Раджа Алсани - Секс в восточном городе
Обзор книги Раджа Алсани - Секс в восточном городе
Раджа Алсани
Sex в восточном городе
Людям, которых я люблю больше всего, — маме, сестре Раше и моим подругам, девушкам из Эр-Рияда
От автора
Когда я писала эту книгу, мне даже в голову не приходило, что она выйдет в свет на каком-то ином языке, кроме арабского. Я не думала, что западный мир ею заинтересуется. Мне, как и многим моим соотечественникам, казалось — Запад нас либо идеализирует («Тысяча и одна ночь», шатры, бородатые шейхи, окруженные прекрасными одалисками), либо воспринимает как страну, породившую бен Ладена и других террористов; страну, где женщины с головы до ног закутаны в черное, а в каждом дворе — собственная нефтяная скважина. Я понимала, что будет очень трудно, почти невозможно, разбить устоявшееся клише. Но успеха книги в арабском мире оказалось достаточно, чтобы я заняла место в кругу интеллектуальной элиты — а это, в свою очередь, налагало определенные обязательства. Более того — происходя из семьи, которая уважает другие культуры, я сочла своим долгом приоткрыть Западу иную грань саудовской жизни. Задача оказалась не из простых.
В арабской версии романа я щедро пересыпала «классический» арабский язык выражениями из саудовского, ливанского и прочих диалектов, отражающими современное смешение языков. Поскольку все они не имеют смысла для человека, не говорящего по-арабски, мне пришлось вносить изменения в оригинальный текст. Также я добавила объяснения, которые, надеюсь, помогут западному читателю уловить суть происходящего.
Справедливости ради я повторяю, что героини романа отнюдь не олицетворяют всех девушек Эр-Рияда, но похожи на многих из них.
Надеюсь, к концу книги вы скажете себе: «Да, исламское общество крайне консервативно. Женщины там действительно живут под пятой мужчин. Но они полны надежд, планов, устремлений и грез. И влюбляются точно так же, как и их сестры во всем мире».
Вы увидите, что некоторые из этих женщин понемногу начинают прокладывать собственный путь — не на западный манер, но с опорой на свою религию, культуру и традиции.
Поистине, Аллах не меняет того, что с людьми, пока они сами не переменят того, что с ними (Коран, сура Гром, аят 11).
ПИСЬМО 1
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 13 февраля 2004 г.
Тема: Я напишу о своих подругах
Дамы и господа, я предлагаю вам принять участие в самом громком скандале и самом великом ночном безумстве из всех, что есть в мире. Персональный гид (это я) откроет вам новые горизонты; они находятся куда ближе, чем вы думаете. Все мы живем в чужом мире, но не осознаем этого по-настоящему — мы видим лишь то, с чем готовы мириться, и не замечаем остального.
Для всех, кому:
больше восемнадцати; для некоторых стран это значит «больше двадцати одного», а у нас, в Саудовской Аравии, — «больше шести» (да, шести, а не шестнадцати) для мужчин и «после первой менструации» для женщин.
Для всех, кто:
обладает достаточной внутренней смелостью, чтобы узнать правду, и решимостью для ее принятия, а также, разумеется, безграничным терпением, необходимым для того, чтобы оставаться со мной на протяжении этой безумной авантюры.
Для всех, кто:
устал от традиционных схем любовного романа и не делит мир исключительно на черное и белое, добро и зло.
Для всех, кто:
верит, что дважды два — не обязательно четыре.
Для тех, кто:
уже не верит, что капитан Маджед[1] непременно забьет три недостающих гола в последние секунды матча и сведет игру вничью. Для возмущенных и разгневанных, раздраженных и бунтующих; для тех, кто знает наверняка, что каждый выходной — это потерянное время (не говоря уже о прочих днях недели). Для вас, и только для вас я пишу эти послания. Может быть, они сыграют роль катализатора, который воспламенит ваше сознание и заставит задуматься о переменах.
Сейчас ночь. Герои моей истории — обыкновенные люди, они из вашей среды и живут среди вас, ибо из пустыни мы все пришли и в пустыню возвратимся. И точно так же, как в пустыне, вы найдете здесь цветы и колючки, добродетели и пороки. Одни из них — цветы, другие — колючки, а некоторые — и то и другое одновременно. Поэтому держите в секрете то, что узнаете; как говорят, «береги то, что пригодится». А поскольку я отважно взялась задело, не посоветовавшись с подругами, и поскольку все они живут в тени мужчин[2] или просто стоят, погруженные в темноту я решила изменить имена людей, о которых пойдет речь, и слегка подправить факты (таким образом, чтобы не нанести ущерба правдивости повествования). Честно говоря, меня не волнуют последствия этого деяния. Как сказал Казандзакис[3]: «Не на что не надеюсь. Ничего не страшусь. Я свободен».
