KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Советская классическая проза » Михаил Барышев - Весеннее равноденствие

Михаил Барышев - Весеннее равноденствие

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Михаил Барышев, "Весеннее равноденствие" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Изящно разделывая сига под белым соусом, Нателла Константиновна пожалела конструкторов с берегов Волги.

— Премия у них теперь полетела… Угробил ты людям премию, Андрей, и спокойно ублажаешь свое чрево. Они как солнышка ждут Золотухина с актом приемки, а он привезет «особое мнение»… Расстроятся, бедняги. Наверняка уже премиальные распланировали.

— Кто же их раньше времени планирует?

— Члены коллектива. Они, Андрей, милые, простодушные и симпатичные люди с непрерывно растущими потребностями, всегда опережающими возможности… Начальству, между прочим, никогда не надо забывать, что коллектив не только производственная ячейка, но и человеческая общность, составленная из индивидуумов. Вот те самые индивидуумы старались, надеялись и ждали, а ты…

— Добрая у тебя душа…

— Нет, Андрей, душа тут ни при чем. У меня просто развит инстинкт самосохранения. Я ведь тоже рядовой представитель тех самых индивидуумов. Меня тоже могут вот так, наотмашь и под корень. Потому и приходится начальство воспитывать… Ты в самом деле считаешь конструкцию станков устаревшей?

— Да.

— У них и детства не было, а их сразу в старость.

— Люди тоже иной раз рождаются стариками.

— Или им помогают быстрее состариться. Лишают, например, одним росчерком пера махровых кофточек и новых костюмов. Ты не задумывался, Андрей, сколько лишних морщинок положит твое решение на женские лица волжского коллектива?

Скосив ореховые, тугого блеска глаза, Нателла приметила, что в углу из-за столика поднялся грузный мужчина и усмехнулась:

— Сейчас товарищ Золотухин тебе ответит.

Коллега был явно навеселе. Состояние его бородки свидетельствовало, что воля и мысли его сконцентрированы в некоем фокусе и находится он в боеспособной форме.

— Боржомчик пьем. Андрей Алексеевич? Пакость ближним учинили, а теперь минералкой услаждаемся?

— Ты пьян, Вениамин Сергеевич. Иди лучше в номер.

— Ты меня в постельку не укладывай. В самый раз нам поговорить. Когда еще встретимся в такой обстановке, чтобы без протокола и без регламентов… Девушка, коньячку сюда! Бутылочку, милая, и соответствующее к ней приложение. И скоренько, потому как будет у нас душевный разговор… Зачем тебе, Готовцев, вздумалось «особое мнение» писать?.. «Низкий уровень конструкторских и технологических разработок…» Ишь, как завернул в акте.

— Но ведь это на самом деле так!

— Вы, красавица, в наш разговор не влезайте… Я этими руками двадцать пять лет станки конструирую. Самолично тонны ватмана исчертил, а вы без году неделя обретаетесь в станкостроении и уже норовите лезть в безусловные авторитеты… Приношу извинения за тривиальность, но худо, когда яйца курам начинают лекции читать.

Нателла вспыхнула и обиженно поджала красивые губы.

— Я не буду с тобой сейчас разговаривать, Вениамин Сергеевич, — резковато и отчужденно сказал Готовцев.

— Тогда слушай… Ты завтра умахнешь самолетом в Москву и будь здоров. А я как к своим поеду? Они же меня спросят. Скажут, как ты, Золотухин, пес шелудивый, допустил такую запись в акте?

— Но вы же лично в том не виноваты.

— Виноват. Люди на меня надеялись, верили, когда в Заборск посылали. Они ведь тоже виноватыми себя считать не могут. Старались вовсю, жали на полную катушку… Комсомольцы «молнии» писали, клеймили позором отстающих. Профком на доске Почета вывешивал передовиков выполнения заказа. А теперь ни передовиков, ни отстающих. Всех товарищ Готовцев в одну лужу посадил… Спасибо, девушка… И рюмки подойдут.

Золотухин разлил коньяк.

— Примите угощение. Хоть и полетела наша премия за новую технику, а повод все равно есть. Ввели ведь станочный участок. Как бы мы друг с другом ни собачились, а наши часики-то теперь в Заборске тикают…

— Мы не будем угощаться, Вениамин Сергеевич.

— Гордые, значит. В столице живете, олицетворяете, так сказать…

Золотухин махом опрокинул рюмку и пососал дольку лимона.

— Считаете, что мы, периферийщики, лаптем щи хлебаем, мешком солнышко ловим… Поглядим, какой вы проект выдадите. Тогда мы незаинтересованной стороной будем участвовать в приемочной комиссии… Видал я ваше творение у алтайских моторщиков. Откровенно сказать, не шибко оно убежало вперед от наших полуавтоматов.

— Не шибко, — согласился Готовцев и попросил у официантки счет. — И вы будете правы, если запишите в акте объективное особое мнение.

— Призываешь друг друга за глотки хватать? Да нас и так со всех сторон за это самое место хватают, чтобы нам еще друг с дружкой грызться. Об этом ты подумай, Готовцев… И как у тебя только рука поднялась?

