Семен Бабаевский - Кавалер Золотой Звезды
— Нужно строить гидростанцию, — сказал Сергей, — по примеру устьневинцев.
— Думал я и об этом. И знаешь, какая мысль пришла мне в голову? Надо бы нашим районам породниться. Подключил бы ты нас к устьневинцам! А? Вместе бы строили…
— Не смогу…
— Да почему же не сможешь? Скоро ты будешь в этих местах представитель верховной власти, и если захочешь, то сможешь.
— Нет, Андрей Федорович, и не проси, — сказал Сергей. — Не смогу, если бы даже и захотел… Мощность гидростанции не позволит.
— А мы ее увеличим.
— Нет, сперва мы попробуем, а потом уже и вы пойдете по нашему следу.
Кривцов тяжело вздохнул, сильнее натянул воротник шубы и умолк.
На снежной равнине показалась станица Степная.
Глава XXIV
В последних числах января ударили морозы с восточным ветром, закурилась поземка и полетела мелкая, гонимая с гор снежная пыль. Снег засыпал ров — русло будущего канала, набивался и за воротник, и в рукава, и за голенища сапог строителей. Самым же большим препятствием на пути землекопов была не пурга с морозом, а скала — она преграждала канал острым углом, похожим на нос корабля. Отрубить этот нос, да тем более ручным способом, было нелегко.
«Подложить бы под нее динамиту, — думал Семен, — да и рвануть…»
Но у устьневинцев не было ни минеров, ни взрывчатки. Приходилось клевать ноздреватый известняк кирками и ломами. Со всех бригад были отобраны опытные каменоломы. Белые, заметенные снегом, они облепили скалу; звенела сталь, слышались тяжелые удары — камень, казалось, стонал, но не сдавался. Семен стоял внизу, руки его мерзли, сжимались в кулаки и просили лом или кирку — хотелось согреться, — а тем, кто вгрызался в скалу, было жарко, лица их, пожженные морозом, были мокрые.
Ниже всех, почти на отвесном выступе, стоял Иван Атаманов в синем, небрежно замотанном на голове башлыке. Рослая его фигура в шинели с подоткнутыми за пояс полами напряженно сгибалась, — он часто и низко кланялся и с таким ожесточением рубил киркой, что от камня вместе со щебенкой летели искры.
— Эй, Иван! А ну, дай-ка и я погреюсь! — крикнул Семен, взбираясь на выступ.
Атаманов искоса посмотрел на Семена, лицо его, помеченное шрамом, расплылось в улыбке.
— Трудно ее, чертяку, оседлать, — сказал Атаманов и быстрым движением руки смахнул с лица пот. — Хочешь погреться? У меня есть ломок. Вот этот. Небольшой, а ухватистый… Только ты сперва угости меня папиросой.
Атаманов сел на корточки, закурил и облегченно вздохнул.
— Семен, когда же к нам Сергей явится?
— Ждем со дня на день, — ответил Семен, рассматривая короткий, но увесистый лом.
— Не пойму, что это за порядки, — продолжал Атаманов. — Наш кандидат, можно сказать, свой, доморощенный, а к нам в станицу не заявляется.
— Соскучился?
— Да не в том дело. Должна же быть встреча. Мы его первые выдвигали, да к тому же есть к нему личный разговор. Еще осенью наш колхоз заключил договор с артелью «Красный черепичник». Должны мы были получить у той артели пять тысяч черепицы для кровли конюшни. Деньги перевели через банк, а позавчера Стефан Петрович направил туда обоз саней, а он и вернулся ни с чем, только быков зря прогоняли. Артель не дает нам продукцию; ждите, говорят, до весны. Как же тут нормально вести строительство?.. Вот я и хочу Сергею пожаловаться.
— Нам успеть бы до приезда Сергея разделаться с этим утесом.
Семен поплевал на ладони и с силой вонзил лом в узкую расщелину. Сталь звякнула и заклинилась. Семен налег на конец лома, но отломить камень не мог. Атаманов курил и смеялся. Затем он встал, бросил недокуренную папиросу и ударил киркой чуть дальше лома. Кусок камня пудов на пять глухо погремел вниз.
Не успел Семен как следует погреться, как к скале прискакал на коне мальчуган-вестовой: Семена вызывал вернувшийся из Ставрополя Родионов.
Ветер сдувал снег с гор, кружил, бросал его в низину. Пурга разгулялась и белым полотном затянула все небо, степь, Верблюд-гору, Усть-Невинскую. Виднелись только приземистые строения временных хуторов вблизи берега, да и то проступали они в этой молочной мгле смутно, точно сквозь матовое стекло. Семен направился к землянке не мимо строений, — там лежали сугробы, — а по чистой, подметенной ветром бровке канала. В этом месте работы были завершены еще третьего дня, и землекопы передвинулись ближе к скале. Глубокий ров начинался у самого берега, где лежал перекат, и отсюда русло реки, круто повернув вправо, уходило все ниже и ниже, а канал, как казалось Семену, постепенно восходил все выше и выше.
