Чинуа Ачебе - Человек из народа
Обзор книги Чинуа Ачебе - Человек из народа
Чинуа Ачебе
Человек из народа
Глава первая
Никто не станет отрицать, что достопочтенный М. И. Нанга, член парламента и министр, был самым демократичным политическим деятелем в стране. Кого ни спроси в городе или в его родном селении Анате, вам скажут: вот человек из народа. Следует оговорить это с самого начала, иначе история, которую я собираюсь рассказать, не будет иметь смысла.
В тот день он должен был выступать перед учителями и учащимися средней школы в Анате, где я тогда преподавал. И как нередко случалось в то бурное время, когда политическая жизнь била ключом, жители селения стеклись со всех сторон и целиком заполнили школу. Актовый зал был набит битком. Многие сидели на полу, у самых подмостков. Заглянув в дверь, я не пожалел, что мне не удалось протиснуться внутрь – во всяком случае, пока лучше было оставаться на свежем воздухе.
Во дворе давали представление несколько танцевальных групп. Девушки из «Женской лиги» щеголяли в новых форменных платьях из дорогой ткани. Сильный и чистый, как у птицы, голос солистки, которую в знак восхищения прозвали Громкофон, перекрывал гомон толпы. Лично я не большой любитель наших групповых женских танцев с пением, по если бы вы только слышали, как поет Громкофон! Она воспевала красоту Мики, уподобляя ее совершенной красоте искусно вырезанного из дерева орла, и его популярность, которой позавидовал бы легендарный путешественник, открыватель дальних стран, повсюду на своем пути покорявший сердца. Мика был, конечно, не кто иной, как достопочтенный М. И. Нанга – член парламента и министр.
Вскоре появились представители охотничьего племени при всех регалиях. Это привлекло всеобщее внимание. Даже Громкофон умолкла, правда ненадолго. Люди эти показывались в селении лишь тогда, когда хоронили кого-нибудь, или по случаю какого-либо важного, из ряда вон выходящего события. Не припомню даже, когда я их видел в последний раз. С заряженными ружьями они обращались, как с детскими игрушками. Время от времени двое охотников сходились и со стуком скрещивали стволы в воинственном приветствии – сперва слева направо, потом справа налево. Матери хватали детей и оттаскивали их подальше. А то вдруг кто-нибудь из охотников прицеливался в пальмовую ветку и выстрелом срезал ее. Толпа аплодировала. Но стреляли лишь немногие. Большинство приберегали драгоценные патроны, чтобы салютовать министру: цена на порох, как и на другие товары, не раз удваивалась за последние четыре года – с тех пор как нынешнее правительство пришло к власти.
Я стоял в стороне и с чувством горечи наблюдал за всей этой кутерьмой. Эти глупые, невежественные люди готовы были танцевать до упаду и палить из ружей в честь одного из тех, по чьей вине страна покатилась по наклонной плоскости инфляции. Мне хотелось, чтобы свершилось чудо, чтобы громовой голос прервал нелепое празднество и поведал этим жалким людям кое-какие истины. Впрочем, это ничего бы не изменило. Они были не только невежественны, но и циничны. Скажите им, что такой-то использовал свое положение для личного обогащения, и они спросят, как спрашивал мой отец: уж не думаете ли вы, что разумный человек упустит лакомый кусок, который милостивая фортуна сама кладет ему в рот?
Я не всегда питал неприязнь к мистеру Нанге. Лет шестнадцать назад он был моим учителем, и я даже слыл его любимым учеником. Молодой красавец учитель, каким он мне запомнился, весьма импозантный в форме командира отряда бойскаутов, пользовался в школе всеобщей симпатией. В одном из классов на стене висел портрет красивого юноши в точно такой же, безупречно пригнанной форме. Не берусь утверждать, что учитель рисования, написавший портрет, хотел изобразить мистера Нангу. В чертах лица сходства не было, но мы все же считали, что на портрете изображен мистер Нанга. Оба они, и молодой человек на портрете, и наш учитель, были красивы, внушительны, одеты в одинаковую форму – и этого нам казалось достаточно.
Раму портрета по углам украшали красные цветы гладиолуса, внизу стояло изречение: «Величие мое не в том, что имею, а в том, что делаю». Это было в 1948 году.
Похоже, что вскоре Нанга занялся политикой и был избран в парламент (тогда это было легко, мы еще не знали, что парламентская скамья – доходное место). Несколько лет спустя его имя стало мелькать в газетах, и я даже гордился им. Я только что поступил в университет и был активным членом студенческой организации ПНС – правящей Партии народного самоуправления. Однако события 1960 года заставили меня полностью разочароваться в целях и задачах партии.
