Радий Погодин - Я догоню вас на небесах (сборник)
— Что прошло, того уже не вернешь. — А пообсохнув, украл у зазевавшегося искусника полкилограмма филейной вырезки.
На следующий день он пришел к Якову Ильичу. Яков Ильич смотрел в окно на тот берег реки, на зеленый дом, откуда ветер приносил запах ватрушек, варенья и уюта.
— Где Мика? — спросил Яков Ильич.
— Наверное, в столице.
— Это еще зачем?
— Увы! Все ценности скапливаются в городах. Наверно, у нее свой путь. Не горюйте, мы оба одиноки. Но у нас есть что вспомнить.
— Оставайся у меня ночевать, — сказал Яков Ильич, закрыв окно, чтобы ветер, пропахший уютом, его не касался. И занавеску задернул.
Во сне приснилось коту Василию, что он тонет в сметане.
* * *Напротив церкви, через речку, на высоком бугре, — самый первый в уезде общественный скотный двор. Крыши у него совсем нет, только вздыбленные куски стропил: соломенная крыша сплыла на землю вместе с дождями, вместе с весенним снегом, растворившись в воде горькой солью.
Думает Наташа: «Глупые были люди». И сердится на них, и радуется своей догадке. В самом деле, кто ж это скотный двор городит на бугре? Непривычно коровам в гору влезать — коровы не козы.
Мальчишки-пионеры, гуляя по реке на лодках, сфотографировали первый в уезде общественный скотный двор для школьного памятного альбома, и получилось чудо: рассветное море и в море корабль. Бьет из бойниц солнечный огонь — салютует новому дню.
Вокруг скотного двора канавы и ямы, заросшие серым бурьяном. Мальчишка Витя, Наташин сосед, по кличке Консервная банка, играет в этих канавах в войну. Армия у него — четыре рослых, очень злых гуся. «Господи, хоть бы собака, как у людей, а то выдумал — гуси. Безмозглые жирные птицы. Их место в гусятнице или во щах. А он, представьте себе, что вообразил — водит гусей по поселку на поводках и еще вид делает, словно это не гуси, а дикие звери. Экий Вальтер Запашный».
Как-то возле развалин скотного двора задумчиво собирала Наташа цветы. Представлялись ей в воображении теплое море, и белые скалы, и некий капитан, проплывающий мимо. Смотрит капитан в подзорную трубу прямо на нее. Наташа выпрямилась, прижала к груди полевые цветы ромашки… А вокруг пусто — ни моря, ни океана, ни капитана. Только бугры, косогоры, холмы и пригорки.
— Что за жизнь! — сказала Наташа. — Зачем мне такая земля, где нет ни моря, ни океана?
Раздался за ее спиной крик:
— Вперед! Эскадрон! Заходи! Руки вверх!
Из канав и ям, окружающих первый в уезде общественный скотный двор, с криком и хлопаньем крыльев вылезли гуси. За ними мальчишка Витя по кличке Консервная банка.
Два гуся щипнули Наташу за икры. Третий клюнул ее в колено. Четвертый схватил за мизинец, когда она замахала руками, пытаясь их отогнать.
Пятый сказал:
— Ага…
(Правда, пятого, кажется, не было.)
— Сдавайся! — закричал Витя. — Ты пленница.
— А я тебе, хулиган, уши нарву!
Хулиган Витя мерзко расхохотался.
Хулиган Витя подтянул трусики.
Хулиган Витя тут же добыл ногой из крапивы ржавую консервную банку и принялся ее поддавать. Гуси стояли вокруг Наташи и, вытянув шеи, шипели.
— Дай интересных книжечек почитать, — сказал хулиган Витя. — Отпущу из плена на волю. — Облупленный нос его сморщился, голова печально склонилась набок и прилегла на сожженное солнцем плечо.
— Не дам. Чтобы книжки давать, на это библиотека есть.
Глаза у Вити черные-черные. Если Витя заплачет, польются из глаз чернила.
Имеется в поселке Горбы библиотека — для взрослых и для детей одна. Помещается она в старинном особняке, построенном в стиле барокко. Но особняк такой маленький, а барокко такое скромное, что человеку, повидавшему дворцы всевозможных сиятельств, становится за него неловко.