«Вот чудо! — думал Семен. — Как же по нему потечет вода?»
Эти мысли часто тревожили Семена, и однажды он поделился своими опасениями с инженером.
— На глаз же видно, — говорил Семен, — что Кубань уходит вниз, а канал подымается в гору, — как же по нему пойдет вода?
— На глаз такие вещи мерять нельзя, — ответил инженер и вынул из ящика стола лист плотной бумаги. — Вот точные расчеты. Они показывают, что русло нашей новой реки все время идет под небольшой уклон.
Семен краснел, смотрел на линии чертежей и утвердительно кивал головой… Тогда он верил. Но вот перед ним снова лежал не чертеж, а канал, и опять ему казалось, что инженер не прав… Семен так задумался, что не заметил, как подошел к землянке.
Родионов и с ним какой-то сержант, еще молодой, с широким лицом парень, сидели возле железной печки и грели руки. Семен поздоровался и тоже присел к огню.
— Ну, Семен Афанасьевич, — заговорил Родионов, — как там идут дела?
— Помаленьку роем… А как тебе ездилось?
— Плохо.
— Отчего ж так?
— Чертовски холодно.
Семен еще раз посмотрел на сержанта, и ему показалось, что лицом он схож с Родионовым.
«Наверное, его младший братишка, — подумал Семен. — Очевидно, в отпуск приехал…»
— Ну, а как дела обстоят со скалой? — спросил Родионов.
— Клюем, но она не сдается. А тут еще метель одолевает.
— Ну, ничего, сдастся. Я вот привез зубастого солдата — ему не такие скалы подчинялись.
— Минер? — спросил Семен, обращаясь к сержанту.
— Подрывник, — сухо ответил сержант.
— И взрывчатку привез? — допрашивал Семен.
— А мы без этого не ездим, — с достоинством ответил сержант. — Да к тому же есть приказ — отбыть в вашу станицу…
— Вот это замечательно! — воскликнул Семен. — Иван Герасимович, где ты раздобыл такого нужного нам человека?
— Свет не без добрых людей. Знакомый майор выручил… Только ты, Семен, потом будешь радоваться, а сейчас отведи сержанта в станицу и определи его к хлебосольной хозяйке. Пусть он поест, отдохнет, а завтра возьмемся за скалу.
— Накормить сможем! Пойдем, дорогой товарищ, прямо к моей теще. Лучше ее никто не накормит.
На другой день вечером, когда только что начинало смеркаться, над завьюженной Усть-Невинской прокатилась гроза — четыре огромной силы взрыва потрясли воздух. В окнах ближних от реки домов зазвенели стекла. Протяжный грохот унесся по реке далеко в горы, и снова стало тихо.
Часа через два Семен и Анфиса вернулись домой. Тимофей Ильич спросил:
— Воюете? Садануло, как из мортиры!
— Еще как, батя, воюем! — ответил Семен.- (Он называл тестя «батей» по казачьему обычаю, и это нравилось Тимофею Ильичу.) — Верите, батя, — как ножом срезало. Гость наш здорово подсобил.
— И скажи на милость, какой молодцеватый тот сержантик! — отозвалась Ниловна. — А за столом был такой несмелый да стеснительный. Чего ж он вечерять к нам не пришел?
— Уехал к поезду, — ответил Семен. — Его в полку ждут.
— Ну, давайте вечерять, — объявил Тимофей Ильич. — Что-то долго нету наших квартирантов.
— У них собрание. Из Родниковской вернулся Андриянов — свои дела решают.
За ужином Тимофей Ильич вспоминал о сыне.
— Семен, а ты случаем не слыхал, где там запропал наш кандидат? — как бы между прочим спросил Тимофей Ильич.
— По округу ездит.
— По округу? — переспросил старик, поглядывая на Ниловну. — А до батька с матерью и не думает приехать? Да и со своими станичниками как-никак надобно повидаться.
С тех пор как на станичном собрании Сергей был назван кандидатом в депутаты, Тимофею Ильичу не терпелось поговорить с сыном о таком значительном событии — хотелось и ему сказать свое отцовское напутствие. Но прошло уже более трех недель, а Сергей не приезжал не только в дом к отцу, но и в станицу, и это злило старика.
— Все он не по-моему делает, — с обидой сказал Тимофей Ильич. — Перво-наперво ему нужно было явиться ни в какую там другую станицу, а в Усть-Невинскую, да собрать народ и поклониться ему… А как же так? Тут он родился, тут живут его родители, сверстники… Или, может, он думает, что его в Усть-Невинской и так изберут?