После того, что вы здесь прочтете, мои недруги еще яростнее примутся отстаивать свои позиции; а если удастся сокрушить их несколькими письмами, я не сочту это достижением.
Я напишу о своих подругах, в каждой из их судеб я вижу себя саму.
В них — трагедия моей собственной жизни.
Я напишу о своих подругах,
О заключенных, вычерпанных тюрьмой до дна,
О женских журналах, которые пожирают время,
О дверях, которые так и не открываются.
Я напишу о желаниях, задушенных в колыбели,
Об огромных пустых комнатах,
О черных стенах страдания,
О тысячах и тысячах мучениц,
Которых погребли, лишив имен,
На кладбище традиций.
Мои подруги — Куклы, стоящие за стеклом,
В музее, которые они сами создали;
Монеты, отчеканенные Историей,
Которые никогда не перейдут из рук в руки;
Рыбы, которые кишат и задыхаются в аквариуме,
Стаи умирающих бабочек в хрустальных сосудах.
Без страха
Я напишу о своих подругах,
О цепях, сковавших ноги красоте,
О бреде и тошноте, о ночах, когда раздаются мольбы
И когда мечты хоронят среди подушек. Молча.[4]
Ты прав, Низар, детка. Господь благословит тебя и упокоит в мире. Ты настоящий певец женщин, хоть и мужчина, а если кому-нибудь не нравятся мои слова, то пусть, как говорится, пьет из моря.
Волосы у меня распущены и взбиты, а губы накрашены бесстыдным кроваво-красным цветом. Рядом с компьютером стоит тарелка чипсов, сбрызнутых острым соусом и соком лайма. Читатели, приготовьтесь. Я собираюсь сделать первое разоблачение!
Распорядительница обратилась к Садим, которая пряталась за занавеской вместе со своей подругой Гамрой. Своим монотонным голосом, на смеси ливанского с арабским, мадам Соусэн сообщила девушке, что кассета со свадебной музыкой застряла в магнитофоне, но скоро неполадку исправят.
— Пожалуйста, прикажи Гамре успокоиться. Не о чем волноваться, никто не собирается уходить. Еще рано! Во всяком случае, все современные невесты тянут до последнего, чтобы внести нотку интриги. Некоторые вообще выходят только в два или в три!
Гамра тем не менее находилась на грани нервного срыва. Она слышала, как ее мать и сестра Хесса что-то кричат мадам Соусэн через весь зал; вечер угрожал превратиться в потрясающее унижение. Садим оставалась рядом с невестой, стирая с ее лба капельки пота прежде, чем они успевали смешаться со слезами; их удавалось удерживать лишь благодаря тому, что веки отяжелели от огромного количества туши.
Наконец из динамиков вырвался голос знаменитого арабского певца Мухаммада Абду и наполнил огромный зал; мадам Соусэн кивнула Садим. Та подтолкнула Гамру:
— Yalla![5]
Быстрым движением Гамра провела руками вдоль тела, прочтя аят из Корана, который должен был защитить ее от дурного глаза, после чего подтянула платье, готовое свалиться с ее маленькой груди. Она начала спускаться по мраморной лестнице, шагая даже медленнее, чем во время репетиции, и считая на каждой ступеньке не до пяти, а до шести. Перед каждым шагом девушка шепотом призывала Аллаха и молилась, чтобы Садим не наступила на шлейф и не оборвала его — или не споткнулась о длинную, до полу, оборку и не упала ничком, как клоун. Все это совершенно не походило на репетицию, потому что там за каждым ее движением, за каждой улыбкой не наблюдала тысяча женщин; там не было надоедливых фотографов, ослеплявших невесту вспышкой каждые несколько секунд. При ярком свете, под пристальными взглядами, сосредоточенными на ней, Гамра начала отчаянно мечтать о маленьком семейном торжестве, которое обычно так презирала.
Садим, предельно сосредоточенная, следовала за ней, то и дело пригибаясь, чтобы не влезть в кадр. Неизвестно, что за люди будут впоследствии рассматривать фотографии, а Садим, как всякая порядочная девушка, не хотела, чтобы посторонние мужчины видели ее в открытом вечернем платье и полном макияже. Она поправляла вуаль на голове Гамры и слегка подбрасывала шлейф после каждого шага невесты — и одновременно краем уха ловила обрывки разговоров за ближайшими столиками.
