Юрий Рытхэу - Магические числа
Каготу казалось, что еще немного — и он сам потеряет сознание, свалится рядом с Амтыном. Но снова возникало воспоминание о пережитом, о бившемся на конце лахтачьего ремня Амосе. Прибавлялись силы, и он опять принимался ритмично давить на спину бездыханного Амтына.
Если место есть для живого,
Оно должно быть полно живым.
Если воздух есть для дыхания,
Дыхание должно быть…
Если сердце должно забиться,
Пусть оно бьется вновь.
Нет на свете такого места,
Чтобы не было жизни тем.
Слова вырывались из разгоряченной гортани, смешивались с паром, с хриплым дыханием, помогая тяжелой работе.
Вдруг Кагот почувствовал какое-то движение, бездыханное тело дернулось, а тихий стон заставил умолкнуть скулящих собак. Приподняв уши, они замерли в ожидании. Кагот приложил ухо к груди Амтына и сквозь толстую меховую кухлянку уловил частые, тяжелые удары ожившего сердца.
— Где я? — со стоном спросил Амтын, открывая глаза.
— На берегу Пильгына, — ответил Кагот, понимая, что Амтын думает, будто он уже на другом, нездешнем берегу.
— Что же случилось?
— Нарта утонула… Вместе с собаками и копальхеном. А тебя я выловил.
— Ты меня спас, — тихо молвил Амтын. — Ты меня спас.
Чувство безмерного счастья и облегчения охватило Амтына. Да, не каждому удается вырваться из такой беды… Но как же боги? Как посмотрят на это те Внешние силы, которые запрещают спасать человека попавшего в воду или унесенного на дрейфующем льду, ибо он считается добычей морских богов? Но похоже, что у его спасителя были свои отношения с Внешними силами или же он о них сейчас не думает.
Кагот развязал тяжелый груз, столкнул с нарты округлые кымгыты и подтащил упряжку к распростертому на снегу Амтыну. Он положил его на нарты и гикнул собакам.
Собаки рванули и понеслась с такой резвостью, словно понимали серьезность положения. Каготу приходилось вставать на полоз, чтобы не отстать от нарты, не упустить мчащуюся упряжку.
На ветру и холоде Амтын задрожал, и сквозь клацающие зубы, рискуя прикусить язык, все говорил:
— Ты меня спас, Кагот… Ты меня спас…
— Лежи и молчи, — сказать ему Кагот. — Для тебя сейчас главное — тепло и покой.
Начался снегопад, косой, густой. Ветер дул с моря, и снежинки были крупные, тяжелые и мокрые. Они падали на лицо и медленно таяли, цеплялись за ресницы, затрудняли обзор. Собаки бежали тише: полозья плохо шли по мокрой дороге, не раскатались еще после долгой летней сушки.
Амтын тихо постанывал, все пытался что-то сказать, но в открытый рот летел снег, вызывая кашель и надрывный, идущий из глубины тела стон.
Кагот прислушивался к внутреннему своему состоянию и с тихой радостью обнаруживал в себе что-то новое. Мысль о том, что на нарте лежит живой человек, наполняла его особым ощущением. Чувства вины перед богами не было. Не было и страха, только легкая тревога. Кагот понимал, что если бы он не бросился на помощь Амтыну, собственный суд был бы для него куда более жестким, чем суд богов. Амос говаривал, что относиться к ним с должным почтением и пониманием их могущества — это не значит бояться их. Боятся богов те, кто ведет нечестную, неправедную у лживую жизнь. А тому, у кого душа и помыслы чисты, тот, кто чтит могущество Внешних сил и помит о них, совершая в положенное время жертвоприношения, тому опасаться нечего. Внешние силы руководят жизнью человека не во вред, а на пользу ему.
Погибли собаки, ушла под лед нарта, брошены кымгыты, с таким трудом добытые в канун зимы, но человек жив!
Дорога пошла вверх. Это был последний подъем перед ярангами.
Вот уже можно различить колеблющийся огонек. Каждый раз, когда мужчина уходит в море или отправляется в путь, те, кто остается в яранге, к ожидаемому часу возвращения ставят перед отворенной дверью или, если нет ветра, прямо снаружи огонь в каменной плошке. Светлое пятнышко ведет усталого путника к дому, обещая тепло и горячую еду.
Кагот направил упряжку прямо к жилищу Амтына. Остававшиеся в селении собаки встретили путников тревожным лаем, а женщина, ожидавшая возле яранги Амтына, молча смотрела на Кагота и лежащий на его нарте необычный груз. Она уже поняла, что случилось несчастье, потому что второй нарты не было. Еще неизвестно, мертвое это тело или человек еще жив.
Чейвынэ с непокрытой головой, с распущенными волосами, в кэркэре[12] медленно подошла к остановившейся нарте и услышала от Кагота:
— Он жив… Провалился под лед в Пилыыне. Собаки, нарта пропала, а вот он спасся.
