Агния Кузнецова (Маркова) - Мы из Коршуна
7
Некоторое время после возвращения ребят из города в Коршунской школе шли бесконечные разговоры об итальянце. На уроках труда старшеклассники сделали деревянный памятник, на нем написали: «Здесь покоится итальянский солдат Георгий Марчеллини. Во вторую мировую войну воевал вместе с русскими против фашистов». Памятник в присутствии всех жителей поселка установили на могиле, торжественно возложили венки.
Время шло. Разговоры утихли.
И судите сами, какое волнение охватило школьников, да и всех коршунцев, когда ранней весной они прочитали в газете письмо итальянского режиссера. Решили ответить Рамоло Марчеллини обширным письмом. Каждую строчку обсуждало бюро комсомольской организации, потом читали письмо на общешкольном собрании. И снова время успокоило вспыхнувшее волнение. Жизнь школы вошла в свою колею.
Май подходил к концу. Ясные теплые дни все чаще и чаще перемежались с ненастьем.
– Опять дождь, – еще сидя на кровати, сказала Вера. По запотевшему стеклу окна, как слезы, текли прозрачные струйки. Под окном мокла молодая рябина, с ее голых ветвей, чуть выпуклых от набухающих почек, тоже капал дождь.
– Подъем! – объявила Вера и начала одеваться. Она поставила на стул зеркало и повертелась перед ним.
Саша тоже встала. Только семиклассница Катюша еще потягивалась в постели и громко, с подвыванием позевывала. Но ей и не надо было торопиться, она еще не доросла до работы на лесозаводе.
Девочки оделись, сбегали в умывальник, привели в порядок свои немудреные прически.
В небольшой столовой с четырехугольными столиками было тепло и шумно. Пахло гречневой кашей, кипяченым молоком, черничным киселем. Все столы были заняты девятиклассниками. Саша с Верой стоя ждали, когда освободятся места.
Из-за крайнего стола поднялся Славка. Он держал в руке стакан с темно-синим киселем.
– Садитесь, девчата, – сказал он, глядя на одну только Веру и свободной рукой указывая на свое место.
– Спасибо, – холодно ответила Вера. – Садись, Сашенька. Я подожду.
Саша села за стол. Славка, все так же стоя возле Веры, залпом осушил стакан и собрался было заговорить с ней, но рядом с Сашей освободилось место, и Вера проворно заняла его.
Дождь не переставал. Он хлестал прохожих, заливал улицы, по земле в канавы бежали мутные потоки воды. Несмотря на это, Славка ждал Сашу и Веру у ворот школы. Потом втроем весело бежали на завод. Все трое были в сапогах, в плохоньких, насквозь промокших пальтишках, но это нисколько не смущало и не огорчало их.
Они вошли в проходную будку и тут же ощутили приятное тепло. На табурете, около горящей железной печки, сидела вахтер завода тетя Лиза – толстая старая женщина, в больших валенках с галошами, в теплом сером платке на голове. В зубах она держала длинный мундштук с тлеющей папиросой. Пепел падал на ее грудь, на колени, полукругом устилал некрашеный пол возле ее ног.
– Однако пальтишки у вас насквозь мокрые! Клеенки б со столов сдернули да прикрылись ими.
– Ничего, тетя Лиза, высохнем! – весело за всех ответила Вера.
Они прошли через будку в просторный двор. Саша свернула направо, в деревообрабатывающий цех, который сокращенно называли доцем. В этом цехе все девочки работали станочницами. А Вера и Славка через весь двор мчались под дождем в механическую мастерскую.
Вера, единственная из девочек, работала вместе с мальчишками на токарном станке. Да и мальчишек обогнала. Они в этом году только присматривались к работе токарей, изучали теорию, а Вера еще летом сдала на пятерку экзамены по теории и с осени стала работать на станке самостоятельно. Из всех девочек девятого «А» одна Вера по окончании школы собиралась работать на заводе. Остальные уезжали в город – поступать в техникумы, в высшие учебные заведения.
Вера любила лесозавод. Ей нравилось здесь всё: и запахи свежей древесины, и шум станков, и люди, которые изо дня в день терпеливо делали однообразное, может быть, не очень интересное, но такое нужное дело. Она гордилась тем, что продукция Коршунского лесозавода отправлялась во все концы Советского Союза и даже за границу. К зеленому новенькому и почти бесшумному станку Вера всегда вставала с удовольствием.
Вглядываясь в чертеж, она стала готовить деталь. И сейчас же у нее появилось ощущение, что без нее здесь не обойтись. Разумом она знала, что это далеко не так, а сердце все равно радовалось такой мысли. Вера пустила станок и вполголоса запела. Голос у нее был низкий, глуховатый.
