Борис Бурлак - Реки не умирают. Возраст земли
Да, все начиналось именно с образцов руды, — от них берут начало и Медноград, и Березовск, и Молодогорск, и рабочие поселки Восточный, Степной, Солнечный. Веками пустовавший весь южный окоем Урала довольно плотно заселен теперь. И не то еще будет, когда придет в движение триллионный газовый вал.
— Вспоминается что-нибудь, Прокофий Нилыч? — спросил секретарь обкома, проследив за тем, как гость оглядывал рабочий кабинет.
— Вспоминается...
Они были людьми одного поколения, но у Метелева партийная работа была связана с молодостью, а у нынешнего секретаря она совпала со второй половиной жизни, вдобавок к тому он был человеком нездешним.
— Давно хотел встретиться с вами в Москве, но все никак не удавалось, — говорил секретарь. — Думаю, что теперь-то вы расскажете, как разворачивались в тридцатые годы.
Метелев утвердительно наклонил голову. В отличие от инженера или хозяйственника партийный работник должен не только знать, а и по-сыновьи любить тот край, куда его послали. Иначе нельзя работать. Где бы ты ни родился, в каких бы местах ни жил, но если уж оказался, к примеру, на Урале, то сумей почувствовать себя коренным уральцем. Иначе у тебя ничего не выйдет. Такова природа партийной работы: в душевной привязанности к земле и к людям, которых ты отныне представляешь.
Потому-то они оживленно заговорили, к удивлению Георгия, не о заботах текущего момента, а о далеком прошлом. С виду это могло показаться неким праздным занятием на досуге. Однако то был необходимый подступ к делам неотложным, ради которых они и встретились сегодня.
10
Тут все пошло от села Березовки: и город Березовск, и Березовский горно-обогатительный комбинат, и Березовский район. Девятиэтажные дома молодого города заслонили собой глинобитные мазанки, и в степном селеньице мало кто теперь бывает, хотя оно рядом, стоит перевалить через гряду отвала за большим карьером.
А когда-то в Березовке находилась Восточная геологическая экспедиция. Сюда долетали телефонные звонки даже из столицы. Но вот уже покинули село первые разведчики: одни откочевали еще дальше на восток, другие, постарев, осели в ближних городах, третьи совсем ушли на пенсию. Базу экспедиции перевели в Ярск, на северной окраине которого вырос целый поселок. А в Березовке остались лишь буровой участок да «тематическая группа» инженера Сольцевой. К ней и решила заглянуть Павла Метелева, в надежде узнать получше историю открытия уникального медного клада. Вернее, Павлу заинтересовал не столько сам клад, давно прогремевший на всю страну, сколько эта женщина.
Ночью прошел дождь — с грозой, в ракетном сиянии молний. Хорошо, что Павла взяла в райкоме «газик», а то бы и не добраться ей до места. Проселок был размешан тяжелыми грузовиками, по селу на «Волге» и вовсе не проехать. Шоферу показали на саманный дом, где находились коммутатор, почта и лаборатория Настасьи Дмитриевны Сольцевой. Павла все оглядывалась по сторонам, заранее проникаясь уважением к незнакомой женщине, прожившей тут главную часть жизни. (Она, пожалуй, не смогла бы так.)
Хозяйка встретила ее суховато, как вообще все занятые люди встречают корреспондентов. Павла уже привыкла к этому, зная, что в глазах таких людей она выглядит праздной дамочкой.
В небольшой комнате была целая коллекция самых разных образцов медного колчедана. На столе, заваленном цветными папками, стоял микроскоп. Хозяйка, миловидная черненькая женщина лет сорока пяти, осторожно отодвинула его в сторону и выпрямилась в ожидании вопросов.
Павла не торопилась, думая о том, с чего бы начать беседу. Они изучающе посмотрели друг на друга, и Настасья Дмитриевна спросила первой:
— Чем могу быть полезной вам, товарищ Метелева?
— Больше всего меня интересует, почему вы, опытный, заслуженный геолог, остались в Березовке, когда разведка в основном закончена.
— Слишком долгий разговор. Как ваше имя, отчество?
— Павла Прокофьевна.
— Павла? Редкое имя по нынешним временам.
— Мои родители искали его, наверное, как ищут медь.
Сольцева чуть приметно улыбнулась и повторила мягче:
— Долгий разговор, Павла Прокофьевна.
— Хотя бы в общих чертах.
— Здесь прошла моя молодость, здесь я вырастила своих ребят, отсюда отправила их учиться.
— А муж, как смотрит муж на то, что вы решили никуда не трогаться?
— У нас полное согласие.
— Он геолог?
— В противном случае мы бы, конечно, разминулись. У геологов, как и у актеров, семьи должны строиться по профессиональному признаку.
