Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 3
Мы поднялись на высотку, заваленную лесным мусором. Так в сибирской тайге выглядят участки молодых поселенцев, корчующих лес и пока живущих в землянках. Камни исчерчены осколками. Не видно ни следов прошлогодней травы, ни молодой поросли туй, кипарисов и дубков. Гора состарилась и облысела.
Лежа на солнце, у блиндажей, краснофлотцы проводили партийное собрание. Здесь весь распорядок дня строится от одной боевой тревоги до следующей. Сейчас было как раз такое время, когда можно подзаняться, прочесть газеты, послушать новости о фронтах.
Старший лейтенант Андрей Эммануилович Зубков — двадцати пяти лет от роду. Как он ни старается выглядеть старше, ничего не помогает: он выглядит худощавым юношей, только начинающим жизнь, и всему рад, и все ему в помощь.
Он рассказывает о пяти тысячах бомб и снарядов, упавших на батарею, о своих удивительных командирах орудий — Павле Репине, Кирине и других, о наводчике Бобыльченко, о погибшем военфельдшере Степане Ивановиче Стрельникове, из врачебных достоинств которого особенно отмечает храбрость, так же, как, говоря о погибшем командире огневого взвода Борисенко, вспоминает с нежностью, что тот был отличнейшим мастером на все руки.
О своем же геройстве что сказать?
— Трудно иной раз вспоминать, как день прошел. Бьем, отбиваемся. Ночью наскоро поедим, подвезем боеприпасы — и опять пошло, завертелось. Голова гудит от грохота, слух отказывает, глаза болят, а сил столько, что заснуть не в состоянии.
…Боевая тревога. Начальник артиллерии подполковник Малахов приказывает открыть огонь. Соседние батареи уже начали. Воздух крошится, как сухая земля.
— Огонь! Огонь!
Там, вот за этими высотами, сражается наша морская пехота, она просит поддержки. Сейчас!
Прибегает радист. Лейтенант Воронкин сообщает из зоны сражения, что снаряды ложатся по целям. Полный триумф батареи!
1943
Михаил Корницкий
Пусть камни и скалы у нас под ногами
И палубой стала земля.
Мы доблесть морскую храним, словно знамя.
Как честь своего корабля
Краснофлотец А. Малин.Ночью отряд морской пехоты под командой майора Куникова внезапно ворвался с моря в населенный пункт, занятый немцами. Десятиминутная артиллерийская подготовка предшествовала их высадке. На исходе десятой минуты, следуя непосредственно за огневым валом, на черте эллипса поражения, забрасываемые землей моряки вступили на берег. Немцы еще отсиживались от огня нашей артиллерии в укрытиях, а моряки уже блокировали их укрепленные точки.
Артиллерия перенесла огонь глубже и поставила огневое окаймление отряда. Началась рукопашная.
Трудная, сложная, необыкновенно рискованная операция, исход которой мог быть печален, удалась благодаря внезапности. Но и не только благодаря ей. Внезапность была применена как оружие, но она подготовлялась, взвешивалась задолго до этой счастливой ночи.
Майор Куников вырос на опыте трех профессий, и уже одно это делало его замечательным командиром. Партийно-комсомольский работник, массовик и психолог, он стал потом инженером, работающим на тончайших приборах, и привык к абсолютной точности, к тончайшей отделке деталей. С годами из способного инженера вырос редактор большой столичной технической газеты и уж затем сформировался командир.
У Куникова было все, что создает военачальника: знание людей и умение в них разбираться, спокойствие, любовь к точности и чувство времени.
Для Куникова всякая боевая операция была технологическим процессом, ведущим к победе, и он знал, что ее надо решать во времени, во взаимодействии с артиллерией и авиацией. Куников сам поехал к начальнику береговой артиллерии, и, как два дирижера, они проработали с точностью до десятков секунд «хор» своих пушек и пехоты. Если удастся Куникову на исходе десятой минуты огневого вала быть у переднего края немцев, значит, добрых семь-восемь минут спокойной работы ему уже после этого обеспечено. Пока немцы будут гадать, кончился артиллерийский налет или нет, моряки захватят инициативу и сблизятся для рукопашной.
Так и произошло.
Моряки высадились на берег и атаковали противника. Маленькими штурмовыми группами проникли они в первые улицы населенного пункта, ворвались в дома, блокировали немецкие дзоты.
Час назад моряки были еще в море — сейчас вели бой за населенный пункт, один из самых сложных видов современного боя, а к рассвету обстановка могла потребовать от них операции в условиях гор. Они готовы были на все.