Нанга тогда был какой-то мелкой сошкой в ПНС. Приближались очередные выборы. Положение ПНС казалось прочным, и не приходилось сомневаться, что она удержится у власти. Силы оппозиции – Партия прогрессивного союза – были слабы и разобщены. Однако перед самыми выборами на мировом рынке резко упали цены на кофе, и совершенно неожиданно (по крайней мере так нам тогда казалось) правительство очутилось перед лицом серьезного финансового кризиса. Кофе был основой нашей экономики, а владельцы кофейных плантаций – оплотом ПНС.
Пост министра финансов занимал в то время опытный экономист, доктор наук, получивший свою степень за работы по вопросам финансовой политики. Он представил кабинету министров подробный план действий в сложившейся обстановке.
Премьер-министр решительно отверг этот план. Он не хотел идти на риск поражения на выборах, в критический момент урезав доходы владельцев кофейных плантаций – уж лучше дать распоряжение государственному банку напечатать еще на пятнадцать миллионов фунтов бумажных денег. Две трети кабинета поддержали министра финансов. Наутро все его сторонники получили отставку, а вечером того же дня премьер-министр выступил по радио с обращением к народу. Он заявил, что отстраненные от должности министры – изменники и предатели, вступившие в сговор с контрреволюционными элементами за границей, чтобы задушить молодую республику.
Я прекрасно помню эту речь. Разумеется, правды в то время никто не знал. Газеты и радио плясали под дудку премьер-министра. Помнится, мы страшно негодовали. Студенческий союз на внеочередном съезде проголосовал за доверие вождю и потребовал: под арест отщепенцев! Народ стоял горой за своего вождя. Повсюду проходили митинги и демонстрации протеста.
И вот тогда-то я впервые уловил в этой буре протестов новые, зловещие ноты, внушавшие серьезные опасения.
«Дейли кроникл», официальный орган ПНС, поместила передовую, из которой явствовало, что кучка отщепенцев – так именовались теперь все отстраненные министры – высококвалифицированные специалисты с университетским образованием. У меня сохранилась вырезка из этой передовой:
«Мы должны раз и навсегда вырвать, как гнилой зуб, из нашего государственного организма этих растленных марионеток, знакомых с экономикой только по книгам и по-обезьяньи перенимающих речь и повадки белых. Мы гордимся тем, что мы африканцы. Наши истинные вожди – те, кто говорит языком народа, а не упивается учеными степенями, полученными в кембриджах, оксфордах и гарвардах. Хватит выбрасывать деньги на университетское образование, которое только отчуждает африканца от его богатой древней культуры и ставит его над народом…»
Клич был немедленно подхвачен. Другие газеты указывали, что даже в Англии, где «кучка отщепенцев» получила так называемое образование, не обязательно быть экономистом, чтобы занимать пост министра финансов, или врачом, чтобы стать министром здравоохранения. Главное – быть верным сыном своей партии.
Я был на галерее для публики, когда парламент подавляющим большинством голосов вынес вотум доверия премьер-министру. В этот день правда вышла наружу. Но только никто не захотел ее слушать. Не могу забыть скорбного выражения лица бывшего министра финансов, когда он и его сторонники под всеобщий свист и улюлюканье вошли в зал заседаний. За несколько дней до этого разъяренная толпа забросала камнями его дом и вдребезги разнесла его автомобиль. Другого министра выволокли из машины, избили до потери сознания, связали, забили в рот кляп и бросили на дороге. В день заседания парламента он все еще находился в больнице.
Это было мое первое – и последнее – посещение парламента. PI вот тогда-то я снова увидел мистера Нангу, с которым не встречался с 1948 года.
Премьер-министр говорил три часа: его речь то и дело прорывалась бурной овацией и возгласами, его сравнивали с бесстрашным тигром и благородным львом, с солнцем и могучей океанской волной, его называли «единственным и несравненным». Он заявил, что «кучка отщепенцев поймана с поличным» и что теперь уже «полностью разоблачен их гнусный заговор, имевший целью с помощью врагов по ту сторону границы свергнуть правительство из народа, для народа и выбранное пародом».
«Повесить их!» – крикнул с задних рядов мистер Нанга. Его слова прозвучали так громко и отчетливо, что были потом включены в парламентский отчет с указанием его имени. В течение всего заседания мистер Нанга дирижировал заднескамеечниками, походившими на псов, которые заливаются лаем и напруживаются на сворах, пытаясь достать свою жертву, одного только тявканья мистера Нанги хватило бы на час. Он то с криком вскакивал с места, то откидывался на спинку скамьи и вместе со всеми заливался издевательским смехом, напоминавшим хохот голодной гиены; по лицу его ручьями струился пот.