— Кто-то всегда должен начать.

— Ты отдаешь себе отчет, что ты хочешь начать? У нас ведь, как в той песне, тоже стоит бронепоезд на запасном пути. Тебе, Готовцев, больше всех надо? Мало, что в начальниках ходишь? Что у тебя исправно зарплата каплет?

— Дело мне надо.

— А мне оно не надо? Я всю жизнь только делом и занимаюсь. Не лодырь и не тунеядец. Ты меня в эту компанию не записывай.


— Не вытянет группа Липченко самостоятельно работы по смазочным узлам и гидравлике, — настойчиво повторил Павел Станиславович и снял с лацкана пиджака невидимую пылинку. — Поймите меня правильно, Андрей Алексеевич… Нателла Константиновна способный и деловой работник, милая и энергичная женщина. Но освоить в столь краткие сроки специфику проектирования — это просто невозможно.

В памяти Веретенникова выплыло великое литературное творение. Эпизод, когда находчивый барон пересаживался с летящего ядра на другое летящее ядро. Тут, видимо, уважаемый барон все-таки допустил некоторое преувеличение. Инженерная логика не могла считать такой эпизод убедительным. Здесь автор отступил от истины и уронил кляксу на великолепное литературное полотно.

— Этих энтузиастов тоже нельзя к гидравлике и смазке подпускать, — продолжал Павел Станиславович, снисходительно кивнув в сторону Шевлягина. — У них тоже ни опыта, ни знаний… Одна фантазия и смелость.

— Я прошу, Павел Станиславович…

— Не проси, товарищ Шевлягин. Смелости у вас через край — вот и весь ваш багаж. Вы и оперу «Кармен» возьметесь за две недели сочинить. Тоже понятно. Чего вам, перспективщикам, бояться? Чертите себе да складываете в архив на полки. На корм мышам…

Шевлягин опустил голову. В словах была горькая и укоризненная правда. Продукция бюро перспективного проектирования, выкованные в ожесточенных схватках лучезарные проектные идеи с самого основания бюро почти целиком ложились на архивные полки, лишь редкими крохами воплощаясь в работающий металл.

Но виноват в том Шевлягин не был, и слова главного инженера явились ударом ниже пояса.

Перспективщик вскочил с дивана, раскрыл рот, чтобы громогласно выразить возмущение, но почему-то раздумал, горестно махнул рукой и без разрешения направился к двери.

Готовцев проводил Шевлягина сочувствующим взглядом. Павел Станиславович с явным облегчением поглядел на костлявую спину с выпирающими даже под плотным кожимитом лопатками.

— Как же мы будем поступать в данной ситуации, Павел Станиславович? Давайте исходить из наихудшего: Габриелян не дает нам к установленному сроку чертежи. Через два месяца у нас начинается выдача проектных материалов но новому проекту автоматической линии. Срок нам никто не отодвинет, пусть хоть десять Габриелянов будут виноваты… Может, я в самом деле зря в драку полез?

— А ты мог иначе?

— Пожалуй, нет.

— Вот именно, — с явным сожалением в голосе откликнулся Веретенников и побарабанил по крышке стола длинными пальцами с ревматическими припухлостями на суставах. — Загнал ты меня тоже под стол особым мнением. Ума не приложу, как выйдем из положения, как уложимся в плановые сроки…

— Надо уложиться, Павел Станиславович. Я еще не знаю такого случая, чтобы ты сорвал установленные плановые срока.

— Да, такого случая в моей работе еще не бывало.

В словах главного инженера послышались внутренняя гордость и сдержанное достоинство человека, знающего себе цену.

Глава 4. Личные отношения

— Цвета терракот? Но это же прелесть, Надюша… Тем лучше, что московское… Ты прессу читай. Прессу, говорю… Она пишет, что московское — значит отличное… Ладно, не вводи в искушение. Все та же вульгарная причина. Временные финансовые затруднения… Что-что? Ну, знаешь… Строители говорят, что нет ничего долговременнее временных сооружений. Эта истина больше всего и подходит к обычному состоянию моих финансов… Отлично съездилось… Понимаю, о чем ты любопытствуешь. Помнишь, у Заболоцкого? «Закон имея естества, она желала сватовства…» Куда уж правильнее.


Телефонный разговор происходил в однокомнатной кооперативной квартире, находящейся на восемнадцатом этаже современного жилищного инкубатора, возведенного индустриальными методами на бывшей городской окраине. Женское гнездышко было ухоженным по всем требованиям современного интерьера. Почти четверть полезной площади занимала в нем низкая тахта, покрытая мохнатой, в леопардовых разводах, импортной синтетикой. Грела синтетика мало, но зазывно манила кинуть житейские вульгарные заботы, с облегчением освободиться от остроносой обуви, немилосердно сжимающей в угоду моде нежные женские пальчики, ослабить потайные крючки, формирующие элегантность женских фигур и завалиться на просторной леопардовой «понарошечной» спине. Рядом с тахтой отливал тусклой полировкой низкий журнальный столик и кожаными копешками высились два зеленовато-белых пуфа, приобретенных еще во время расцвета дружественных связей с неким государством.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*