Лев Кассиль - Том 3. Линия связи. Улица младшего сына
– Как же то не помнить! А только что толку для них с тех снарядов было?
– Толку не было.
– Эге ж, и теперь не будет.
– Я то и говорю, – соглашался Шустов.
На этом и закончилась беседа двух старых друзей, много лет подряд проведших вместе на земле и на море, где оба рыбачили, и вот теперь опять сошедшихся под землей.
В это время в боковой галерее послышался короткий стук, будто что-то упало. Шустов велел Володе остаться на месте, а сам с Гриценко пошел в поперечный штрек, чтобы узнать, что там происходит. Володя остался один. Как раз в этот час на проверку постов вышли Корнилов и Шульгин. Они шли с затемненными лампами, держа в руках, по подземным правилам, пистолеты с открытыми предохранителями. Когда они вошли в галерею, которая вела к главному стволу, из темноты раздался негромкий голос Володи:
– Кто идет?
Привыкшие действовать в темноте, партизаны уже узнавали друг друга по голосу, и Корнилов, услышав Володин голос, вместо пароля тихо ответил:
– Свои, свои…
Он двинулся дальше, не снимая чехла с лампы и осторожно щупая неровности стены. Неподалеку от него тотчас же послышался шорох и снова настойчиво прозвучал голос Володи Дубинина:
– Стой! Пароль!
Корнилов шагнул было вперед и вдруг почувствовал, как в грудь ему больно уперся холодный ствол.
– Вовка, да ты что! Не узнаешь, что ли?
– Пароль или стрельну! – прозвучало в темноте.
– Фу ты! – уже рассердился Корнилов, но поспешил все же произнести: – «Москва»!
Обрез отодвинулся от его груди, и в темноте близко прозвучал отзыв:
– «Мушка»! Проходите, дядя Гора.
– Ты что это выдумал, Вовка? Ведь так и застрелить меня мог бы… Голоса моего, что ли, не узнал?
– Узнать-то узнал… только вы сами велели всегда по уставу выполнять, на слух не надеяться… а сами нарушаете.
Корнилову очень хотелось сказать: «Ах ты поросенок эдакий, еще учить берется…» Но он сдержался и пробормотал:
– Гм… Это ты, конечно, правильно делаешь.
Из боковой галереи, осторожно шагая через разбросанные камни, вышли Шустов и дядя Гриценко. Они легонько осветили шахтерками Корнилова.
– На посту все в порядке, товарищ политрук, – сказал Гриценко, – происшествий никаких. Немцы сверху камешками лукаются, нервы наши пробуют. Ну и шут с ними!
Сменившись с караула, пообедав, Володя отправился в красный уголок, где он каждый день собирал своих пионеров. Он застал всех ребят уже на месте. Они сидели у стола, на котором стоял зажженный фонарь, и Ваня Гриценко читал вслух про Тома Сойера.
Пахло сыростью от ковров, на которых не двигались круглоголовые тени заслушавшихся ребят. Володя тихо подошел к столу. Ваня читал как раз то место, где Том Сойер вместе с Бекки Тэчер заблудились в подземной пещере и у них догорает последняя свеча.
– «Дети не сводили глаз с последнего огарка свечи, следя за тем, как он тихо и безжалостно тает, – читал Ваня. – Наконец осталось всего только полдюйма фитиля. Слабый огонечек то поднимался, то падал и вот вскарабкался по тонкой струйке дыма, задержался одну секунду на ее верхнем конце, – а потом воцарился ужас беспросветного мрака…»
Тут Ваня остановился, заметив, что все его слушатели, склонившись к самому столу, заглядывают в мутное стекло фонаря и неотрывно, испытующе, со страхом и надеждой смотрят, как там ведет себя подрагивающий, зазубренный, плоский огонек горелки, похожий на бледный петушиный гребешок.
Смотрел туда и Володя.
– Ну что ж, будем дальше читать? – спросил Ваня.
Все зашевелились, вздохнули.
– А они потом выбрались, спаслись? – полюбопытствовал Вова Лазарев, заглядывая через плечо читавшего.
– А ты потерпи и узнаешь, – сказал Ваня, загораживая книгу. – Вот не люблю, когда вперед заглядывают!
– А зачем он туда, в пещеру, полез? – спросил Жора Емелин.
– Ты что же, не понял ничего, когда я прошлый раз читал? – упрекнул его Ваня. – Там же клад был. А они все этот клад искали.
– Ну это, положим, ты путаешь, – вмешался Володя. – Клад они в другом месте искали, а потом уж он тут оказался.
– А какой это бывает клад? – заинтересовался Вова Лазарев, который пропустил два дня чтений, так как у него болела голова от сырости.
– Ну, сокровища всякие.
– А это что – сокровища?
– Золото, значит.
– Часы.
