестки и гроб.
Делать было нечего – и первые две книжки я переписал. Я планировал назвать их "Семь лепестков: второй приход" и "Гроб хрустальный: версия 2.0" – чтобы не обманывать читателя новым названием и, вместе с тем, показать, что это совсем другие книги. Однако "второму приходу" была не судьба прийти – вместо него пришел Госнаркоконтроль, спустя два года после публикации вспомнив про "Семь лепестков". Несмотря на неоднократные заверения главы этого почтенного ведомства, что художественная литература их не интересует, они затеяли долгое судебное разбирательство с "Амфорой" и книжными магазинами. Сам я чувствовал себя дурак дураком: с одной стороны, никакой пропаганды наркотиков в "Семи лепестках" не было (я уверен, что пропаганды в художественных книжках вообще не может быть), с другой – я бы хотел, чтобы все забыли о существовании этой злосчастной первой версии. Так или иначе, мое новое издательство – "Эксмо" – решило не дразнить гусей, книжку попридержать и лепестки из названия удалить. В результате в "Эксмо" книжки выходили в порядке, обратном хронологическому: "Серенький волчок", "Гроб хрустальный: версия 2.0" и только потом – "Семь лепестков", переименованные в "Подобно тысяче громов". Злые языки тут же переделали название в "Подобно тыще микрограмм", но, так или иначе, крамольных лепестков и еще более крамольного "прихода" в названии не осталось. По просьбе издательства я внес в роман несколько мелких изменений – для Библиотеки Мошкова я отыграл их назад, оставив только переписанное предисловие с завуалированными цитатами из авторского предуведомления к "Жюстине". Я также вернул на место посвящение, по нелепой случайности выпавшее при верстке.
В заключение – несколько слов о существующих в Сети первых вариантах "Семи лепестков" и "Гроба хрустального". Я выложил их в библиотеку Мошкова в тот момент, когда "Кирилл и Мефодий" подали в суд на lib.ru. Поскольку я всегда был сторонником свободного распространения книг в Интернете, было бы странно ограничиться только заявлениями – пришлось доказывать делом свою верность идеалам. Сейчас мне бы хотелось, чтобы этих книг никто не видел – но пусть себе живут, как живут старые версии сайтов на www.archive.org. Читателям же я настоятельно советую читать "Подобно тысяче громов" и "Версию 2.0", а в ранние варианты даже не заглядывать.
Разумеется, этой публикацией я также хочу выразить поддержку Библиотеке Мошкова и всем тем людям, кто способствует свободному распространению книг в сети.
Настоящим я также разрешаю свободное некоммерческое распространение трилогии "Девяностые: сказка" в сети Интернет при условии сохранения целостности текста, включая заглавие, указание имени автора, благодарностей, даты написания и прочее.
Предисловие
"Гроб хрустальный" – второй том детективной трилогии о девяностых, как раз между "Семью лепестками" и "Сереньким волчком". Появление "исправленного и дополненного" издания первой книги ("Семь лепестков: второй приход") потребовало изменений и в этом романе. Впрочем, в отличие от "Второго прихода", "Версия 2.0" не столь радикально отличается от первоначального варианта. Предоставлю читателю, знакомому с трансмутациями "Семи лепестков" до самого конца гадать, поменял ли я на этот раз убийцу.
Описанные в романе события вымышлены, хоть я и пользовался историями, которые в разное время происходили со мной, а также с людьми знакомыми и незнакомыми. Тем не менее, сходство или совпадение имен, фамилий и фактов биографий случайно и не должно считаться указанием на того или иного реального человека. В особенности это относится к моим одноклассникам, уверявшим меня после выхода первого издания, что "в нашей школе все было совсем не так". Спасибо, я знаю. Слава богу, это не мемуары.
Я также несколько отошел от реальной хронологии и датировал летом 1996 года ряд событий, случившихся немного раньше или позже. Надеюсь, заинтересованные лица не будут в обиде за вольности в обращении с реальными фактами. Пусть все эти люди не забывают, что я их очень люблю.
Для удобства читателя я привожу всю переписку и онлайновые разговоры в нормальном виде, а не латиницей, kak ono chasto byvalo v 1996 godu.
