Михаил Булгаков - Том 2. Белая гвардия
Дверь в переднюю открывается, входит Тальберг в штатском пальто, с чемоданом.
Студзинский. Господа! Владимир Робертович… Владимир Робертович…
Тальберг. Мое почтение.
Мертвая пауза.
Мышлаевский. Это номер!
Тальберг. Здравствуй, Лена! Вы как будто удивлены?
Пауза.
Немного странно! Казалось бы, я мог больше удивляться, застав на своей половине столь веселую компанию в столь трудное время. Здравствуй, Лена. Что это значит?
Шервинский. А вот что…
Елена. Погоди… Господа, выйдите все на минутку, оставьте нас вдвоем с Владимиром Робертовичем.
Шервинский. Лена, я не хочу!
Мышлаевский. Постой, постой… Все уладим. Соблюдай спокойствие… Нам выкатываться, Леночка?
Елена. Да.
Мышлаевский. Я знаю, ты умница. В случае чего кликни меня. Персонально. Ну что ж, господа, покурим, пойдем к Лариону. Ларион, забирай подушку, и идем.
Все уходят, причем Лариосик почему-то на цыпочках.
Елена. Прошу вас.
Тальберг. Что это все значит? Прошу объяснить.
Пауза.
Что за шутки? Где Алексей?
Елена. Алексея убили.
Тальберг. Не может быть!.. Когда?
Елена. Два месяца тому назад, через два дня после вашего отъезда.
Тальберг. Ах, Боже мой, это ужасно! Но ведь я же предупреждал. Ты помнишь?
Елена. Да, помню. А Николка — калека.
Тальберг. Конечно, все это ужасно… Но ведь я же не виноват во всей этой истории… И согласись, это никак не причина для устройства такой, я бы сказал, глупой демонстрации.
Пауза.
Елена. Скажите, как же вы вернулись? Ведь сегодня большевики уже будут…
Тальберг. Я прекрасно в курсе дела. Гетманщина оказалась глупой опереткой. Немцы нас обманули. Но в Берлине мне удалось достать командировку на Дон, к генералу Краснову. Киев надо бросить немедленно… времени нету… Я за тобой*.
Елена. Я, видите ли, с вами развожусь и выхожу замуж за Шервинского.
Тальберг (после долгой паузы). Хорошо! Очень хорошо! Воспользоваться моим отсутствием для устройства пошлого романа…
Елена. Виктор!..
Входит Мышлаевский.
Мышлаевский. Лена, ты меня уполномочиваешь объясниться?
Елена. Да! (Уходит.)
Мышлаевский. Понял. (Подходит к Тальбергу.) Ну? Вон!.. (Ударяет его.)
Тальберг растерян. Идет в переднюю, уходит.
Мышлаевский. Лена! Персонально!
Входит Елена.
Уехал. Дает развод. Очень мило поговорили.
Елена. Спасибо, Виктор! (Целует его и убегает.)
Мышлаевский. Ларион!
Лариосик (входит). Уже уехал?
Мышлаевский. Уехал!
Лариосик. Ты гений, Витенька!
Мышлаевский. Я гений — Игорь Северянин*. Туши свет, зажигай елку и сыграй какой-нибудь марш.
Лариосик тушит свет в комнате, освещает елку электрическими лампочками, выбегает в соседнюю комнату. Марш.
Господа, прошу!
Входят Шервинский, Студзинский, Николка и Елена.
Студзинский. Очень красиво! И как стало сразу уютно!
Мышлаевский. Ларионова работа. Ну, теперь позвольте вас поздравить по-настоящему. Ларион, довольно!
Входит Лариосик с гитарой, передает ее Николке.
Поздравляю тебя, Лена ясная, раз и навсегда. Забудь обо всем. И вообще — ваше здоровье! (Пьет.)
Николка (трогает струны гитары, поет).
Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль на радость соседей-врагов
Могильной засыплюсь землею?
Так громче, музыка, играй победу,
Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит!
Мышлаевский (поет).
Так за Совет Народных Комиссаров* …
Все, кроме Студзинского, подхватывают.
Мы грянем громкое «Ура! Ура! Ура!».
Студзинский. Ну, это черт знает что!.. Как вам не стыдно!
Николка (запевает).
Из темного леса навстречу ему
Идет вдохновенный кудесник…
Лариосик. Замечательно!.. Огни… елочка…
Мышлаевский. Ларион! Скажи нам речь!
Николка. Правильно, речь!..
Лариосик. Я, господа, право, не умею! И, кроме того, я очень застенчив.
Мышлаевский. Ларион говорит речь!
