Дина Рубина - Чужие подъезды
— Иди… к… матери! — выкрикнул Илья. Остервенелая ненависть к мужу Наташи, обуявшая его неожиданно, как приступ, исчезла. Было стыдно и гадко. От вида крови и от сознания, что он впервые избил человека, его мутило.
«Молодец, рыцарь! — с отвращением подумал он о себе. — Любо-дорого глянуть…»
Не вылезая из песочницы, мужчина бормотал:
— Значит, это неправда… Господи, это неправда.
— На, — сказал Илья, доставая платок. — Прижми…
Мужчина послушно взял платок, прижал его к лицу.
— Прошло? — спросил Илья. — Голову закинь.
— Не, — ответил тот, — это с детства… нос слабый. Когда в футбол играли, вечно мне… мячом… Пройдет…
Илья, присев на песочницу, тоскливо ждал. Он был похож на пацана, который и сочувствуя, и скучая ждет, когда дружок перестанет хандрить и они побегут снова гонять мяч по дворовому футбольному полю.
— Все, — сказал мужчина. — Прошло, кажется… Спасибо.
— За что спасибо? — грубо спросил Илья, не глядя на мужчину.
— За платок… Я верну… Наташа постирает, и я…
Илья махнул рукой, поднялся и пошел прямо на милиционера. Не дойдя до него, Илья остановился у автоматов газводы, бросил монетку и, дождавшись, когда наберется вода в стакан, вылил ее на руки, провел руками по лицу. Щека ныла, должно быть, ударился о грибок. К нему неторопливо подходил милиционер. «Заметил», — подумал Илья.
— Что, я нарушил? — вызывающе грубо спросил он.
— Что нарушил? — равнодушно спросил милиционер. Это был пожилой уставший человек.
— Неважно, что-нибудь… Но учтите — трешки у меня нет, значит, я пойду в отделение.
Милиционер посмотрел на Илью безразличным взглядом — у него были опухшие, в красных прожилках глаза — рано встал на пост — и сказал негромко:
— Пойди проспись, сопляк.
Он бросил монетку в прорезь автомата и ждал, когда наберется вода.
…Совсем рассвело. Илья зашел в свой подъезд, машинально нагнулся к почтовому ящику — там что-то белело. Он отомкнул ящик. Это Семен Ильич перевод прислал, на шестьдесят рублей. Илья повертел в руках корешок перевода и вдруг рассмеялся. Он сидел на холодной нижней ступеньке и громко смеялся. «А ведь я сказку сочинил!» — вспомнил он и опять рассмеялся. Потом он представил, как Наташин муж возвращается домой, как, стараясь бесшумно открыть дверь, проходит в плаще и туфлях в спальню, опускается на колени и тычется разбитым носом в плечо спящей Наташи.
«Да не спит она, — прервал себя Илья, — это ты бы спал, бревно, а она не спит, все они не спят — Наташа, мать, бабаня, Семен Ильич…»
Сидеть на ступеньке было холодно, цепкая мозглая осень начинала новый день, бессветный и тягостный. Илья смотрел сквозь дверной проем на мокрый двор. На низеньком детском турнике висела чья-то забытая футболка. Она отрешенно и прощально покачивала на осеннем ветру тощими голубыми рукавами.
