Алексей Кожевников - Том 4. Солнце ездит на оленях
— Без крыльев, а летает, без рук, а толкает…
Кое-что Московка отгадала, кое-что не сумела.
В поселок приехали еще засветло; солнце, правда, угасло, но заря горела сильно. Северные зори горят ярко и долго.
— Заезжай к самому главному сказочнику! — сказала Московка.
Но Колян не знал такого, и она велела повернуть оленей на ребячий гам, раздававшийся неподалеку. Трое ребятишек играли в догонялки. Подъехав к ним, Московка сказала:
— Подойдите ко мне!
А когда ребятишки начали подходить, но слишком медленно и опасливо, вдруг спросила:
— Вы любите конфетки?
Удивленные странностью вопроса, они подозрительно остановились. Тут Московка подошла к ним сама, каждому дала по конфетке и сказала:
— А теперь проводите меня к самой-самой мастерице сказывать сказки!
— Зачем тебе?
— Я сказки покупаю, даю за каждую по конфетке.
Ребятишек словно подменил кто — они оживились, осмелели, каждый начал расхваливать свою бабушку, тянуть к ней.
— Коль все отменные сказочницы, пойдем без выбора, — решила Московка и пошла к ближайшей.
А ребятишки побежали по домам сказать, чтобы готовили больше сказок.
Когда Московка приходила к сказочникам, они уже были подготовлены детишками и рассказывали охотно. Никакой платы никто не брал, но от конфеток ребятишкам не отказывались.
Переезжали из поселка в поселок. Сказочники были разные. Одни — известные мастера, знаменитые артельные баюны, которых и в артель брали особо для того, чтобы сказками, байками помогали коротать длинные вечера, затяжную непогоду. Другие потешали только семейный круг. Некоторые всегда охочи сказывать, а иные ломливы: их надо было почестить, раскачать.
Московка оказалась ужасно ловкущая развязывать языки и выманивать байки. Иной раз так настроит ребятишек, что они завопят: «Бабушка, расскажи сказку!» Ну, а за первой польется другая. Иной раз начнет женский разговор о шитье, вышивке, потом сведет его на сказки. Иногда придерется к чему-нибудь и расскажет сперва сама. Иной раз польстит: «Про вас, мил человек, сама Москва знает. Вот меня и послали к вам» — и покажет московскую командировку с печатью. Самую ломливую и скупую на слова сказительницу взяла тем, что вызвала ее на спор:
— Давай, кто кого перебает!
Баяли поочередно, сказка за сказку. На тридцатой сказительница-скупердяйка призналась:
— У меня все.
А Московка рассказывала еще целый вечер и под конец похвасталась:
— У меня их неисчерпаемый окиян-море.
— К чему еще рыскаешь, аль не довольно? — спросили ее.
— Сказки — что хлебушко. Надо собрать все, до последнего зернышка. Не соберем — растеряются, забудутся, умрут вместе со сказителями.
На исходе светлых дней, перед «темной порой», Колян заехал в Веселые озера. Пока Московка записывала сказки, он заготовил Максиму дров на всю зиму, а по пути, незаметно, добавил к тем, что были привезены для Ксандры.
Перед отъездом дальше Московка рассказывала в школе долгий зимний вечер сказки разных народов. А Колян спел сказку-песню:
Наша тундра ой-ёй велика!
Расходилась по тундре пурга,
Потушила огни в очагах,
Утопила оленей в снегах.
Рыскал в тундре волков целый полк,
И остался один старый волк.
Исходил он много дорог,
Ничего не нашел, лишь продрог.
Схоронился под шкурой лопарь.
В тупе дым и вонючая гарь.
В страхе жмется собачья семья
К брюху теплому оленя.
Вдруг открылася дверь, и шасть
В тупу жадно-клыкастая пасть.
Никому не придет и в толк,
Что пожаловал в гости волк.
Взговорил тут волк: — Лопарь!
Ты трусливая, жалкая тварь.
Я решил тебе сделать честь -
К твоему очагу лечь.
Мы с тобою лютые враги:
У нас две и четыре ноги.
Но сегодня лихая пурга
Научила любить и врага. —
Усмехнулся лопарь: — Что ж,
Ты на друга, пожалуй, похож:
У тебя дружелюбная пасть.
Можешь спать у меня всласть.
Только память твоя коротка —
У меня ты зарезал быка.
— Я зарезал быка, сознаюсь,
Чтоб насытить волчицу свою.
Но тогда ведь стоял ясный день
И далеко зашел твой олень.
У меня есть в овраге дом,
Он отделан чистейшим льдом.
Приезжай как-нибудь ко мне
Погостить по зиме!
