Акрам Айлисли - Повести и рассказы
Весь сентябрь в том году прошел в страхе и в какой-то непонятной радости; случалось, они всю ночь просиживали у костра. Зато днем Аждар от нечего делать спал с утра до вечера, у него даже глаза опухали от сна, иногда он плел из осоки какие-то странные вещицы, похожие на корзины и на ведра; запруду перед родником он чуть не каждый день строил заново и от скуки даже стихи стал писать.
Охраняй меня, ежик-сиротка,
Убежал я из дома в леса,
Родной дом свой, добро свое бросил
И живу здесь в кустах, как лиса…
«О, взгляни, гнусный мир, это всходит луна…» Этой строкой начиналось другое стихотворение Аждара. Он сидел перед хижиной, глядел на луну и без конца повторял эту строку. Дальше стихотворение не получалось, и конца его Сарвар так и не узнал.
Наступила осень, зарядили дожди, и в одну из темных ночей они молча простились возле хижины. Аждар держал в руках только телогрейку и ежика, и, как это ни странно, Сарвар был уверен, что ежика Аждар повезет в Баку… Но Аждар поцеловал зверька в черный влажный нос и осторожно опустил на землю. Потом он обнял Сарвара, его тоже почему-то поцеловал в нос и сразу, ястребом взмыл на вершину горы; стоял там, на горе, и махал ему рукой: «В Баку приезжай… В Баку приезжай… В Баку… В Баку».
2И вот теперь они стояли лицом к лицу у ворот бакинского рынка. Аждар немыслимо растолстел, у него вырос второй подбородок, брюхо — вперед. Дышал он тяжело, с хрипом, и сердито смотрел на Сарвара, а Сарвар никак не мог взять в толк, чего это он так сердито смотрит.
— Чего явился? — Это были первые слова Аждара.
— С товаром приехал. Привез кое-что… Продам, в Ленинград хочу съездить…
Аждар долго глядел на его отглаженные брюки, на выглядывающий из-под пиджака белоснежный, с красными разводами свитер, какие на всем этом свете умеют вязать только бузбулакские старухи; смотрел долго и думал о чем-то.
— И в таком виде на базаре будешь сидеть? — Аждар вытащил из кармана щепотку сухой травы. Понюхал, закашлялся, долго кашлял, потом спросил хрипло: — Что привез?
— Миндаль и еще орехи. Всего сто пятнадцать килограммов.
— А где оставил?
— У Теймура, на том базаре.
Некоторое время Аждар задумчиво смотрел на дорогу. Потом вышел вперед и остановил проезжавшее такси.
— Садись. Поедешь, привезешь все сюда.
Немного погодя они вдвоем выгрузили из этой же самой машины два огромных мешка; оставили их на базаре у какого-то незнакомого Сарвару человека, а сами через другие ворота вышли на улицу… Падал мокрый снег, падал и таял, с земли поднимался парок, было влажно. Аждар молча, понурившись, шел сквозь сырость и гниль, вел куда-то Сарвара. Сарвару хотелось спросить, куда они идут, но спросить он не осмеливался. Ему хотелось напомнить Аждару про кур, по луну, про хижину у горы, про ежика, даже стихи прочесть; может, улыбнется, повеселеет. Но Сарвар промолчал и рад был, что промолчал, — вдруг не поймет, вдруг подумает, что он на благодарность напрашивается: я, мол, тебе тогда помог, теперь ты мне… Так они молча вышагивали вдоль трамвайной линии, и, только когда уже почти дошли до места, Сарвар не выдержав, заговорил:
— Слушай, Аждар, я не затем приехал, чтоб тебя от дел отбивать. Сам справлюсь — не первый раз в городе: три года в Ленинграде служил.
— Ладно. — И больше Аждар ничего не сказал.
Свернули за угол, вошли в какой-то дворик. Там стоял старый одноэтажный домишко с застекленной верандой; на веранде седая женщина гладила белье.
Оставив Сарвара внизу, Аждар поднялся в дом, о чем-то потолковал со старухой и подозвал Сарвара:
— Ну вот, останешься здесь. — Аждар открыл одну из двух выходивших на веранду дверей. — Это твоя комната, твоя кровать… Пей чай и ложись отдыхай. Захочешь, прогуляйся, в кино сходи… А это Марго. Грузинка, женщина одинокая… Деньги будут нужны — у нее спроси. На базаре тебе делать нечего. Сам все продам.
Понятно, что Сарвару не по вкусу была такая встреча: почему он его к базару не подпускает? Подумаешь, ребенка нашел!.. Чем он хуже Теймура?.. Но ослушаться Аждара Сарвар почему-то не смел, возражать тоже не решался.
