Иван Лазутин - Родник пробивает камни
А этот вот… С брюшком, в сером элегантном костюме, лысеющий и с подкрашенными бровями… Как он всем своим обликом походит на преуспевающего бизнесмена. Это наверняка директор крупного областного театра. И мы не ошиблись, это Никита Ремезов — директор Н-ского государственного драматического театра. Он только что перебрался из Калуги, где руководил театром более десяти лет. Никита Ремезов движется по центральной аллее сада в пестром окружении актеров и актрис, которые отвечают дружным хохотом на каждую брошенную им остроту. Биржа знает Ремезова. Друзья в шутку называют его «боссом». И Ремезов знает биржу. И любит ее. Есть в его натуре что-то купеческое, размашистое, лопахинское… Недаром он каждый год, весной, через газету «Советская культура» объявляет конкурс на замещение сразу нескольких — трех-четырех — актерских вакансий и местом встреч назначает московскую биржу в августе. У Ремезова солидные связи в министерстве. Сам министр принимает его запросто и в своих докладах на важных совещаниях всегда упоминает его фамилию в числе директоров, у которых все в порядке и с планом, и с репертуаром.
В прошлом году спектакль «Денис Давыдов» Ремезов привозил в Кремлевский театр. Ввиду большого количества действующих лиц в массовках — толпа, солдаты, партизаны — на сцену выходили даже административные работники театра.
В партизанской массовке пришлось выйти и самому Ремезову. Он играл роль мужика с топором и в лаптях. Сказал всего лишь два слова — больше автор не отвел для него ни одного возгласа, ни восклицания. Но как были сказаны эти два слова?! Партер и амфитеатр грохотали прибоем аплодисментов. В прошлом ученик Вивьена, сын известного артиста Петербургского императорского Александрийского театра, Никита Ремезов без театра жить не мог. Отлучи его от театра — он или запьет, или сляжет.
На летние гастроли Ремезов всегда выбирал лучшие южные города — у Черного моря или на Украине. Он уже не раз вывозил свой театр в столицу и за рубеж. Одни говорили, что Ремезову везет, другие завистливо вздыхали — просто умеет разговаривать с высоким начальством.
А эта молоденькая, с талией хрустального бокала, по-прежнему картинно сидит на лавочке и, положив ногу на ногу, невидящими глазами «читает» вчерашнюю газету. На бирже она уже пятый день. Но никто из «боссов» ею пока не поинтересовался — слишком молода, и наверняка нет настоящей актерской школы. Есть одна молодость, а на одной молодости и обаянии в профессиональном театре далеко не пойдешь. Она знает, что Ремезову нужны две молодые актрисы, но ей страшно подходить к нему, шествующему по центральной аллее в окружении актеров и актрис, которые когда-то работали под его началом в других городах. Но она будет терпеливо ждать… Будет ходить на биржу до тех пор, пока и на нее не обратит внимание один из «боссов» театральной биржи. В своем Зелепупинске или Крыжополе, где за два года ей не удалось сыграть ни одной порядочной роли, она не хочет больше оставаться. Но ей всего лишь двадцать лет… У нее все впереди. Она еще полна надежд…
Биржу нетрудно ругать. К устроителям ее легко придраться. И все-таки есть в ней своя необходимость. Есть в ней неповторимая прелесть долгожданных встреч старых друзей, с кем начиналась актерская юность, с кем в зрелые годы была разделена сладость признания публики и испита горечь житейских неудач.
Хотя бы вот этот, маленький и кругленький, похожий на только что удачно испеченный румяный пирожок. Он наверняка комик и мог бы великолепно без грима сыграть и Добчинского, и Бобчинского. Как просияло его лицо, как порывисто бросился он на шею своему старому другу по сцене, с которым не виделся целую вечность. Когда-то они вместе начинали свою артистическую судьбу в Новочеркасском театре. Обнялись, расцеловались и… двинулись. Куда? Все понятно. Они свернули в буфет, чтобы отметить радость встречи безобидной рюмкой коньяку.