Захвати оленей и собак,
Навести мой пустынный овраг!
Угощу за тепло и приют,
Мои волки тебе споют -
И помиримся, два врага,
Ради дружбы съедим молодые рога.
— Хорошо, — говорит лопарь, —
Мы дружили с волками встарь. —
Находилась пурга, улеглась.
Волк просунул из тупы пасть.
А лопарь кричит ему:
— Подожди, я ружье сниму!
— Ты решил меня убить?
Ну, так этому никогда не быть! —
Волк завыл и прыгнул за порог.
А лопарь ружьем — трок.
Зверь упал и рычит: — Грех!.. —
Лопаря одолел смех:
— Не хочу я к тебе в овраг.
Угощу твоим мясом собак.
Разве малая волку честь,
Что собаки его будут есть?!
Весной Московка уехала домой, а Колян — в Мурманск встречать ученых. Экспедиций было много: изучали горы, озера, реки, искали места для рудников, заводов, дорог, ловили зверей, птиц, жуков, бабочек, собирали травы, мхи… И всем нужны были проводники, ямщики, рабочие.
Колян на многие годы сделался помощником ученых людей, бродячим гусляром, песельником, баюном, желанным во всяком доме, у всякого костра. Жизнь его обратилась в бесконечную цепь новых знакомств, свиданий, разлук, в сплошное путешествие по своей любимой Лапландии.
Ему правилась эта встречально-прощальная жизнь. Порой она была холодная, голодная, трудная, даже опасная, но всегда широкая, на весь Мурман, и нужная всему народу.
По выси небесной,
По шири озерной
Куда-то плывут облака.
Нигде им не тесно,
Везде им просторно
И всюду дорога легка… —
распевал Колян, воображая себя плывущим облаком. Его узнала вся Лапландия, все принимали как родного, он стал любимым сыном страны, сыном народа.
Раза два-три в году он проведывал Веселые озера. Тогда в поселке начиналось всеобщее гостевание, хождение из тупы в тупу, иногда выпивка, бесконечные пересказы всяких былей и небылиц. Авдон и его машинка на это время забывались.
В каждый приход Ксандра приглашала Коляна в школу, и он рассказывал ребятишкам о разных экспедициях, о всяких открытиях. Например, в Лапландии найдено столько полезных ископаемых, что ученые называют ее землей сокровищ, вторым Уралом, рудной жемчужиной Севера, окаменелой сказкой природы. А поиски только начаты. Другое диво — озера и реки. Их насчитывают много тысяч, а счет еще далеко не закончен. Когда закончили, оказалось восемнадцать тысяч двести девять рек и сто одиннадцать тысяч шестьсот девять озер.
17
Один древний философ сказал, что жизнь состоит из мелочей. Прочитав это в старинной книге, Ксандра подумала: «Будто про меня сказано. Вот она, неумирающая правда». Невольно оглядела прожитые годы. Все они состояли из однообразных мелочей. Спросят, как идет жизнь, и рассказать нечего. Сперва долго училась, потом начала учить. Изо дня в день только и делает, что учит детей и взрослых читать, писать, мыть руки, чисто есть, чисто жить… В каникулы, вместо того чтобы отдыхать, учится сама петь, читать со сцены, ставить с учениками спектакли…
Школа в Лапландии требует от учительницы, наверно, больше знаний и умений, чем университет от профессора. У Ксандры в школе четыре класса. Полагается вторая учительница, но ее нет, и Ксандра всю школу — две смены, в каждой по два класса, — ведет одна. Кроме школы, на ее плечах общежитие в тупе Авдона, где живут ребятишки из других поселков. У нее нет долгих, трудных путешествий, как у Коляна, нет никаких открытий. Самые большие поездки — домой на Волгу да в Мурманск хлопотать об учебных пособиях, о ремонте… Мелочи, мелочи… Но ими так плотно набита вся жизнь, что порой некогда заглянуть в газету. Чего стоит только подготовка к простеньким школьным вечерам, где ребятишки немного поют, декламируют, танцуют. Каждую песенку, декламацию, танец Ксандра десятки раз исполняет сперва одна, затем с артистами. Сама сочиняет маленькие пьески, сама шьет костюмы для артистов.
На лишнюю заботу и тревогу себе, она показала такой вечер Крушенцу, который приезжал в Веселые озера с беседой о кооперации. Он раструбил об этом вечере в Мурманске, и Ксандре прислали вызов приехать на зимних каникулах в город со всеми артистами. Она сперва возмутилась: тащить ребятишек сто километров на оленях да еще несколько часов поездом — это покушение на детскую жизнь. Затем пошла к родителям советоваться. И, удивительное дело, все родители одобряли, радовались.