Весь день Сарвар пробродил по городу, к вечеру вернулся и стал ждать Аждара. Он был уверен, что вечером тот непременно придет сюда. Но вечером Аждар не пришел, утром он тоже не появился. Сарвар прождал до полудня и помчался на базар, но и там Аждара не нашел. Мешков своих ему тоже обнаружить не удалось, хотя он обыскал весь базар; человек, которому они вчера передали товар, исчез. Сарвар шел обратно к Марго, чтобы выведать у нее адрес Аждара, и все ломал себе голову, что это могло означать. Но старуха адрес не сказала, хотя наверняка знала. Оставалось одно: идти к Теймуру. К вечеру, перед самым закрытием базара, Сарвар нагрянул к нему.
— Слушай, ты Аждара не видел?
— Видел. Он утром в Тбилиси уехал.
— Как уехал?!
— Очень просто. Уехал, и все.
— А про меня ничего не сказал? — Сарвар готов был расплакаться.
— Сказал. Велел, чтоб, как нагуляешься, сразу в деревню ехал. Сказал, не получится из тебя торговца.
— А деньги! — закричал Сарвар. — А мои мешки?!
— Насчет денег мне неизвестно. — Теймур был невозмутим. — Это уж сами разбирайтесь. Что велено, я передал… Еще он сказал, чтоб ты в нечетный день уезжал. По нечетным дням у него проводник знакомый в седьмом вагоне. Пусть, мол, билет не покупает, проводник его так довезет. Поезд в час ночи. Скажешь, Аждар прислал… Седьмой вагон, не забудь…
Если б они не учились десять лет в одном классе, разговор на этом бы и кончился. Но разговор на этом не кончился, потому что они десять лет учились в одном классе. В самом конце разговора, произнося самое последнее слово, Теймур допустил малюсенькую оплошность, он вроде чуть-чуть усмехнулся, что-то промелькнуло в его глазах, и Сарвар сразу узнал пройдоху Теймура.
— Не трепись, — сказал он Теймуру. — Ни в какой Тбилиси Аждар не уехал. И ты знаешь, где он!
— Ха, знаешь! — Заметно было, что Теймур встревожился. — Этого ни один человек не знает. Десять лет без прописки живет.
— А чего про Тбилиси плетешь?! Я ж по глазам вижу — брешешь! Совесть-то у тебя есть?
Теймур молчал. Сарвар почувствовал, что он колеблется.
— Я ж его человеком считал… — уже мягче сказал Сарвар. — Если б знать, что он так меня облапошит! Два мешка — больше ста кило! Забрал и смылся!
— Надо было самому сидеть! — сказал Теймур.
— А он дал мне сидеть?! Забрал, и все. Я ж и понятия не имел, что он аферист. Сволочь такая!..
Теймур молчал. Молча они собрали с прилавка товар. Завязали мешки, сдали на хранение сторожу. Вышли с базара.
— Видишь, какая погода? — спросил Теймур.
— Холодно.
— Видишь, как ясно? Совсем как в Бузбулаке.
— Может, сейчас и в Бузбулаке снег, — сказал Сарвар. — Я уезжал, дождь шел…
— В такую погоду у Аждара всегда приступы, — неожиданно сказал Теймур.
— Какие приступы?
— А ты не знаешь? Он ведь больной очень… Астма у него. Дурацкая болезнь — чуть похолодает, он уже и дышать не может. В такую погоду на базаре его не ищи, в ресторане отсиживается. Подвальчик есть недалеко от моря…
— Думаешь, и теперь там?!
— Может… Кто его знает… Только смотри, меня не поминай!
Сарвар ни о чем больше не спросил. Бросил Теймура и прямиком — в тот самый подвал; там, в темном уголке, он и нашел Аждара.
— Ага! Так, значит, ты в Тбилиси уехал?! Ну и аферист! Ну и подлец!
— Садись, сын Кошачьего Старшины! Не трепыхайся!
— Я с тобой… сидеть не собираюсь! Идем! Ты мне мои мешки отдашь!
Аждар потянул Сарвара за рукав.
— Садись!.. Нету твоих мешков. Продал я. Теперь вот… — Он показал на стоявшую перед ним полупустую бутылку.
— Давай деньги, ворюга! — Сарвар замахнулся на Аждара кулаком.
Тот спокойно отвел его руку.
— Драться хочешь? Потом, когда выйдем!.. Сиди, сын Кошачьего Старшины!
— И отца, значит, задеваешь?
— Да я, если хочешь знать, этому Кошачьему Старшине задницу готов вылизать за то, что сына такого вырастил!
Он налил Сарвару водки. Подозвал официанта, велел принести еще закуски. Но Сарвар пить не стал, к еде тоже не притронулся.
— Зря я тебя тогда не выдал, — сказал он Аждару. — Может, и не стал бы таким подлецом!..
Аждар нисколько не обиделся. Рассмеялся. Потом вдруг спросил:
— А с чего это ты в Ленинград надумал? Девушка знакомая или с товаром?
— Это тебя не касается! Ты деньги мои давай!
Аждар помолчал немножко. Потом достал из кармана горсть миндаля, из другого — три грецких ореха, положил на стол и исподлобья глянул на Сарвара.
— Узнаёшь?
— Узнаю! Из глотки у тебя все вытащу!
— Ладно, потом вытащишь! Пока пей давай!