Амтыт открыл глаза, посмотрел мутным взглядом на жену и прохрипел, выплевывая сьшавшийся в его рот мокрый снег:
— Он меня спас… Он меня вытащил из воды… Он меня спас…
Кагот с Чейвынэ бережно подхватили Амтына и внесли в ярангу, прямо к меховому пологу.
— Раздень его донага, — распорядился Кагот, — дай ему горячего чаю. Как можно больше горячего чаю, оленьего бульону… Я сейчас вернусь.
Кагот отвел упряжку, распряг собак и, наказав Каляне покормить их, вернулся в ярангу Амтына.
Раздетый и раскрасневшийся от выпитого чая Амтыи лежал на ойленьей шкуре и медленно повествовал о случившемся:
— Тьма накрыла меня вместе с холодом… И я тогда подумал: ну все, кончилась моя земная жизнь и сейчас я предстану в другой. Разум смирился с этим, а тело все не хотело умирать — руки и ноги бились изо всех сил, старались вытолкнуть меня на поверхность. Сразу я не почувствовал холода, потом только, когда вода хлынула мне в рот, в уши… Наверное, я уже был там, в других краях, когда Кагот вытянул меня из воды. Я поначалу и не поверил, что еще на земле. Грудь сильно болела и желудок… И-и-и, — простонал Амтын и закрыл глаза.
Кагот попросил всех выйти из полога. Они с Амтыном остались вдвоем. У задней меховой стенки полога ярко горел жирник, заполняя пространство желтым огнем и пахнущим горелым жиром теплом.
— Послушай, Амтын, — заговорил Кагот, — раз уж так получилось, что ты вернулся в мир живущих, нужно подумать о будущем.
— Ты так говоришь, будто жалеешь, что спас меня, — усмехнулся Амтын.
— Я не жалею, — спокойно ответил Кагот. — Наоборот, я все больше укрепляюсь в мысли, что поступил правильно. Пожалеть могут другие…
— Кто же? — тревожно спросил Амтын.
— Внешние силы. Те, кто звал тебя в другую жизнь… Разве ты не слышал зова?
— Не помню… — неуверенно ответил Амтын. — Может, и был зов…
— Был зов, — с уверенностью сказал Кагот, — и тот, кто пренебрег этим, может навлечь на себя гнев богов.
— Да? — в испуге спросил Амтын. — Что же делать? Не возвращаться же, в самом деле, в ту холодную полынью…
— Есть другой путь, — молвил Кагот.
Амтын в надежде посмотрел на него и даже приподнялся на локте на оленьей шкуре.
— Говори скорее — какой путь?
— Ты должен стать другим.
— Как это — стать другим? — с недоумением спросил Амтын.
— Ты должен сменить имя, — продолжал ровным голосом Кагот, — изменить свои привычки, одежду. Ты где ложишься, когда спишь?
— В пологе.
— Я спрашиваю, с какой стороны ложишься с женой — справа или слева?
— Обычно слева, — немного подумав, ответил Амтын. — Чейвывэ у самого полога. Она раньше меня встает.
— Ты должен спать на ее месте, а она — на твоем, — строго сказал Кагот.
Амтыну передалось тревожное состояние Кагота, но он, потрясенный своим спасением, еще плохо соображал и отвечал невпопад.
— А как все остальное?
— Что ты имеешь в виду? — не понял Кагот.
— Все-таки я мужчина, — с некоторой обидой в голосе напомнил Амтын.
— А, ты об этом?
Амтыну показалось, что Кагот усмехнулся, хотя сам он в этом не видел ничего смешного.
— Об этом сам думай… Делай иначе, не так, как привык, — посоветовал Кагот. — Не это главное. Главное сейчас, чтобы твои внешние признаки, поступки, известные людям, изменились.
— Ну как обо всем этом можно помнить? — жалобно простонал Амтын. — Уж лучше бы мне утонуть!
— Не говори так! Раз ты спасся, значит, и воля богов была на это. Те боги, которые хотели твоей смерти, уступили тем, кто помог спасти тебя. Но злые Внешние силы все помнят! Завтра с утра ты уже доджен носить другое имя, — напомнил Кагот.
— Где же мы возьмем новое имя? — беспомощно развел руками Амтын.
— Имя я сам тебе дам, — сказал Кагот, чувствуя, как в груди у него растет что-то большое, радостное, как ветер восторга. — Я тебя нарекаю Амосом! Ты слышишь меня, Амос?
— Слышу, — тихо ответил человек, в изнеможении закрывая глаза, словно обретение нового имени отняло у него последние силы.
Кагот выбрался из полога и сказал собравшимся в чоттагине:
— Здесь больше нет Амтына… Тот человек, который сейчас спит в пологе, носит имя Амос! Запомните, его зовут Амос!
