Николай Бондаренко - Будни и праздники
Малявка нахмурил брови, но настаивать не решился.
За Шодликом потянулась та же однообразная степь. Кабина раскалилась, мотор, казалось, взорвется от перегрева. Но вот степные колючки стали зеленее, воздух посвежел. Вдали показались рощицы, блеснула синева озер. Дорога пересекала полноводный канал.
— Ну, вот, — зевнул Малявка, — ехали-ехали, к речке приехали. Мост переехали — дальше поехали. Командир, видите на горизонте синие точки? Это наши вагончики. А всю эту степь нам еще предстоит пропахать в обратном направлении.
IX
Три синих вагончика стояли бессистемно на самой окраине поселка под вековыми чинарами. У умывальника плескался стройный мускулистый парень в красных плавках. Он мельком глянул на машину и опять принялся растирать мокрое тело, покрякивая от удовольствия. Несколько брызг попали Дмитрию на руку — вода была ледяной.
— Эй, Жора! — крикнул Малявка. — Опять закаляешься? Смотри, застудишь себе кой-чего.
Тот повернул к ним красивую голову с черными смелыми и вместе озорными глазами.
— А нам, бывшим солдатам-строителям, ничего не страшно. Мы простуды не боимся. Верно? — и подмигнул Дмитрию.
— Шофер нашей бригадной машины, — пояснил Малявка. — Вообще-то он Хайтбай, но мы зовем его Жорой.
По самодельной колченогой лестнице поднялись в вагончик. Бригадир, втянув в себя воздух, прошептал, как заговорщик:
— Обед варится.
Они зашли в одну из половинок вагончика. За столом сидели двое: белоголовый крепыш и некто в кожаной, несмотря на жару, куртке.
— Кого привез с собой, Лукьяныч?
— Нового командира. Дмитрия Денисовича Папышева. Прошу любить и жаловать. Сам он бывший офицер и любит, чтобы во всем был военный порядок.
Монтажники поднялись из-за стола.
Белоголовый крепыш — славянская душа и такая же славянская физиономия — до боли пожал Дмитрию руку.
— Василий, Плотников. Очень приятно.
— Колька, — представился второй. Было ему далеко за сорок; лицо худощавое, безразличное, но маленькие глазки смотрели колюче.
— Николай… — поправил Дмитрий, — а по отчеству?
— Зови просто Колькой.
И он опять уселся за стол спиной к Дмитрию.
Малявка потянул прораба за рукав:
— А вот наши мальчишки.
В дверях стояли двое парнишечек. Одни из них, Саня, здорово походил на Василия, только волосы у него были рыжеватыми, а все щеки в веснушках. Другой — Рустам — тонкий, стройный, изящный, с правильными чертами лица, горящими глазами и пышной прической, походил на девушку.
«Мальчишка» — это словечко с доброжелательным оттенком иронии бытует у строителей для обозначения самых младших членов бригады. Впрочем, суть не в возрасте. «Мальчишка» — это ученик: сбегай, подан, принеси. И он бегает, подает, приносит, но вместе с тем набирается опыта, ума-разума и, пройдя жесткую школу ученичества, становится мастером своего дела. Дмитрий доброжелательно посмотрел на красивого парня. Тот улыбнулся.
Появился еще один монтажник. Одно из тех лиц, которые называют незапоминающимися. Неловко улыбаясь, он пожал Дмитрию руку.
— Виктор. Бульдозерист. Ага. А вы, значит, наш новый мастер? Из Ташкента? Какие там новости, в мехколонне, ага?
Казалось, что он сначала открывает рот, потом думает, какое слово произнести, и лишь затем уже говорит. Повторять словечко «ага» было, видимо, его привычкой. «Ага» он произносил врастяжечку, словно стараясь за то время, пока звучит междометие, обдумать мысль.
«А этот… ершистый… — думал Дмитрий поглядывая на Кольку. — Посмотрим, каков ты в работе, Колька!» — много раз уже Дмитрий убеждался, что первые впечатления самые верные, и все же, поскольку существовали и исключения из этого правила, старался не составлять мнения о человеке преждевременно. Вот и сейчас он заставлял себя подавить зарождавшееся чувство неприязни к линейщику в кожаной куртке.
Парни принесли посуду, хлеб. Виктор внес дымящуюся кастрюлю. На обед была гречневая каша с тушенкой.
— Так! Все в сборе? — Малявка покрутил головой. — А где Палтус с Алтаем? Про Женю я уже не спрашиваю.
— Подались в ту степь, — ухмыльнулся Колька.
— Начнем без них.
— Интересно, — проговорил Дмитрий, помешивая густую кашу. — Живете в Рыбхозе, а без рыбы. Как так? — он посмотрел на Малявку.
— Близок локоток, да не укусишь, — вздохнул тот. — Тут вокруг рыбки ходят этакие сердитые мужички с ружьишками за плечами. Ездили мы к ним как-то, хотели по-хорошему договориться; только они в ответ: у нас, мол, своих браконьеров хватает, зачем нам чужие. И выперли.
