Иван Лазутин - Родник пробивает камни
— Хорош голосок! — бросил Петр Егорович в окно, встретившись взглядом с дворником.
— Знамо дело, не инкубаторский. У нас в Орловщине все такие горластые, только мастью разные. А уж в драке — глядишь, и душа радуется.
— Что ж, какая-нибудь особая порода? — поинтересовался Петр Егорович.
— Американец, лингорн! В петушиных боях этой породе ровни нет, — хрипловато ответил дворник и, словно балуясь, пустил струю в петуха.
«Уж кто-кто, но только не леггорн, и сроду порода леггорн не была американской, а как бойцовых петухов леггорнов никогда в расчет не принимали», — хотел было поправить дворника Петр Егорович, но раздумал: зачем разубеждать старика, раз ему хочется, чтоб Петька его был «лингорн» и обязательно «американец»?
Вдруг Петр Егорович увидел: во дворик въехал новенький темно-вишневый «Запорожец» последнего образца. Спугнув петуха, автомобиль плавно обогнул центральную клумбу и остановился у окна депутатской комнаты.
У Петра Егоровича даже дух перехватило, когда он увидел, как дверка машины распахнулась, и из нее, вначале выбросив впереди себя костыли, тяжело вышел Михаил Иванов. Иванов не видел Петра Егоровича, а поэтому он даже не изменил выражения своего лица, на котором лежала печать глубокого волнения и озабоченности.
«А костюмчик-то, костюмчик-то надел… с иголочки!.. Наверное, только что из магазина. Успел ли оторвать этикетку? — Петр Егорович стоял у окна и наблюдал, как мягко, с какой-то особой, ласковой бережностью и осторожностью, словно с любимым человеком, обращался Иванов со своей машиной, когда закрывал на ключ дворцу. — Ну, слава богу, теперь вижу своими глазами. Да так быстро!.. Не прошло и месяца, как я был у замминистра…»
Петр Егорович принял у посетителя заявление и назначил день, когда тот может осведомиться о результате его ходатайства перед начальником паспортного стола районного отдела милиции: в отделении милиции в прописке было отказано.
— Только никаких гарантий не даю. Попытаюсь объяснить, что для временной прописки старому человеку, да к тому же матери, есть все основания.
Не успел он закрыть дверь за избирателем, ходатайствующим о временной прописке матери, как в комнату, всем весом налегая на костыли, вошел инвалид Иванов. С его приходом комната как-то сразу стала теснее и ниже.
О том, что Иванов неделю назад получил новенький «Запорожец», Петр Егорович знал: тот прерывающимся и охрипшим от волнения голосом звонил ему со склада, где получал машину. Острая новизна радости и душевного равновесия была уже обоими прочувствована и пережита, а поэтому Петр Егорович пока еще не догадывался, чем так озабочен и встревожен Иванов, руки которого тряслись и по загорелому лбу стекали струйки пота. Иванов крепко пожал руку Петру Егоровичу, отбросил костыли к стене, сел на скамью и, вытирая платком с лица пот, продолжал молча и тревожно смотреть на Петра Егоровича.
— Что случилось? — спросил Петр Егорович, видя, что Иванов пришел к нему совсем не затем, чтобы лично поблагодарить его за помощь в получении машины.
— Вы письмо получили, Петр Егорович? — осевшим голосом спросил Иванов.
— Какое письмо?
— Из Запорожья? Я вчера получил копию… Искал вас весь день и нигде не нашел…
— Вчера и позавчера я был у сына. Я, кажется, говорил тебе, что он с женой в долгосрочной командировке за границей. Внучка с заводом на уборочной в Сибири. Приходится приглядывать за квартирой.
— А письмо-то получили? — твердил свое Иванов:
— Нет, не получил… А что?.. А впрочем, может быть, мне и есть письмо, но я в исполкоме не был уже две недели.
Иванов выхватил из нагрудного кармана новенького светло-серого костюма конверт с фирменным типографским штемпелем наверху.
— Читайте, — дрожащими пальцами Иванов протянул Петру Егоровичу. — Что же теперь будем делать?
— Прочитай вслух, я сегодня дома забыл очки. — Петр Егорович вернул Иванову письмо, и тот, прокашлявшись, начал читать прерывающимся голосом:
«Уважаемый Петр Егорович!
Это письмо по поручению комсомольской организации сборочного цеха Запорожского автомобильного завода пишет секретарь цехового бюро комсомола Виталий Корзухин.
