Евгений Чернов - На узкой лестнице
— Так будет интеллигент во втором поколении? — весело спросил Владимир Михайлович.
— Б-будет! — ответил хозяин и твердо посмотрел в глаза гостя.
После этого Ермолай Емельянович подошел к подоконнику, капнул в стакан коньяку, выпил, круто запрокинув голову. Так он и остался стоять к ним спиной, закрыв часть навесного шкафа на стекле.
Встал и Владимир Михайлович.
— Нам, пожалуй, пора.
— Не смею задерживать, — откликнулся, не поворачиваясь, Ермолай Емельянович.
Гости вышли в коридор и увидели там Оксану; они прошли мимо, опустив головы, почему-то стыдно было смотреть на эту красивую женщину, умную, все понимающую.
— Боже! Что произошло? Ермолай, что у вас произошло? Санта Мария, — в сильном волнении она спутала польский с итальянским.
Чем ей поможешь? Да ничем, да и не нуждается она в помощи, сама поможет, если потребуется.
— Как все неприятно, как все нехорошо, — продолжала переживать Оксана.
Ермолай Емельянович накинул цепочку, но дверь не захлопнул, чтобы уходившие слышали его слова:
— Это не наши родственники, Оксаночка. Это злые завистливые посторонние люди. О них еще Салтыков-Щедрин писал. Он называл их мелкими пакостниками.
Когда спустились вниз, повстречали Богдана. Рядом с ним были еще два парня, в сюртуках, из тех, наверное, что были на проводах. Ожидая кабину, они стояли в стороне, словно каждому заранее уступали дорогу. Володя сразу обратил внимание: Богдан был в «штатских» остроносых ботинках, модных, на высоком каблуке.
Богдан увидел их; по лицу его прошла тень недоумения — можно было догадаться, как стремительно работает у парня память, но — вспомнил! И обрадовался, и растерялся одновременно.
Володю поразило еще вот что: оправа очков была из дешевой черной пластмассы. Тут никак не скажешь, что она перешла по наследству. Простенькая аляповатая оправа на нервном похудевшем лице. И как Володя ни силился определить — болеет Богдан или нет, у него ничего не получилось. Уставшее, похудевшее, нервное лицо, и все…
— Как вас родители отпустили? — искренне удивился Богдан. — Хотели ведь посидеть. За вами сходить. Я вот вернулся.
— Хорошо, — сказал Владимир Михайлович, — сейчас поднимемся все вместе. Отец возьмет баян, ты упадешь за рояль. И споем на радостях: «Не плачь, девчонка».
— Или «Крокодила Гену», — добавил Володя.
Им точно хотелось обидеть его, словно в этом был какой-то смысл. Богдан все понял, вскинул голову, лицо его стало высокомерным и отчужденным.
— Ну почему же, — произнес он нараспев и, как будто плавным дирижерским движением, провел перед ними рукой. — Зачем же петь? Как там у вас говорят: рванем по стакану водяры и разбежимся. А то песни… — и закончил деловым тоном: — С вашего позволения мы пойдем, ладно?
Парни не проронили ни слова. Богдан надавил кнопку, и она брызнула красным соком, словно раздавленная черешня. Трясясь и скрежеща, раздвинулись створки.
Владимир Михайлович и Володя постояли, испытывая неловкость. Они еще успели услышать, как остановилась кабина на шестом этаже…