— Любопытно. Однако он, видимо, испытывает некоторую неловкость от вашей славы?
— Что вы! Без него, рядового разведчика, я вряд ли чего-нибудь добилась.
— Можно только позавидовать такой семье. Согласитесь?
— Мы отвлеклись, Павла Прокофьевна. — Сольцева встала и прошлась по комнате. — Вы спрашиваете, почему я осталась в Березовке, хотя могла бы уехать куда угодно. Ну так и быть, расскажу вам кое-что.
Павла хотела достать блокнот из сумки, но раздумала: сколько самого сокровенного утаивается при виде корреспондентского блокнота.
Настасья Сольцева принадлежала к тому поколению, деятельная жизнь которого берет свое начало в предгорьях Отечественной войны. Если бы не война, то зеленому подлеску еще расти да расти. Однако пришла беда, и подлесок принял на себя громовой удар наравне со всеми. Юная девушка добровольно отправилась на фронт: была разведчицей, потом радисткой у войсковых разведчиков. Всего хватила вдоволь. А к концу войны так искусно работала на ключе, что уже сама терпеливо обучала «астраханских килечек», как прозвали совсем молоденьких девчонок, прибывших на войну с далекой Волги. Эти «астраханские килечки» и подвели ее в канун победы. В ночь на восьмое мая она поймала передачу на польском языке: речь шла о капитуляции Германии. На радостях поделилась с ученицами. А утром новость облетела всю часть, хотя вокруг продолжались тяжелые бои. Ее вызвал к себе майор, командир разведчиков, и обвинил в разглашении тайны, в деморализации солдат и даже пригрозил военным трибуналом. Она не оправдывалась. Она просила только об одном, что если ей полагается расстрел, то пусть ее расстреляют уже после победы. (Теперь смешно вспоминать об этом.) Но восьмого мая о капитуляции Германии узнал весь фронт, и тогда суровый майор, конечно, простил ее. Великодушная победа прощала и не такие грехи в тот добрый день и час, когда умолкли пушки.
Четверть века прошла с тех пор, но нет-нет да и встанут перед глазами последние дни войны. Геологу-разведчику тоже полагается хранить в тайне свою радость до поры до времени... Сколько было взято на Березовском месторождении ураганных проб с содержанием меди до двадцати процентов! Казалось, что напали на редкое сокровище. Но она не торопилась с выводами, целыми днями пропадая на буровых. Над ней посмеивались, как над Фомой неверующим. По ночам она сама обсчитывала запасы второй залежи — все в порядке: медь есть, меди очень много. Но и рисковала иногда. Как-то начала бурить по соседству с одной залежью и долго не могла добраться до руды. Высокое начальство распорядилось прекратить работы, а расходы отнести за счет виновного. Не остановилась ни перед чем и вскоре доказала, что игра стоила свеч.
Уже строился комбинат, а Настасья Сольцева все искала и искала медь на севере и на юге от главных залежей. Постепенно добралась до Ярска. Установила, что р у д е ш к а с двухпроцентным содержанием меди уходит и под Ярский никелькомбинат, и под Яшмовую гору в окрестностях города. Может быть, сам город стоит на меди. Но бурить на улицах не станешь, да и ярская руда ни в какое сравнение не шла с березовской — не руда, а именно р у д е ш к а.
Потом, когда шум вокруг богатых залежей поутих, геологи потянулись кто куда. Ее, Сольцеву, тоже звали во все концы. Она медлила: не хотелось покидать Березовку, тем более, что здесь организовали тематическую группу. Постепенно увлеклась изучением закономерностей рудообразования. Может, кому-то пригодится.
Вот так и пролетели целых два десятилетия в Березовке. Но знает она ее все еще приблизительно: что ни шлиф, то что-то любопытное, не встречавшееся ранее. Это ведь только кажется, что все тут давным-давно разведано. Какой-нибудь посторонний человек увидит огромные карьеры, похожие на кратеры вулканов, и подумает, что геологи свое дело сделали. Однако на глубине нескольких сотен метров обнаружены колчеданные хвосты, которые р а с п у ш и л и с ь на восток от рудных тел. И кто знает, какие еще сюрпризы ждут разведчиков, если копнуть поглубже. Вот почему она, Настасья Сольцева, и не хочет уезжать отсюда.
Бывают ли у нее пустые дни? Конечно, бывают. Иной раз настроение падает, что называется, до нуля. Мысль об отъезде начинает беспокоить, как наволочь осенняя. Тогда она спускается в шахту, долго ходит там, присматриваясь к людям, к зелено-золотистым глыбам колчедана, которые смутно виделись еще на буровых, когда она держала в руках кусочки дорогого керна. И больше ничего не нужно ей, столько лет мечтавшей о подземном царстве меди. И новыми надеждами полнится душа.