— Я не о том. Нельзя ли договориться официально? Через директора, например. Не пробовали?
— Не успели еще. Мы же здесь недавно. Еще не обжились. Еще не знаем, есть ли тут хорошие невесты.
Кашу запивали чаем из огромных алюминиевых кружек. Все время, пока обедали, под окнами повизгивала собака. Василий поднялся, переложил остатки пищи в одну миску и вышел из-за стола.
— Надо же и Морду накормить.
— Морду, — хмыкнул Виктор. — Небось, за дверью сейчас сам все слопаешь, ага, — это был намек на хороший аппетит Васи.
После обеда закурили, откинувшись на спинки диванов, блаженно улыбаясь.
— Вот, говорят, есть мехколонны, — начал Колька, — в которых заботятся о рабочем человеке. Там на участках и телевизоры есть, и холодильники, и баньки. Да и людям дают хорошо заработать, — он в упор посмотрел на Дмитрия прищуренными глазами-буравчиками, словно бросая ему вызов. Но в глубине глаз было нервное мерцание.
— Есть такие колонны, — спокойно ответил Дмитрий. — Хотя бы наша. Кстати, на участке я видел холодильник.
— Так у конторских же его не заберешь. Не отдадут.
— А где ЗИЛ-Москва?
— ЗИЛ-Москва! У нашего начальника дома стоит. А мы тут должны теплую воду глотать.
— Без света сидим.
— Друзья, — сказал им Дмитрий. — Я у вас человек новый, где стоят ваши холодильники и телевизоры, пока не знаю. Может быть, их разместили не там, где вам хотелось бы. Но такие вещи надо, наверное, решать на профсоюзном собрании, а?
Они опять заговорили наперебой:
— Ну!
— Да мы забыли, что это такое.
— У нас собрания бывают раз в год.
— Даже раз в пятилетку.
— Да и то скомкают, все о плане да о плане, а поговорить по душам времени не остается.
— Потребуйте, чтобы собрания проводили чаще. Как положено. Ведь кто-то из вас, наверняка, входит в местком?
Наступила тишина, потом Саня сказал:
— Потребуешь тут, а тебе потом наряды срежут.
— Ишь, какой пугливый! — усмехнулся Дмитрий.
Воцарилось напряженное молчание. Словно полоса отчуждения пролегла между прорабом и рабочими.
Дмитрий заговорил как можно рассудительнее, понимая, что сейчас во многом решается, какие отношения установятся у него с бригадой.
— Многое, действительно, зависит от руководства. И тут я обещаю разобраться. Но кое-чего зависит только от нас самих. Полы, ребята, у вас, по-моему, очень давно не мылись. Возле вагончиков беспорядок. А ведь это наш дом. Предлагаю так — прямо с сегодняшнего дня взяться за дело. В армии все служили? Порядок должен быть? Верно говорю? — он кивнул Жоре. — Теперь насчет бани. — Тут он повернулся к Кольке. — Что, Кайтанов нам ее должен сделать? Или Самусенко? Неужели у нас у самих не хватит сил поднять две бочки на перекладину и приварить к каждой кусок трубы? А насчет работы — увидим. Во всяком случае нарядов я еще никогда никому не резал. — Он поднялся. — Ну, что, Федор Лукьянович, поедем разгружать опоры, заодно покажете мне трассу.
Когда они оказались наедине, Дмитрий спросил:
— Чем, собственно, бригада сегодня занимается?
— Планы у нас, командир, такие. Первым делом перекурим, — Малявка куражился, но было заметно, что он смущен. — Потом тачки смажем. Одним словом, будем настраиваться на завтрашний день.
— Да, но почему бригада сегодня бездельничает?
Малявка вздохнул:
— Начало месяца, командир. Надо людям настроиться. Ничего, не серчайте. Мы наверстаем.
X
Дмитрий отошел от пикета метров на пятнадцать и едва не наступил на зайца. Тот не спеша запрыгал в сторону и исчез в зарослях колючек.
Сейчас Дмитрий стоял спиной к машине, вагончикам и Рыбхозу. Перед ним расстилалась бурая, вся в колючках степь, упирающаяся у горизонта в подножие пологих гор, или скорее холмов. Дмитрию пришла на память одна из бесчисленных историй про Ходжу Насреддина, который зарыл клад в степи, а ориентиром избрал облако. Да, других ориентиров тут нет. Пока нет. Конечно, по-своему тут тоже кипит жизнь. Жучки, ящерицы под каждым кустом. Наверняка есть и змеи, и вараны, и суслики, и целые полчища мышей. Под этими колючками кипит их напряженная жизнь, их отчаянная борьба за существование. Но все равно — это пустыня, и будет пустыней до тех пор, пока сюда не придет человек и не построит поселок, высоковольтную линию, дорогу.