Может быть, куниковцы тоже знали ту песню, в припеве которой было: «Моряк в горах проложил путь…»
Старший лейтенант Степан Дмитриевич Савелов схода захватил пять немецких орудий и развернул их к бою. Из немецких пушек перебил их же прислугу. Командир отделения тоже захватил пушку, но у него не было под рукой артиллериста. Его бойцы кричали по цепи:
— Кому пушку? Эй, давай сюда, знающие! Стрелять надо!
Кто-то подполз и открыл огонь. Его даже не спросили, как зовут.
Младший сержант Романов с небольшой группой захватил пулемет и пушку, тут же ввел их в дело и отбил атаку немецкой роты, потеряв всего шесть человек.
Чудеса делала и группа старшего лейтенанта Ботылева. Она передвигалась из дома в дом по крышам или, пробивая стены комнат, штурмовала укрепленные здания в три яруса — ползком с земли, огнем из окон и огнем с крыш — и заставила замолчать спаренные шестиствольные минометы.
Население, притаившееся в подвалах и погребах, выходило навстречу морякам.
Женщины перевязывали раненых и относили их в укрытые места.
Младшие лейтенанты Мамаев и Фелин, захватив три миномета и пушку, создали свой артиллерийско-минометный узел и вдвоем обслуживали его добрых два часа.
Была еще ночь. Подброска людей, боеприпасов и продовольствия продолжалась. Катера разгружались под огнем немецких батарей. Катер сел на мель у самого берега, в зоне ближнего боя. Раненый командир лейтенант Крутень приказал спасать катер. Немцы усилили свой и без того смертельный огонь по суденышку и бросили к нему снайперов. Крутень падает мертвым. Секретарь партийного бюро Коваленко приказывает принять бой с немецкими пехотинцами и пробиться к Куникову.
И пробиваются!
А в это же время на сейнере, подвезшем боеприпасы, возникает пожар. Командир Новик подает приказ разгрузиться, «не интересуясь по сторонам». Судно горит, но боеприпасы выгружены, сейнер уходит в море и там на свободе тушит пожар.
— Когда необходимо, так и время мимо, — говорит Новик. — На нахала я и сам нахал…
Этой ночью сражался в рядах куниковцев младший сержант Михаил Михайлович Корницкий. Сам кубанец, он отлично знал эти места. На хуторе Старо-Зеленом в Краснодарском крае с детства слышал он рассказы о Черном море, море запорожцев, видел участников «Железного потока» Таманской армии, переживал с волнением гибель русских кораблей в Новороссийском порту, в годы гражданской войны, плакал слезами восторга над «Цементом» Гладкова, зная, что описан в книге Новороссийск, и наизусть помнил историю отважного Кочубея, почти земляка.
Мечтал о море. Но кто, живя на Кубани, не мечтает и о коне? Кому не снятся конные схватки из «Тараса Бульбы?» Кто в тринадцать лет не мечтал стать Буденным!
Мечтал о том и Корницкий.
Но так случилось, что после школы пришлось ему работать слесарем на шорно-седельной фабрике, а попав на флот, оказаться телефонистом и затем первым номером орудийного расчета на береговой батарее.
Работа тяжелая и опасная. Затем, когда майор Куников стал формировать отряд десантников и в подразделениях выделяли для него лучших людей, Корницкий оказался в числе отобранных и получил отделение в новом отряде.
Куников подбирал людей, как часовой мастер собирает механизм, — внимательно и аккуратно, чтобы человек к человеку подходил, как деталь к детали. И командиры Куникова делали то же самое у себя, каждый в своем взводе и отделении, — поэтому бойцы были все как на подбор, любой из них стоил десятка.
Когда баркас подбросил десант к берегу, Корницкий со своим отделением прыгнул в холодную февральскую воду и вплавь добрался до земли. Дом за домом, улица за улицей, квартал за кварталом оказывались в руках моряков. Насмерть перепуганные немцы получили, однако, подкрепление, сначала автоматчиками, потом танками.
Разгорелся уличный танковый бой. Таких боев, кроме Сталинграда, нигде еще не было. Опыт их был ясен в ту пору еще немногим.
Одна машина вплотную подошла к домику, в котором засела группа Корницкого, и стала бить по морякам в упор. Дом загорелся. Тогда немцы во весь рост кинулись в атаку на группу Корницкого. Группа стойко отразила натиск, не думая об отходе, и Корницкий положил семнадцать мерзавцев, а всего легло их перед домом больше трех десятков, после чего остальные быстро отошли под прикрытие танка. Из горящего дома моряки Корницкого перебрались в соседний дом, к группе лейтенанта Зыбина. А немцы, подтянув силы, стали окружать группу Зыбина, опять-таки при поддержке танка. Но в рукопашном ночном бою на городских улицах танк — плохой помощник. Улица узка для него. Действуя на фланге штурмовых групп, он все время сам находился под выстрелами.
