Никита Павлов - Чужаки
— Вот принесла нелегкая. Раз… два… пять человек. Сам Кумря с ними. Главная сволочь…
Из леса прямо к дровам подъезжали пятеро саней. Около поленницы с передних саней соскочил, одетый в новенький дубленый полушубок, в черные валенки и шапку-ушанку, здоровенный прапорщик. Дождавшись, когда солдаты начнут накладывать дрова, он, поправляя на поясе револьвер, сдвинул набекрень ушанку и, еще раз что-то крикнув солдатам, вразвалку пошел к избе.
Алексей вопросительно посмотрел на товарищей.
Первым на немой вопрос командира ответил Мальцев:
— Взять без шума.
Алексей показал на заднюю стену.
— Вставайте там. Как только войдет, отрезайте дорогу от двери. А тебя, — сказал он, обращаясь к хозяину, — придется связать, ложись на скамейку, — и тут же быстро связал ему руки и ноги. Потом зашел за печь и присел около шестка.
Рванув дверь, белогвардеец, не обметая с валенок снега, вошел в избу.
— Здорово, хозяин! Как… — увидев связанного сторожа, Кумря осекся. Почувствовав неладное, он быстро повернулся к двери, но оттуда смотрело два дула револьвера. Растерявшись, Кумря бросился за печь, из-за шестка поднялся Алексей.
Прапорщик не сопротивлялся, его обезоружили, связали руки, усадили на лавку, стали спрашивать, и он все рассказал.
Ближайшая часть белых стояла в десяти верстах. По направлению к тылу белых близко не было.
Когда солдаты закончили накладывать дрова и вывели лошадей на дорогу, Кумрю отпустили. Он дал слово, что никому ничего не скажет, Алексей не верил Кумре, но убивать его не мог. Такой исход дела грозил хозяину неминуемым расстрелом.
Поблагодарив хозяина, красноармейцы, не дожидаясь вечера двинулись вперед, а через три часа в сторожку прискакал белогвардейский отряд в два десятка человек. Хозяин все еще был связан, поэтому и не мог знать, в какую сторону ушли красные.
Бросившись в погоню, командир белогвардейского отряда твердо рассчитывал в течение ночи настичь идущих в тыл красноармейцев.
Глава двадцать четвертая
К вечеру группа Карпова пересекла лес и подошла к небольшому поселку. В крайнем большом крестовом доме шло гулянье. В комнатах ярко горели шарообразные «молнии», слышалась гармошка. В одном месте гремела плясовая, в другом — песни, в остальных комнатах тоже шумели и кричали пьяные люди.
Алексей остановил товарищей на гумне, пошел к дому. Подкравшись к воротам, осторожно нажал на щеколду малых ворот. Из-под крыльца выпрыгнула мохнатая собака. Подняв голову, потянула в себя воздух и, как видно, окончательно растерявшись от частого в тот вечер появления новых людей, лаять не стала, а лишь заворчала и снова вернулась под крыльцо. Двор был заставлен парами и тройками лошадей, укрытых попонами и коврами.
Две пары коней в блестящих сбруях стояли привязанными к верьям прямо на улице. Убедившись, что во дворе никого нет, Алексей вернулся на улицу, отвязал стоящие у ворот упряжки, повел их к гумну.
Обрадованные Марцев с Прониным за несколько минут перепрягли коней гусем и, уложив котомки, взялись за вожжи.
Ехали всю ночь. Только утром покормили на скорую руку лошадей и снова в путь. За сутки сделали половину пути.
Сняв с лошадей попоны и завертываясь в них, попеременно спали. Лошади к концу дня совершенно выбились из сил. Алексей решил остановиться, хотя и опасался погони.
Рассчитывая на то, что белые предупредят дружины впереди лежащих волостей, Алексей вел отряд в обход больших населенных пунктов, то и дело отступая от принятого направления.
Этим он не только избегал встреч с дружинами, но и сбивал с толку командира преследователей.
Ночевали на краю поселка в доме зажиточного мужика. Угрюмый хозяин, догадываясь, с кем имеет дело, даже не предложил приехавшим чая, поэтому Редькин был вынужден сам взяться за самовар и произнести целую речь о русском гостеприимстве.
— Ты, что же, хозяин, и чайком угостить нас не хочешь, — стаскивая с предпечка самовар, ворчал Михаил.
Воды, что ли, жалко. А знаешь ли ты, что по русскому самому древнему обычаю гостей испокон веков досыта кор мили, водочкой угощали и самым лучшим питанием благо устраивали. Потому гость — это первейший тебе человек.
А у тебя, что же, если не взяться самому по части самовара, то, видать, дождешься чая, когда черт подохнет, а он еще не хварывал.
Слушая речь Редькина, мужик крутил косматой головой, порываясь куда-то бежать. Он готов был сделать что угодно, лишь бы молча, без лишних слов. Заметив это, Михаил взял с прилавка ведро, сунул его мужику в руку:
— Иди, тащи воды!..
Мужик словно этого только и ждал. Схватив ведро, он исчез в двери, громко простучал сапогами по сеням, по ступеням крыльца и, сильно хлопнув воротами, побежал к колодцу, рундук которого виднелся у плетня на другой стороне улицы.
Теперь дело с приготовлением чая пошло полным ходом, Михаил говорил, что нужно делать, мужик сейчас же шел исполнять.
Наблюдая, как Редькин распоряжался хозяином, и как тот беспрекословно делал все, что он ему говорил, Редькин, Пустовалов недоуменно качал головой.
— Углей надо, — командовал Редькин, и хозяин стремглав бежал в сени, шумел по углам, а вернувшись в комнату, ставил около самовара трехногий глушитель.
— На! Не жалко, — говорил он, смотря в пол.
— Собирай на стол, — предложил Редькин. И мужик побежал на вторую половину дома, принес скатерть, посуду.
— Пожалуйста, с собой поди не возьмешь! — стонал хозяин от жадности и страха.
— Хлеба надо бы с чаем-то, — продолжал Редькин. Мужик поцарапал затылок, несколько раз крякнул.
— Ну, ладно уж, принесу. — И сейчас же принес хлеба.
— А, как у тебя в отношении мяса? Может, барана или телка для гостей не пожалеешь. Не плохо бы. А?.. — продолжал выпрашивать Михаил.
Но мужик сделал вид, что он этого вопроса не расслышал и, не тронувшись с места, угрюмо смотрел в угол. Улыбнулся он только один раз, когда Алексей предложил ему деньги за взятый фураж и хлеб.
— Этот и с нами пойдет и с белыми тоже, — наливая чай, проворчал Мальцев, когда хозяин, закончив все дела, ушел к себе.
— С тем, кто погромче прикрикнет и поменьше попросит, — согласился Алексей.
Ночь дежурили по двое, один на улице, второй во дворе.
Когда забрезжила заря, стали собираться в путь. Но дежуривший у ворот Пустовалов доложил, что с бугра спускается отряд кавалеристов. Поняли, что это погоня.
Запрячь лошадей они могли еще успеть, но выехать незамеченными было уже невозможно. Спрятаться во дворе, значило, запереть себя в ловушку. Белогвардейцы, наверняка, будут наводить справки в крайнем доме и сразу же обнаружат их. Тогда Алексей принял смелое решение. Распорядившись, чтобы упряжки увели за дом, побежал в избу, надел на себя хозяйский старенький тулуп, натянул на голову такую же старую шапку и, взяв ведро, пошел через улицу к колодцу. Он еще не успел опустить бадью, как его окружили белогвардейцы.
— Эй, дядя! Ты давно здесь ходишь? — свирепо взмахнув нагайкой, закричал командир отряда.
— Нет, недавно, а што? — вытаращив сразу поглупевшие глаза, ответил Алексей.
— Ты не видел, не проезжали тут на двух подводах пятеро…
— Чаво не видел, — загнусавил Алексей, — у меня ночевали, вот только уехали. Сено, овес взяли, бандиты, а платить дядя будет, сволочи…
— Куда уехали, куда?
— На Мурлыковку, вон за тот бугор, — показал Алексей в правую сторону, туда, где в семи верстах стояла небольшая Мурлыковка.
— Давно? — нетерпеливо крикнул белогвардеец.
— Чаво давно? Полчаса, поди, не больше.
Белогвардеец пришпорил взмыленного коня, что-то прокричал своим подчиненным, и отряд скрылся в переулке. Сняв шапку, Алексей разгладил взмокшие волосы, облегченно вздохнул и побежал через улицу. Через несколько минут две пары лошадей мчались по направлению на Сомовку.
Таким образом было выиграно десять-двенадцать верст. Догадавшись в Мурлыковке, что их обманули, белогвардейцы вернутся обратно, чтобы узнать, куда же уехали красные, а заодно захотят рассчитаться с обманщиком.
Отдохнувшие лошади шли хорошо. Позади осталось не менее пятидесяти верст. Белые не появлялись. На одном из немецких хуторов Карпов решил заменить лошадей. На это потребовалось не больше полчаса, но и этого оказалось достаточно, чтобы белогвардейцы, сменившие лошадей раньше, приблизились на расстояние видимости.
Карпов велел ехать как можно скорей, и они оторвались от погони. Этому помогла еще остановка белогвардейцев для новой смены коней. Правда, всех лошадей им заменить не удалось, и часть кавалеристов отстала от отряда. Зато остальные всадники быстро настигали беглецов.
Через несколько часов им удалось начать обстрел убегающих. К этому времени лошади беглецов снова выбились из сил и едва передвигали ноги. Белые были в полуверсте. Перед Алексеем встала необходимость принимать новое решение. Поднявшись на бугор, увидели внизу деревню, за ней по всему горизонту синел бесконечный лес. С севера усиливался ветер, начал падать мягкий пушистый снег. Похоже, что приближалась вьюга.
