KnigaRead.com/

Иван Мележ - Метели, декабрь

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Иван Мележ, "Метели, декабрь" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Вернувшись в первое помещение, он остановился у дверей, повернулся к Дубоделу и Борису, сказал весомо:

— Надо обеспечить стопроцентную явку колхозников. Все до одного должны быть.

Он говорил и смотрел так, будто хотел внушить, как все это важно. И как бы предупреждая, что вся ответственность за неявку ляжет на них. Вместе с ответственностью за то, что уже случилось.

— Мы объявили уже по два, по три раза, — начал было Дубодел, будто успокаивая и вместе с тем показывая свое старание. Но Башлыков так глянул, что он умолк. Оправдываясь и стараясь подкрепить впечатление деловитости своей, прибавил осторожно: — Не только актив, и школьников мобилизовали, чтоб проследили за явкой!

— Оно и видно, как вы мобилизовали! Так что выправлять положение надо!..

Башлыков, недовольный, пошел в Параскину комнату. Дубодел и Борис стояли, должно быть раздумывая, что делать, потом Дубодел решительно закинул военную сумку за спину, бросил Борису:

— Пошли! — и они исчезли в коридоре.

Ганна осталась в классе. Стараясь не слышать шагов Башлыкова в комнате и вместе с тем странно ловя все, что оттуда шло, остро чувствуя, что он там, беспокойный, тревожный, она нетерпеливо ждала, когда же это послышатся голоса на дворе, когда же это начнут сходиться. Она обрадовалась, когда на крыльце послышались топот и возня за дверьми: сразу догадалась, что дети, охотно открыла двери и весело приказала входить.

Ввалилась сразу целая орава мальчишек и девчонок — школьников. Выглядывая из коридора на свет, все вдруг сбились около дверей, притихли, посматривая настороженно на Ганну, стали подталкивать друг друга, шмыгать носами. Ганна попросила их пройти, они с минуту колебались, несмело двинулись к партам, расселись.

«Первые посетители. Активисты!» — невольно пошутила про себя Ганна.

— Что ж это вы родителей не привели? — упрекнула она уже серьезно детей.

Ей ответил разноголосый гомон:

— Придут еще…

— Собираются…

— Угу, послушается он меня!..

— Возятся где-то!..

Она скоро почувствовала себя здесь лишней и вышла на кухню. Попробовала заняться делами, хоть сдерживала себя, но невольно прислушивалась к тому, что происходит за дверьми, в Параскиной комнате, пыталась догадаться, о чем думает, что чувствует этот необычный, непонятный ей человек. «Тьфу, прилипло!» — озлилась она вскоре на себя и направилась в класс, куда, слышала, зашли несколько человек. В классе были женщины, среди них Ганне сразу бросилась в глаза давняя знакомая Годля, глинищанская швея, и рослая, дюжая тетка Маня, о которой тоже слыхала в Куренях, но с которой познакомилась только недавно. Про тетку Маню шли слухи, видно, далеко, говорили: как-то в Алешниках, около мельницы, где собралась большая толпа мужиков, сцепилась она с ними. С одним, с другим, с пятым — и всех положила. С той поры по селам шла молва, что нету такого мужика, которого она не поборола бы. Дымила цигаркой еще одна недавняя знакомая, сухая и злая с виду, как ведьма, старуха, которую почему-то звали Гечиха. Из мужчин был один Годлин муж Эля; втиснув под парту длинные ноги, курил с Гечихой, держал цигарку деликатно, но неумело. Курил, видно, чтоб не уронить свое мужское достоинство.

Почти сразу за Ганной с улицы заявился Апейка с Миканором и Гайлисом. Стянув с головы высокую шапку, расстегивая ворот поддевки, Апейка окинул взглядом класс, громко и весело заметил:

— Самые смелые уже пришли!

— Аге! Можно и начинать! — откликнулась хриплым басом Гечиха.

— Начнем! — бодро заверил Апейка. — Только вот немного подождем других, чтоб не попрекали потом, что без них.

Он прошел к партам, стал здороваться за руку: с тем, кто помоложе или равным ему по годам, как равный, как товарищ, с женщинами и старшими — более сдержанно, учтиво. Почти все время шутил. Гайлис стоял у дверей, тонкий, в застегнутой шинели, смотрел строгими голубыми глазами, ждал. Костистое, со сжатыми губами лицо было сосредоточено, неулыбчиво.

Они пошли затем в Параскину комнату. Почти сразу после этого с улицы вернулся снова Борис Казаченко. Озабоченно окинув взглядом класс, он заглянул в соседний, сказал иронично:

— Куда ж ето мужчины все поделись? Или мужчин уже не стало в Глинищах?

— Жалеем!.. Бережем!.. — ответила вызывающе-задиристо одна из женщин.

— Мы что, не люди?

— Аге! Только бы вам мужчин!

— Тетка Агапа, а где ж ето ваш Петро? — не уступал, насмешливо подкалывал Борис. — Чего ето он вас прислал за себя?

— Занедужил что-то, Бориско…

— И ваш Апанас занемог? — так же ядовито поинтересовался Борис уже у другой женщины.

Не стал слушать, покачал головой с упреком, с возмущением.

— Эх, люди!..