Встречи, встречи, встречи… Ни одну профессию не заражает так бродяжий цыганский дух, как профессию актера провинциального театра. Главная роль, которая принесет ему лавры, — она еще впереди, в театре, ради которого он приехал на московскую биржу. Одни приезжают сюда с крылатым грузом заслуженных званий и почестей, другие — с притушенной улыбкой пока еще несбывшихся надежд. И все-таки те и другие рады встречам, те и другие по-своему счастливы. Забредают сюда и драматурги. Редко, но забредают. Потихонечку предложить свою новую пьесу, которая залежалась в отделе распространения; договориться с другом Директором или Главным на постановку новой драмы (и непременно с минимальным количеством действующих лиц: труппа театра работает в параллели), которая пока еще в чернильнице, а есть только замысел; пользуясь случаем свободного сборища вершителей театрального репертуара, заиметь новых знакомых среди Главных и Директоров; просто повидать старых друзей-актеров, с кем целовался и обнимался после премьеры. Одним словом, на бирже люди встречают хороших и нужных людей. Решают вопросы творческие, кадровые, сердечные… А иногда забредают сюда люди случайные — просто ради мещанского любопытства.
Особенно расцветает и гудит биржа в середине августа, когда одни возвращаются из гастролей и едут в отпуск, другие, отдохнув, заезжают в Москву пообщаться с нужными и интересными людьми.
Режиссеры и актеры московских театров, как правило, на биржу никогда не заглядывают. Несокрушимый барьер столичной прописки исключает даже малейшую возможность московскому режиссеру или директору пригласить в свой театр талантливого актера или актрису из областного театра. Что касается актера московского, то повесь ему на грудь хоть лавровый венок шаляпинской славы где-нибудь в Саранске или Барнауле — он ни за что в жизни не расстанется с далеко не перворазрядным театром столицы, где он уже много-много лет незамеченным прокисает на второстепенных ролях.
Так что биржа — это дитя провинциальной театральной России. Дитя бойкое, живучее… Дитя, которое одновременно и плачет, и смеется.
Ремезов резко остановился и, трогая за локоть своего Главного (два года назад переманил из Норильска), стал пристально вглядываться в толпу у стенда объявлений.
— Семен Абрамович, обрати внимание вон на того парня в сером костюме… Отличная морда, и рост хорош. Может, потолкуешь? Он здесь уже второй день.
— Вижу, — ответил Главный, — фактура заманчивая.
— Никто из наших с ним не говорил?
— Говорили. Парень, видать, не без способностей, но, как выяснилось, за пьянку только что прогнали с «Мосфильма». Снимался в главной роли у Кораблинова. В самый разгар съемок получил атанде.
— Нет, подожди, подожди… Тут что-то не то. У него лицо не пропойцы. Для пьющего человека он слишком бледен. Может, все-таки поговоришь с ним? Что он окончил?
— Институт кинематографии.
— Пошли кого-нибудь из наших, пусть хорошенько познакомятся с ним. Мне почему-то кажется, что из него может получиться толк.
Пока ходили за незнакомым молодым актером, он куда-то исчез. Ремезов забыл бы его, если бы он снова не попался ему на глаза. Но то, что он увидел, его заставило остановиться и затаить дыхание. Ремезов уже давно собирался уходить, друзья заказали такси, но… право, за многие годы приездов на биржу такой дерзости он не видел. ?
Юноша, которым он интересовался час назад, шел один по самой широкой, центральной аллее сада. Шел медленно, гордо подняв голову и сложив за спину руки. Сидевшие на скамьях люди, когда он проходил мимо, замолкали и смотрели ему вслед.
Это был Владимир Путинцев. На спине у него, под самыми лопатками, на бечевке висел небольшой картонный плакат, на котором крупными буквами было выведено химическими чернилами:
«Социальный герой. 27 лет. Рост 185. Образование — ВГИК. Одинок».
Следом за ним шла толпа молодых актеров. Некоторые из них подтрунивали, кое-кто восторгался этой выходкой. Инспектор Министерства культуры пришел в ужас, увидев плакат на спине актера. Семеня за Путинцевым сбоку, он умолял его снять эту пошлую вывеску, иначе он будет вынужден позвать милицию и, чего доброго, его поступок расценят как хулиганство.
Когда Путинцев поравнялся с Ремезовым, тот жестом попросил его остановиться. Прищурившись, Ремезов смотрел на смельчака и улыбался своей сияющей ремезовской улыбкой.
— Молодой человек!
Путинцев остановился.
— Я слушаю вас.
— Если вы решили пошутить, то выбрали средство не весьма остроумное, а место не совсем подходящее.
— А если… — Владимир подыскивал подходящие слова, чтобы правильно сформулировать свой вопрос, но его опередил Ремезов:
— А если у вас есть серьезные намерения и вы хотите иметь хорошие роли в театре с хорошей труппой, то я готов с вами разговаривать о деле.
От Владимира попахивало водкой, и это чувствовал Ремезов, но не подал вида, что ощущает запах спиртного.
