Юрий Дружников - Ангелы на кончике иглы
— Вам не нужен товарищ Сагайдак? Можно соединить?.. Соединяю.
— Здравия желаю, Сизиф Антоныч! — приветствовал он. — Как ты себя чувствуешь?
— А вы? — спросил Сагайдак. — Если память мне не изменяет, настало время увидеться. Когда вы сможете выкроить полчаса?
— Давай завтра… Хотя нет, завтра среда — заседание Совета Министров… Тогда в четверг… В четверг у меня Политбюро. В пятницу тоже не получится: секретариат ЦК…
— Когда же?
— Знаешь что? Сейчас.
— Хм, — произнес Сизиф Антонович. — Я готов.
— Добро! Высылаю машину.
Он сгреб со стола репродукцию художника Налбандяна с вырезанным на месте головы отверстием и, разрывая на мелкие кусочки, отправлял ее в корзину, когда зазвонил другой, прямой телефон.
— Кегельбанов беспокоит. Вы не смогли бы принять меня для короткого доклада?
Товарищ с густыми бровями сопел в трубку, затрудняясь, что отвечать. Кегельбанова нельзя было не принять — видимо, что-то важное, о чем он не хочет говорить по телефону. Но надо будет отвечать, принять решение, а он устал, надо передохнуть.
— Сделаем так, — он нашелся. — Как только освобожусь, я позвоню. Ты где будешь? На даче? Добро!
Он глянул на электрические часы: минула половина девятого. Скоро должны привезти Сизифа Антоновича. Он прислушался к шагам за дверью. Возможно, это уже он.
По коридору в сопровождении заместителя коменданта Кремля, одетого в темно-голубой костюм, действительно шагал степенной походкой здоровяк Сизиф Антонович в замшевом пиджаке цвета загорелой женской спины и хорошо отглаженных серых брюках, помахивая чемоданчиком «дипломат». Рядом с ним семенила сдержанной походкой миниатюрная Алла, время от времени касаясь плечом спутника.
Сагайдак немало удивился, будучи приглашен не на дачу, а в Кремль. Он вошел в лоджию, где Алла принимала воздушную ванну.
— Собирайся, детка, да побыстрей! — сказал Сизиф Антонович. — Выезжаю на одно дельце, и ты понадобишься. Только вот что: оденься поскромнее и не забудь комсомольский значок.
Теперь Алла шла по коридору в строгом костюме, чуть похожая на стюардессу международной линии Аэрофлота, в юбке всего на двадцать один сантиметр выше коленок. На одной из ее остреньких грудей красовался комсомольский значок, на другой — знак «Отличник социалистического соревнования». Мягко-зеленый цвет стен, на которые ложились едва заметные тени от складок белых шелковых занавесей, всплошную закрывавших окна, создавал приятный полумрак. Чуть поблескивал под ногами светлый паркет идеальной чистоты. Мягкие дорожки глушили шаги. На каждом повороте стоял солдат в коричневой гимнастерке и коричневом берете, без оружия, глядя одновременно в обе стороны коридора.
Заместитель коменданта остановился, попросил подождать. Прислонив «дипломат» к дивану, Сагайдак утонул в мягком кресле. Алла, сложив руки на стиснутых коленках, скромно села рядом. Однако долго не пришлось ждать. Едва майор успел распахнуть створки дверей, человек с густыми бровями вышел, поспешая навстречу, и развел руки, готовясь обнять поднявшегося Сагайдака.
— Здравствуй, родной! — воскликнул он. — Очень рад! Спасибо, что не забываешь меня.
Гостю пришлось немного нагнуться, а хозяину — встать на цыпочки, чтобы их роста совпали, и они обнялись.
— Мадам! — повернувшись затем к Алле, молодцевато проговорил хозяин и поцеловал ее узкую, как дощечка, руку.
Алла трогательно заморгала длинными ресницами. Стал красить брови, отметил Сизиф Антонович, продолжая улыбаться.
— Вы у меня здесь не бывали? — спросил хозяин. — Тогда пройдемте, покажу.
Он открыл дверь и движением руки пригласил их, заботливо пропустив вперед. В длинном помещении со стенами, обитыми красным деревом, вокруг бесконечного стола, крытого зеленым сукном, были аккуратно расставлены стулья, обтянутые зеленой кожей. На столе возле каждого места лежали аккуратно заточенные четыре карандаша и чистый блокнот.
— Здесь заседает Политбюро, — сказал хозяин. — Как пишут газеты, ленинская традиция, так что мы ее не нарушаем.
Сагайдак внимательно посмотрел на собеседника. В душе Сизифа Антоновича непонятным образом сочеталась заботливость с отвращением, человеческое неприятие отдельных людей с врачебным долгом лечить их. Как больной зуб сводит на нет пышное здоровье тела, это страдание было единственным изъяном в его счастливом, абсолютно циничном существовании. Разве этот твой больной виноват, который раз спрашивал он себя, что на свете Божьем для него не нашлось должностенки помельче? Разве он не хочет спрятаться в деревне, нянчить внуков? Разве он не в трагическом положении?