Четыре часа пролетели быстро. Мастер Тимофей Тимофеевич, пожилой, лысый, смотрел на часы и говорил:
– Товарищи школьники, ваш рабочий день иссяк. Расходитесь по домам.
Вере не хотелось уходить. Не спеша она приводила в порядок станок, шла умываться. Ей нравилось, что ее руки, в масле и железных опилках, походили на руки настоящих рабочих. Они сразу не отмывались, и от них пахло маслом.
…Вера и Славка, следя сапогами, испачканными мокрой глиной, поднимались по деревянной лестнице в механическую мастерскую, на ходу стаскивая мокрые пальто. Славка приостановился и, просительно глядя в лицо Веры, сказал:
– Мне нужно поговорить с тобой, Вера, об очень важном. Приходи сегодня вечером, в восемь часов, в Итальянский парк, к могиле…
– Свидание под проливным дождем?! – засмеялась Вера.
– Если дождя не будет.
Вера постояла, немного подумала и снова медленно стала подниматься по ступенькам.
– Хорошо, – сказала она, оборачиваясь. Мельком взглянула на Славку и заметила, как на его лице выражение напряженного ожидания сменилось радостной улыбкой.
Они вошли в мастерскую. Вера с удовольствием встала к зеленому станку.
Славка этого удовольствия не испытывал. Он был рассеян и равнодушен. В первые же полчаса сломал резец. Тимофей Тимофеевич сердито бросил в угол обломки и, собрав всю свою волю и педагогическое умение, десятый раз начал объяснять Славке премудрость токарного дела.
А Саша вместе с другими девочками из девятого «А» работала в это время в доце на комбинированном станке.
Одна девочка пускала по станку длинную деревянную планку и нажимала ногой педаль. Из станка выступала пила и мгновенно распиливала планку. Другая девочка сортировала планки. А Саша, то и дело позевывая, делала пучки из сорока планок.
Работа на заводе не доставляла ей никакого удовольствия. Хотелось не планки считать, а в полный голос петь или читать сцену у фонтана из «Бориса Годунова».
У Саши мурашки бежали по телу, когда она вспоминала пушкинскую строфу:
Тень Грозного меня усыновила,
Димитрием из гроба нарекла,
Вокруг меня народы возмутила
И в жертву мне Бориса обрекла.
Но ни петь, ни читать было невозможно. Приходилось считать от одного до сорока и снова от одного до сорока. И так все четыре часа.
Вечер, словно по заказу, выдался на диво. Тучи ушли за горизонт, и у края его загорелся ослепительный круг солнца. Капли дождя, висящие на длинноиглых ветвях кедров, блестели разноцветными огоньками: то багровыми, отражая солнце, то небесно-голубыми, то темно-синими, как хвоя кедров. Было тепло и тихо.
Итальянский парк в этот весенний вечер напоминал сказочный заколдованный лес, из века в век оберегающий сон спящей красавицы.
Славка ждал Веру с семи часов вечера. В половине девятого он начал нервничать и курить папиросы, которые купил еще в городе на злополучную выручку от часов. До боли в глазах он вглядывался в сумерки, а потом рассердился и уже собрался идти домой, как перед ним, словно из-под земли, появилась Вера в еще не совсем высохшем, помятом пальтишке, в сапогах и пестром платочке на голове.
– Ждешь? – спросила она.
– Жду, – ответил Славка.
– А я думала, ушел. Опоздала.
Они помолчали, стоя друг против друга, – оба рослые, красивые. Потом, не сговариваясь, двинулись по тропинке.
Ожидая Веру, Славка несколько раз мысленно повторил то, что скажет ей, но все получилось совсем не так.
– Ты знаешь, Вера, как девчонки липнут ко мне, – неожиданно для себя сказал он.
– Не замечала.
– Может быть, и не замечала. Ты меня вообще не замечаешь. А я одну тебя замечаю.
– Я большая… выше всех девчат… – попыталась отшутиться Вера.
Шутка эта больно отозвалась в Славкином сердце. Он понимал, что если Вера шутит, значит, сердце у нее спокойно.
– Все ясно. Не уважаешь ты меня, Вера. Не заработал. Уважать-то меня и в самом деле не за что. Я даже преступником могу стать. Самым настоящим. Но это как ты захочешь.
– Как это – я захочу?.. – удивленно переспросила Вера. – Неужели я могу захотеть, чтобы кто-то стал преступником?
– «Кто-то»! – горько повторил Славка.
– Конечно, я не хочу, чтобы ты стал преступником.
– Значит, будешь дружить со мной?
Сердце Веры молчало. Но она вспомнила упрек Вани, брошенный ей в кабинете перед поездкой в Брусничное: «На тебя заглядывается… Вот тебе бы…» – и подумала: «Мне все равно ни один мальчишка не по душе… А Славку жалко… Дружба ни к чему не обязывает». Она твердо сказала:
