Максим Горький - Антология русского советского рассказа (30-е годы)
— Это который Гуляев?.. во имя отца и сына, — спросил архиерей, — это у которого по Волге солянычи ходят?.. святого духа…
— Тот самый, владыко, Мирон Гуляев.
— Ну, что он?
— Окажите милость выслушать, владыко, мы с жалобой.
— На кого жалоба? — перебил архиерей и недоверчиво взглянул на братьев.
Кот высунул из-под рясы морду и тоже посмотрел вверх, поочередно кольнув братьев отточенными лезвиями зрачков.
— Ежели на родителя, то не похвально, ибо детям должно пребывать в повиновении.
— В повиновении, владыко, — подхватил Петр, — в страхе и повиновении. Однако не столько на родителя имеем жалобу.
— Говорите, — вздохнул архиерей.
— Впрочем, извольте видеть, владыко, — сказал Петр, поворачиваясь к свету и поднося палец к виску, — заметину эту ношу безвинно.
— Сильно, — произнес архиерей, с любопытством разглядывая рану. — Сие чем же?
— Ключами, владыко.
— Говорите.
— Батюшка наш десятый год как в кресле, — обезножел, потерял свободу, и его возят. С тех пор у нас в доме покой, а работа лежит на нас, вот на Павле да на мне. Уж вы, владыко, извините, не знаю, как сказать, но я — как на духу у вашего преосвященства. Появилась в городе девица… такая, из свободных. Впрочем, держит себя по-благородному, увлекательно, но только с виду, владыко. Вот Павел ее видал. Соблазн, владыко.
— Разумею, — сказал архиерей.
— Девице прозвище Шишкина, прежде жила в Тамбове, и оттуда, говорят, бежала, потому должна была скрыться. Опоила тамошнего помещика, обобрала до исподней рубахи, словом, истинная цыганка, владыко.
— Сколько родителю лет? — вдруг спросил архиерей.
— Семьдесят первый, владыко.
— Мать жива?
— Матушка была первой у батюшки, после того мы росли с мачехой, а после того… Батюшка в страстях неудержим, владыко, с ним и ранее случалось.
— Значит, он вдовый?
— Вдовый, ваше преосвященство.
Его преосвященство поднял голову и выдохнул в мягкой примиренности:
— Все в руце божией. Церковь святая допускает вступать в брак трижды.
Петр заглянул ему в глаза. Зрачки были странно сужены, что-то неуловимое сквозило в них: то ли ласка и любопытство, то ли ледяное безразличие.
Петр рухнул на колени, потянул за собой брата и дотронулся лбом пола.
— Не погубите, владыко, дайте совет!
Прямо ему в лицо, с пола, сверкали кошачьи глаза — желтовато-зеленые, с черненькими лезвиями холодных зрачков. Высунувшись из-под рясы, кот подергивал носом, точно примериваясь — поластиться ему к голове человека, неожиданно очутившейся на полу, или поцарапать ее?
Петр торопливо разогнул спину.
— Накажите, владыко, благочинному, чтобы не венчали батюшку! Ваша власть!
— Отколе моя власть! — сказал архиерей, опустив взор на панагию и опять нежно пощупывая ее. — Господь бог наделил человека свободною волею, и человек сам избирает добро или зло.
Он подумал немного.
— Поднимитесь, прошу вас. Ведь родитель ваш находится в здравом уме?
— Можно ли сказать, владыко? От дел отвернулся, пищу и то перестал принимать, меня с Павлом не хочет видеть. Помрачение рассудка, владыко!
— Так угодно судить вам, — тихо сказал архиерей. — Суждение сие много ценнее было бы, буде оно сделано сведущим лекарем, — еще тише добавил он и отвел взгляд в сторону.
Петр посмотрел на брата. Тот почти в испуге глядел на кота, со внезапной преданностью уткнувшегося ему в сапоги.
— Понятно ли? — спросил архиерей.
— Слушаю, владыко.
— Плохо слушаете! — сухо сказал архиерей и поднял руку для благословения. — Все в руце божией, я говорю.
— Владыко! — воскликнул Петр отчаянно. — Коли батюшку удержать не можете, так ужели на девку нет управы? Ежели она к нам в дом войдет, ведь она меня с братом по миру пустит!
Зрачки совсем исчезли из глаз его преосвященства, и он выговорил наставительно:
— Сие скорее будет зависеть от его превосходительства, поелику девица, о коей говорите, внушает сомнения в чистоте нравственной. Так ли разумею слова ваши о ней?
— Точно, владыко.
— Пресечение опасности во власти светской. Идите с миром.