Месяц назад директор завода Дмитрий Ксенофонтович передал нам в комсомольскую организацию Ваше письмо и просил вынести по нему наше решение. Мы прочитали это письмо на комсомольском собрании и единогласно решили взять пожизненное шефство в обеспечении автотранспортом инвалида Отечественной войны Иванова Михаила Николаевича, потерявшего ногу в боях за наш город. Из металла, сэкономленного комсомольцами литейного цеха, в июле месяце мы сверх плана изготовили и собрали автомобиль марки «Запорожец» с ручным управлением и получили у дирекции право подарить эту машину ветерану войны Михаилу Николаевичу Иванову, пролившему кровь на земле нашего завода и ставшего инвалидом второй группы.
Документы на отгрузку машины уже все оформлены. Просим Вас сообщить адрес, по которому удобнее для М. Н. Иванова транспортировать автомобиль.
Секретарь комсомольской организации сборочного цеха В. Корзухин».Иванов кончил читать письмо и рукавом нового пиджака стер со лба крупные капли пота.
— Да, — ухмыльнулся в усы Петр Егорович и встал. — Не было ни гроша — и вдруг алтын. Молодцы комсомольцы! Как оперативно сработали! Ну что ж, Михаил Николаевич, поздравляю. Ты заимел новых сильных и верных друзей. Уж эти не подведут. Раз сказали, что взяли пожизненное шефство в твоем автомобильном хозяйстве, значит, можешь выжимать из своего «Запорожца» все его возможные и невозможные силы.
— Так что же теперь делать? Что мне им ответить?.. Вернее, что вы им ответите? Ведь письмо-то вам написано, а мне всего лишь копия? — Иванов растерянно развел руками. — Я сегодня всю ночь не сомкнул глаз. Не знаю, что теперь и делать.
Петр Егорович от души расхохотался, отчего петух, прохаживающийся по дворику рядом с распахнутым окном депутатской комнаты, пугливо отбежал в сторону и призывно закокотал.
— Выбирай одно из двух: или сдавай этот в горсобес и получай дареный, иди срочно нужно писать благодарственное письмо и поставить комсомольцев в известность, что «Запорожец» ты уже получил по линии социального обеспечения. Середины быть не может.
Иванов привстал и на одной ноге подскакал к распахнутому окну, в трех шагах от которого стоял его сверкающий на солнце вишневый «Запорожец».
— Сдать?! Не могу я его сдать… Я уже сросся с ним. Мотор у него работает как у часиков «Космос», еле слышно, а скорость берет такую, что дает прикурить «Волгам»… Вы только поглядите на этого красавца!.. Отказаться от него — это вроде бы предать его. Пойти с другом в бой и оставить его на поле боя раненым… Что хотите, а но могу. И жена к нему уже привыкла. А внук даже расплакался, когда я сказал, что, наверное, его придется сдать. Мы уже его окрестили «Вишенка».
— Тогда будем вместе писать письмо, благодарить запорожцев и выражать готовность принять их пожизненное шефство над твоей «Вишенкой» и всем остальным, что касается автомобильной части…
Иванов круто повернулся к Петру Егоровичу и, облокотившись о подоконник и тем самым облегчив тяжесть опоры на одну ногу, тихо, словно по секрету, сказал:
— Петр Егорович, а что, если сделать вот что… — И замолк, точно испугавшись, что идею его Петр Егорович не только не поддержит, но и осудит.
— Что?
— Есть у меня фронтовой дружок. Воевали в одной танковой бригаде, в одной роте. По фамилии его почти никто не знал. Была у него кличка «Буря с вихрем»… Таких смелых и отчаянных я в жизни до него и после уже не встречал. Правда, была у него слабость: любил первым на своей «тридцатьчетверке» врываться на огневые позиции немцев и наводил там такой тарарам, что ни словами сказать, ни пером описать. На окраину Запорожья он на своем танке ворвался первым, на моих глазах смял четыре артиллерийских расчета и пошел утюжить окопы, в которые немцы драпали, как серые крысы… Меня в этом бою ранило, а «Буря с вихрем» пошел дальше освобождать Украину. А через год, когда уже по чистой вернулся из госпиталя, я случайно узнал, что под Львовом танк «Бури с вихрем» подорвался на немецкой мине и ему оторвало правую ногу чуть пониже колена. — Иванов ладонью вытер потное лицо и продолжал: — Уж если говорить о шефстве наших запорожцев, то мне до «Бури с вихрем» далеко. Когда меня ранило, у него уже было два ордена Красного Знамени, поговаривали, что еще два-три хороших танковых сабантуя — и «Буре с вихрем» не миновать Звезды Героя. — Иванов налил из пузатого стеклянного графина в граненый стакан теплой воды и опрокинул ее двумя глотками. — Но до Героя так и не дотянул, подкузьмил Львов, ранило.
— А где же он сейчас, этот твой «Буря с вихрем»?