– Ну, почему обязательно тебе часы? Золотые деньги могут быть, кольца, вообще всякие драгоценности.
Видно было, что Вова Лазарев не прочь бы спросить, как это понимать: «драгоценности», но он с опаской посмотрел на Володю и сказал:
– А они ему для чего были?
– Ну, он хотел на них жить богато, поехать куда-нибудь, путешествие сделать…
– В экскурсию? – спросил Жора Емелин.
А Вова Лазарев мечтательно произнес:
– А мы, когда еще войны не было, тоже путешествовали! Меня мама к тете в Ростов возила. А в этом году мы хотели на Кавказ путешествовать. Только вот война стала…
– И мы поехали в деревню, – раздалось из-под стола, и оттуда вылезла четырехлетняя Оля Лазарева.
Так как перед уходом отряда под землю Лазаревы для сохранения тайны говорили всем, будто они эвакуируются к родным в деревню, то Оля до сих пор была уверена, что каменоломни и есть та самая обещанная ей деревня.
– Молчи уж ты! – пригрозил ей брат. – Если пустили тебя сюда, так помалкивай, а то отведу сейчас к матери на второй горизонт!
– А почему в деревне всегда как вечер? – не унималась Оля.
– Слушай, Олька, будешь много спрашивать, я тебя отсюда сейчас…
Оля сделала губы толстыми, вывернула их и приготовилась зареветь. Володя поспешно подхватил ее и посадил к себе на колени:
– Что ты ее гонишь? Пусть сидит слушает, развивается. Пригодится ей в жизни.
Володя отодрал уголок газеты, согнул его раз, другой, третий, повернул, сложил, вывернул, и перед Олей оказался бумажный кораблик.
– А почему всегда в деревне целый день вечер, – опять спросила Оля, – и окошков нет?
– Потому что затемнение у нас тут, – нашелся Володя.
– А мы всегда тут будем?
И все ребята взглянули на своего вожака, – как он ответит. Володя заметил, с какой тревогой ждали от него ответа.
– Зачем всегда? Вот скоро фашистов сверху… то есть, я хотел сказать, из поселка… выкинут, и мы из деревни домой поедем.
– Дома хорошо! Там столько окошков, и все видно, – почему-то шепотом, как о чем-то самом сокровенном, сказала маленькая Оля.
И все замолчали. Всем вдруг так захотелось посмотреть в окошко и увидеть солнце и море и жить снова так, чтобы были не только вечер и ночь, но чтобы и утро было каждый день.
Потом опять заговорили о кладе, который искал Том Сойер.
– Конечно, как свечка у него сгорела, – сказал Толя Ковалев, – так он подумал, что без света ему совсем уж не вылезти.
– Да еще неопытный он был, – объяснил Ваня Гриценко. – Вам с непривычки тоже целый день тут не очень-то весело показалось?
– А что, если бы мы клад нашли? – сказал Жора.
– Какой такой клад? – спросил Володя. – У нас это называется раскопки. Нам учитель Ефим Леонтьевич по истории объяснял, и мы в музей с ним ходили, в лапидарий… Ну, если б нашли такой клад, тоже бы отдали в музей.
– Ясно, отдали бы, – подтвердил Ваня Гриценко. – Что ж, себе бы забрали, что ли?
– А себе ничего совсем не оставили бы? – поинтересовался Жора Емелин. Володя строго пояснил:
– Сперва бы все отдали, а потом бы уж за это нам благодарность объявили или школу нам восстановили.
– А денег бы совсем не дали за это? – спросил Жора.
– Ну, наверное, премировали бы – не в том счастье, – решил Володя. – Меня вон премировали за авиамодели, и я в Артек ездил. Так не за то ж работал!
Жора заявил:
– Я бы только фотоаппарат себе выпросил.
– А я бы еще попросил, чтобы мороженого дали целый ящик! – размечтался Вова Лазарев.
– А то ты мороженого никогда в жизни не ел! – упрекнул его Толя Ковалев. – Живот бы от жадности лопнул.
– А я б сразу все не ел. Я бы порций десять съел сразу, а остальное на погреб бы снес.
Стали думать, на что бы мог еще пригодиться клад. Устроить для всех пионеров праздник? Все равно лучше, чем Первое мая, не выйдет. Ходить каждый день в кино по три раза? А когда же уроки учить? Жить, ничего не делая? Ну что делать тогда? Купить в магазине на Кировской выставленный в окне корабль? Так почти такие Володя без всякого клада сам умел строить.
– Нам и без клада до войны хорошо было, – сказал Жора. – Жили себе – лучше не надо! Мне уж папа фотоаппарат обещал…
– Конечно, – сказал Вова Лазарев, – это у них за границей, в Америке, нужны всякие эти сокровицы.
– Как, как ты сказал?
– Ну, сокровицы…