— Извините, дорогой! — Сагайдак заставил себя отрешиться от этих неуместных раздумий, потому что хозяин что-то говорил ему. — Я не расслышал…
— Я говорю, вон там, во главе стола, сидит товарищ с густыми бровями… — он смеялся и приглашал смеяться над собой. — Здесь он выступает с докладом. А вот здесь проверяет и подписывает важные документы в присутствии членов Политбюро. Тут выясняется, кто может и кто не может ничего сказать.
— Ясно! — сочувственно улыбался Сизиф Антонович.
Хозяин тоже засмеялся, глаза его заблестели. От смеха он наклонялся вправо и влево, бриллиантовая заколка на его красном галстуке засверкала. Алла вежливо присутствовала. Она все понимала по губам, но обладала способностью пропускать мимо то, что ей было неинтересно.
— А эта дверь куда? — спросил Сагайдак.
— Это ореховая комната. Зайдите, не бойтесь. Тут сидят и обсуждают вопросы до заседания. Демократия!.. Ну, прошу в мой кабинет.
— Отсюда я руковожу, — устало произнес он и обвел рукой круг.
— А мне можно попробовать? — улыбнулся Сизиф Антонович и вежливо пробрался к креслу.
Часть письменного стола занимало стеклянное полушарие с вдавленными в него золотыми монетами. Рядом лежали «Известия», «Правда» и «Трудовая правда», а за ними шариковые ручки немецкой фирмы «Вульф».
— Что это? — Сагайдак ткнул в блок с телефонами на маленьком столе.
— Связь с любым пунктом страны.
— А кнопочки? Их тут штук пятьдесят…
— Верхние — любой член Политбюро, ниже — секретариат ЦК, остальные — Совмин, Госплан, министры…
— Ясно! А вон тот красный аппаратик? — Сизиф Антович повернулся во вращающемся кресле.
— Красный телефон — прямая связь с руководителями стран Варшавского договора.
— А это?
Под стеклом лежали две трубки — серая и красная. А ниже — раз, два, три… пятнадцать кнопочек. Хозяин замялся.
— У-у! — не обиделся Сагайдак. — Да вы, я вижу, имеете связь с самим Господом и его апостолами…
— Вот именно!
— Ну а я? Гожусь на это место?
— Сидеть в кресле — годишься, Сизиф Антоныч, — охотно согласился хозяин. — А дальше что? Как управлять? Что конкретно делать? Дома в кресле легко анекдоты про вождей рассказывать. А вот как крутить руль? Чуть что — сам знаешь… Пойдем-ка лучше выпьем по чашечке кофе, дорогой мой доктор!
Он раздвинул гардины и открыл потайную дверь, похожую на книжный шкаф. В соседней комнате по-домашнему стояли кровать, лакированные кресла, зеркало. Диван был застелен цветастым ковром. На коричневой тумбочке возле телевизора лежали зажигалка и сигареты. Алла взяла со стола цветную фотографию. На ней был изображен человек с густыми бровями в очках за рабочим столом. Он что-то писал.
— На фотографиях они меня омолаживают, — сказал хозяин. — Но ведь это неправда!
— Бывает! — неопределенно протянул Сагайдак.
— Бывает? Но кто их заставляет писать чепуху? Мы требуем, прорабатываем, а толку чуть! Ведь иной раз в газете и почитать нечего.
Осторожно постучав в дверь, вошел официант и стал быстро сервировать стол.
— Коньячок ставить?
— Ни в коем случае! Можешь быть свободен…
Хозяин проводил его глазами, приложил палец к губам и только тогда подошел к дверце сейфа, скрытой в стене.
— Пить не будем, — строго сказал он. — Но по глоточку, по случаю встречи… Ведь еще недавно много пил, много ел и был здоров, как бык. А ты смотришь на меня с укором: толстеть нельзя, сидеть целый день нельзя! А как же руководить страной?
Сизиф Антонович в тон собеседнику предложил:
— Может, руководить стоя?
Генсек усмехнулся и погладил ногу, в которой у него сидела пуля. Сагайдак знал о ее происхождении. На героической Малой Земле полковника, у которого тогда еще не было таких величественных бровей, другой офицер застукал на диване со своей женой. Полковник хотел выпрыгнуть в окно, но пуля его догнала.
— Болит? — заботливо спросил Сизиф Антонович.
— Поднывает…
— Тогда перейдем от международных дел к внутренним.
— Сагайдак поднялся, открыл «дипломат» и вынул оттуда мятый белый халат. — Где тут у вас раковина? Помочитесь! Я проверю напор струи.