Он опять поднял руку, но тотчас остановился и, опять ласковее, добавил:
— Впрочем, родителя вашего в городе знают. Без оглашения амвона никто венчать не станет. Услышите. Тогда возможно и пресечь. Во имя отца и сына…
Он пошел было в свои покои, но вдруг повернулся и спросил грозно:
— Вклады в храмы господни делаете?
— Делаем, владыко. Укажите, куда пожелаете?
— Не имеет значения. Можно в собор, допустимо и в монастырь. Церковь божия едина.
Он вдруг усмехнулся:
— У меня только два попа есть, кои сомнительны. Те, пожалуй, обкрутят и без оглашения. Один в Курдюме да другой на Увеке. Поглядывайте, — лукаво закончил он и направился к двери.
Кот кинулся за ним, подняв хвост палкой.
Братья прошли монастырским двором, по белым плитам, растянутым дорожками между церквью и жилыми корпусами, в жужжании пчел, в чуть слышном шелестении рощи. Два-три монаха попали им навстречу и поклонились, нищие обступили их в воротах, причитая и бормоча молитвы.
Роща становилась реже, в конце ее, на холмике, высилась ветрянка, лениво, почти неприметно ворочая расщепленными своими крылами.
Здесь было вольнее, чем в роще, напоминавшей монастырскую пахучую тишину, и братья приостановились.
— Он, чай, неспроста о лекаре завел, — сказал Павел.
— Ну?
— Вот те и ну! Кота видел?
— Видел.
— То-то! — важно тряхнул головою Павел.
Оба они сняли картузы и не спеша вытерли запотевшие лбы.
Четвертая главаСлуга вел Агриппину Авдеевну парком. На ней была черная накидка, вечер скрывал ее в темноте стволов, она следила за белыми чулками провожатого и прислушивалась к хрусту песчаного настила под ногами.
Около мостика слуга остановился, показал вперед и шепнул:
— Извольте обождать в павильоне.
Агриппина Авдеевна взошла на мостик. Он был узким, легким и взбирался горбиком к беседке. Кругом лежал пруд. Вода еще отсвечивала неясными проблесками неба, но по берегам, где чопорно кучились подстриженные кустарники, чернела глубоко и страшно. Беседка замыкалась рамами, тончайший, замысловатый переплет их был наполнен разноцветными стеклами. В этот час здесь было мрачно, как в нагробной часовне. Агриппина Авдеевна закуталась получше в накидку и стала ждать.
В конце концов жить было не так легко. Правда, трудиться нужды не было, но заботы не давали роздыха, и дела устраивались не больше чем сносно. А жизнь — чудилось Агриппине Авдеевне, — настоящая жизнь, могла бы быть чрезвычайно приятной, и единственным человеком, понимавшим толк в приятной жизни, был его превосходительство Алексей Давыдович.
Ах, какой жизнью сумел он себя окружить! Это была даже не жизнь, а нечто вроде порхания, едва ощутимое скольжение по черте между землею и небом. И земля была вовсе не той, на которой распластались дикие деревни — Пензы, Тамбовы, Саратовы, — земля утопала в тенистых кущах, омывалась ручьями и фонтанами, земля, подобно чаще, вмещала прохладные воды, земля несла на себе цветущую, благоухающую зелень, да и то не простую, а разбитую на французский или итальянский лад. Тут же не было домов, сеней или каких-нибудь сараев, а только одни дворцы, павильоны и гроты. Тут ничего не находилось тяжелого, неудобного, затруднительного. Но даже с этой легкой, укатанной и расчесанной земли холмики и мостики то здесь, то там возносили человека в воздух, к невесомой и блаженной черте, что сливалась с небом. Боже мой, да здесь и само небо было иным, не тамбовским, не саратовским, нет, нет! Здесь все было иным, безоблачным, эфирным, чудесные мечты об Эльдорадо допорхнули сюда с опозданием на добрый век, и вот озолотилась природа, и кажется, будто люди выросли не на севрюге и не на пирогах с визигой, а…
— Ах! — вскрикнула Агриппина Авдеевна. — Я размечталась, а вы…
— О чем размечтались, драгоценная? — спросил его превосходительство Алексей Давыдович, входя в беседку.
— О визиге… Что я говорю! Что вы подумаете? Я вспомнила, как эти люди могут есть пироги с визигой…
Алексей Давыдович отыскал в темноте руку Агриппины Авдеевны.
— Бывая к обеду у архиерея, я всегда с охотой ем такие пироги! Противен ли я вам оттого?
Она справилась с растерянностью и начала жеманиться ему в тон:
— Прилично ли кавалеру заставлять ожидать себя так долго? Не после ли пирогов с визигой стали вы так медлительны?
— Милый друг, я заботился о вас и приказал репетировать фейерверк. Готовясь к гостям, хотел бы, чтобы вы так же…