Лариосик. Что ж, если обществу угодно, я скажу. Только прошу извинить: ведь я не готовился. Господа! Мы встретились в самое трудное и страшное время, и все мы пережили очень, очень много… и я в том числе. Я пережил жизненную драму… И мой утлый корабль долго трепало по волнам гражданской войны…
Мышлаевский. Как хорошо про корабль…
Лариосик. Да, корабль… Пока его не прибило в эту гавань с кремовыми шторами, к людям, которые мне так понравились… Впрочем, и у них я застал драму… Ну, не стоит говорить о печалях. Время повернулось. Вот сгинул Петлюра… Все живы… да… мы все снова вместе… И даже больше того: вот Елена Васильевна, она тоже пережила очень и очень много и заслуживает счастья, потому что она замечательная женщина. И мне хочется сказать ей словами писателя: «Мы отдохнем, мы отдохнем…»
Далекие пушечные удары.
Мышлаевский. Так-с!.. Отдохнули!.. Пять… шесть… Девять!..
Елена. Неужто бой опять?
Шервинский. Нет. Это салют!
Мышлаевский. Совершенно верно: шестидюймовая батарея салютует.
За сценой издалека, все приближаясь, оркестр играет «Интернационал».
Господа, слышите? Это красные идут!
Все идут к окну.
Николка. Господа, сегодняшний вечер — великий пролог к новой исторической пьесе.
Студзинский. Кому — пролог, а кому — эпилог*.
Бег
Бессмертье — тихий, светлый брег;
Наш путь — к нему стремленье.
Покойся, кто свой кончил бег!..
ЖуковскийДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Серафима Владимировна Корзухина, молодая петербургская дама.
Сергей Павлович Голубков, сын профессора-идеалиста из Петербурга.
Африкан, архиепископ Симферопольский и Карасу-Базарский, архипастырь именитого воинства, он же — химик Махров.
Паисий, монах.
Дряхлый игумен.
Баев, командир полка в конармии Буденного.
Буденовец.
Григорий Лукьянович Чарнота, запорожец по происхождению, кавалерист, генерал-майор в армии белых.
Барабанчикова, дама, существующая исключительно в воображении генерала Чарноты.
Люська, походная жена генерала Чарноты.
Крапилин, вестовой Чарноты, человек, погибший из-за своего красноречия.
Де Бризар, командир гусарского полка у белых.
Роман Валерьянович Хлудов.
Голован, есаул, адъютант Хлудова.
Комендант станции.
Начальник станции.
Николаевна, жена начальника станции.
Олька, дочь начальника станции, 4-х лет.
Парамон Ильич Корзухин, муж Серафимы.
Тихий, начальник контрразведки.
Скунский, Гурин } служащие в контрразведке.
Белый главнокомандующий.
Личико в кассе.
Артур Артурович, тараканий царь.
Фигура в котелке и интендантских погонах.
Турчанка, любящая мать.
Проститутка-красавица.
Грек-донжуан.
Антуан Грищенко, лакей Корзухина.
Монахи, белые штабные офицеры, конвойные казаки белого главнокомандующего, контрразведчики; казаки в бурках; английские, французские и итальянские моряки; турецкие и итальянские полицейские, мальчишки турки и греки, армянские и греческие головы в окнах; толпа в Константинополе.
Сон первый происходит в Северной Таврии в октябре 1920 года.
Сон второй, третий и четвертый — в начале ноября 1920 года в Крыму.
Пятый и шестой — в Константинополе летом 1921 года.
Седьмой — в Париже осенью 1921 года.
Восьмой — осенью 1921 года в Константинополе.
Действие первое
Сон первый
…Мне снился монастырь…
Слышно, как хор монахов в подземелье поет глухо: «Святителю отче Николае, моли бога о нас…» Тьма, а потом появляется скупо освещенная свечечками, прилепленными у икон, внутренность монастырской церкви Неверное пламя выдирает из тьмы конторку, в коей продают свечи, широкую скамейку возле нее, окно, забранное решеткою, шоколадный лик святого, полинявшие крылья серафимов, золотые венцы. За окном — безотрадный октябрьский вечер с дождем и снегом. На скамейке, укрытая с головой попоной, лежит Барабанчикова. Химик Махров, в бараньем тулупе, примостился у окна и все силится в нем что-то разглядеть. В высоком игуменском кресле сидит Серафима, в черной шубе. Судя по лицу, Серафиме нездоровится. У ног Серафимы, на скамеечке, рядом с чемоданом, Голубков, петербургского вида молодой человек в черном пальто и в перчатках.