Он собрал детей, разослал по селу — звать мужчин, и сам снова сразу же вышел вслед за ними.

Подоспели еще несколько мужчин. По два, по одному. В свитках, в кожухах. Высунувшись из темени на свет, хмуро щурились, настороженно оглядывались и, втянув голову в плечи, старались пробиться между женщинами, укрыться за спинами передних. Несколько мужчин в класс не зашли, толпились в полутьме коридора, нервно дымили цигарками. В полумраке около дверей дымил цигаркою и Черноштан Павел — председатель бывшего колхоза. Дымил, и, заметила Ганна, было ему не по себе…

Время от времени то там, то здесь завязывался разговор, но он почти сразу же обрывался. И в коридоре, и в классах нависло молчание, недоброе, настороженное. Сосредоточенное ожидание, чувствовалось, полнило людей. Эта сосредоточенность все усиливалась.

В молчании и сосредоточенности особенно выделялись двое мужчин, что сидели у стены, как будто нарочно на самом виду. Один — багроволицый, удивительно беспечный, должно быть, пьяный, а другой — худой, иссушенный работой, в кепочке на макушке. Багровый, покладистый и говорливый что-то рассказывал, наверно, непристойное, ибо мужчины, хоть и невесело, посмеивались, а женщины отворачивались, плевались. Сухой, в кепочке, не смеялся, усевшись на край парты, озирался вокруг бесстрашно и задиристо, будто только и ждал, чтобы сцепиться.

Глава четвертая

1

Было очень поздно, но все не начинали. Все собирали людей. В классах густо висел дым и все чаще слышались недовольные голоса:

— Докуда ж ето ждать? До утра, что ли?

Наконец двери Параскиной комнаты открылись, и в них появились озабоченный Борис, за ним Дубодел, важный, весьма энергичный. Следом вышли сдержанный, с твердой походкой Башлыков, спокойный, казалось, беззаботный Апейка, собранный, напряженный Гайлис, застенчивый Миканор. Последним, виновато сутулясь, ступал Черноштан.

Гомон, что пробивался то там то тут, сразу опал, но в соседнем классе кто-то не умолкал. На него зашикали:

— Тихо вы там! Начинается уже!

Борис подошел к столу.

— Дак есть предложение избрать президиум, — объявил он в тишине.

Прочитал по бумаге список. Возражений не последовало, проголосовали. В том, как сдержанно подымали руки, как настороженно молчали, ожидая дальнейшего, чувствовалось, что обстановка обострилась. Молча же, с настороженностью следили, как усаживались за столом Гайлис, Апейка, Башлыков. Даже на своих односельчан, что шли в президиум, смотрели недоверчиво.

— А вы, тетка Марья, почему не идете? — заглянул Борис в класс.

— А чего я там не видала? — ответила прокуренным голосом Гечиха.

— Избрали. Значит, надо идти.

Гечиха отрезала:

— А я не хочу!

Взметнулся и сразу утих смех. Борис готов был вступить в спор, но Апейка предупредил: не надо! Начинай собрание.

Борис сдержался. Помолчал, настроился на иной лад.

— Вот что мы наделали с вами, дядьки и тетки, — начал он таким удрученным тоном, будто просил всех разделить общую большую беду. — Наделали такого, что на весь район шум пошел. Все районное руководство бросило другие дела и сразу прибыло к нам в Глинищи. На все Глинищи мы положили пятно, на целый район. Просто стыдно глядеть в глаза людям оттого, что про наши Глинищи идет такая слава. Что у нас такой несознательный народ… Надо одуматься, пока не поздно! Кто еще хочет сказать? — обвел он глазами зал.

— Дай мне! — встал с подоконника Дубодел. Еще до того, как Борис дал согласие, Дубодел двинулся к столу президиума.

Мгновение стоял молча среди сосредоточенной тишины. Вытянул шею, вскинул голову, решительный, неколебимый.

— Граждане, а также гражданки села Глинищи! И особенно колхозники, которые разобрали свое имущество и тем самым вышли из колхоза «Рассвет»! — голос его звучал настойчиво и призывно. Нервно подтянув замусоленный хлопчатобумажный пиджачок, Дубодел, остроплечий, с костистым лицом, на котором кривился, дергался синеватый шрам, стремительно бросился в наступление — Тут уже Борис Казаченко, который передо мной говорил, в своем выступлении правильно сказал, что вы своим вчерашним поступком положили пятно на все село, но он не сказал, что ето пятно легло не только на ваше село, а и легло на весь сельсовет, Алешницкий сельсовет, а также и на весь Юровичский район. Потому что своим поступком, всем тем, что вы сделали, а именно — тем, что вы самовольно расхватали в прошлом частных коней и коров, а также свои, в прошлом частные телеги, плуги, бороны и весь другой обобществленный инвентарь, вы показали всему народу, какое у вас еще мужицкое, неколхозное нутро. Вы думаете только про свою выгоду, и вам наплевать на то, что делается в передовом нашем районе и в нашем округе, а также в нашем Советском Союзе, который в данный момент окружен разной буржуазией, которая из всех сил старается задушить наш Советский Союз, а именно — старается сорвать нашу пятилетку, нашу индустриализацию и коллективизацию, нанести ей смертельный удар!

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*