В двадцать второй главе цитируется песня "Память котят и утят" группы "Соломенные еноты".
Я считаю своим радостным долгом поблагодарить мою жену, Екатерину Кадиеву – первого читателя и редактора. Без нее эта книга никогда не была бы написана. Также я рад выразить свою благодарность Настику Грызуновой за двойную блестящую редактуру, которая сделала этот текст намного лучше. Я также благодарен Ирине Бирюковой, Сесилии Вайсман, Мише Вербицкому, Александру Гаврилову, Денису Голосову, Линор Горалик, Кириллу Готовцеву, Кате Гофман, Владимиру (Диме) Ермилову, Елене Джагиновой, Дмитрию Коваленину, Юрию Кузнецову, Максиму Кузнецову, Гэри Марксу, Свете Мартынчик, Георгию Мхеидзе, Антону Носику, Юрию Сюганову, Борису Усову (Белокурову), Максиму Чайко, Ольге Чумичевой, Леониду Юзефовичу, Михаилу Якубову и всем тем, кто поддерживал меня в девяностые и другие годы.
1
Посвящается Саше, Диме, Сереже и всем остальным моим одноклассникам
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
Сказка о мертвой царевне
Александр Пушкин.Наш мир – везде и нигде,
но не там, где наши тела.
Декларация независимости киберпространства
Джон Перри Барлоу.На стене между третьим и четвертым этажом намалевано крупными печатными буквами: БУДУ ПАГИБАТЬ МАЛОДЫМ – и жирный восклицательный знак.
"Хоть бы писать без ошибок научились", – думала Ольга Васильевна, тяжело поднимаясь по лестнице. Лифт не работал – впрочем, первый раз за последние месяцы. Вот у Маши в доме каждую неделю поломка, а Маша ведь на три года старше, этой зимой юбилей отмечали, все восемьдесят. Кто бы мог подумать, что доживут до таких лет, когда познакомились на Московском фронте, молодые медсестры, двадцать с небольшим. Кто бы мог подумать – а вот, получилось, выжили, дожили до победы, дотянули до старости, хоть золотую свадьбу отмечай, больше полувека. Пятьдесят пять лет прошло с осени сорок первого, с молодости, с первой встречи.
Погибать молодым – что за дурацкая идея! Молодой хорошо жить, а умирать лучше старой, все видела, ничего нового не ждешь. То есть ничего хорошего. Новое – оно всегда случается. Взять хотя бы перестройку с гласностью. Кто б мог подумать еще лет пятнадцать назад! А ведь когда-то мечтала, что в старости не будет ни бедных, ни богатых, сплошной коммунизм – а получилось, что ни коммунизма, ни коммунистов, ни пенсии, зато бедных – сколько угодно, да и богатые встречаются.
Вот Илья, например. Три года назад всем жильцам коммуналки купил по двушке где-то в Митино, а сам въехал в 24-ю, прямо над Ольгой Васильевной. Что у него там творится – уму непостижимо! Люди шастают, музыка играет, дверь не заперта. Ольга Васильевна сама убедилась как-то раз: сил не было шум терпеть, поднялась, хотела позвонить, а звонка-то и нет, одни провода торчат. Постучала, но никто не услышал – не удивительно, при такой-то музыке. Ручку дернула, а дверь и открылась – прям как в сказке. Ольге Васильевне даже любопытно стало, что внутри – как все обставлено. А то, говорят, у этих новых русских золотые даже унитазы. Врут, наверное.
Действительно: ничего золотого Ольга Васильевна не увидела. Обычная прихожая, на вешалке – куртки и пальто. Обои те же, что были, когда она заходила к Марье Николаевне за солью, а пол, пожалуй, грязнее, чем раньше.
В прихожей три двери. Две закрыты, а из третьей бу?хала музыка и доносились голоса. Ольга Васильевна замешкалась, не зная, как быть, – идти дальше не хотелось. Мало ли что там у них, дело молодое, а она уж, слава богу, навидалась по телевизору, как они развлекаются. Водка, наркотики и этот самый, который теперь вместо любви. И в комнату не войдешь, и в передней стоять глупо.