«Даже барина в наших Горбах подходящего не было. Тоже вельможа!» — думает студентка Наташа.
Глава третья Прочие сооруженияКонечно, имеется в Горбах клуб, недавно окрашенный в розовый цвет. Когда протекают в нем танцевальные вечера, трясется клуб и трещит. Искрами вылетают из окон окурки. Факелами кружатся девушки, все сплошь по моде — блондинки.
Горит клуб! Горит!
«Хоть бы сгорел. На его месте можно построить театр оперы и балета. И чтобы дирижер в черном фраке…»
Есть в поселке школа-десятилетка, построенная давно и наспех. Здание не по чину унылое. Штукатурка с его боков обвалилась частично, а на цельных местах проступила сквозь краску белыми пятнами. Пятна, будто солончаки, отравляют тучную ниву знаний. «Если бы не они, — думает Наташа, — я бы закончила школу с одними пятерками. Из-за них я такая легко ранимая, такая совсем одинокая. Из-за них и еще…»
Классом старше Наташи учился некто Бобров, который все в ней — и лицо, и одежду, и ум, и характер, и душу — считал замечательным и ни с чем не сравнимым.
Бобров?
Что Бобров?
Кретин Бобров — остался в девятом классе на второй год, чтобы сидеть с Наташей за одной партой и пялить на нее глаза. Наташа этот вопрос подняла на комсомольском собрании. Бобров уехал в Ленинград к своей тетке. Четыре года Наташа его не видела. Говорят, он куда-то там поступил. А осадок? Осадок остался в душе у Наташи.
Имеются в поселке Горбы два магазина продовольственных — деревянные, универмаг — кирпичный, закусочная, чайная, столовая, а также больница и поликлиника, автобусная станция, поселковый Совет с почтой, где всегда очередь, парикмахерская, баня с железной трубой на растяжках, правление колхоза, контора госбанка, крупяной завод, молочный завод, автобаза, два павильона из бетона и стекла, еще не достроенные. В одном, говорят, разместится сапожная мастерская, в другом — «Книги и школьно-письменные принадлежности».
Дома, в которых жители проживают, пока что одноэтажные, деревянные, разноцветно окрашенные, все на горках и на пригорках, все с палисадниками, огородами, сараями, сараюшками, собачьими будками.
«Взять бы этот дровяной склад — неспланированную застройку — и запалить одной спичкой. Или бульдозером срыть. Построить белых домов с балконами. А для старых людей — поодаль в лесочке коттеджи».
Здесь бы и закончить можно описание Горбов, поселка городского типа, но картина не будет полной, если не рассказать о характерной черте населения, о дорогах, о реке, о кладбище и Девушкиной горе — самой высокой точке поселка Горбы и окрестностей.
Глава четвертая НаселениеНаселения в поселке Горбы насчитывалось около трех тысяч душ.
Характерной чертой горбовских жителей Наташа считала любопытство к чужим заботам, пристрастие к сплетням и бессмысленным выдумкам.
Например.
Стоят горбовский молочный завод и горбовская автобаза друг против друга через речку. Каждое предприятие на своем отдельном холме — будто две крепости: каждое со своей высокой стеной, со своей отдельной водонапорной башней. И у каждого предприятия на железных воротах написано: «Миру — мир!»
Жители Горбов склонны видеть в этих одинаковых надписях двойной смысл, поскольку директором молокозавода является Мария Степановна Ситникова, женщина незамужняя, небранчливая, а директором автобазы — Яков Ильич Шарапов, овдовевший мужчина, отец единственной дочери, а именно Наташи, человек спокойный, рассудительный, член поселкового Совета, бывший фронтовик и шофер.
Если посмотреть с середины моста на середину реки, то увидишь в воде сразу два отражения — молокозавод из силикатного белого кирпича и автобазу из шлакоблоков. Волны как бы срывают верхушки водонапорных башен и несут их друг к другу. На это явление и ссылаются дотошные жители Горбов, намекая на второй, скрытый смысл одинаковых надписей «Миру — мир!».
Однажды, когда у Наташи было хорошее настроение, пришла ей в голову догадка: мол, все дело в птицах. Всюду они летают, всюду суют свой нос — иначе как объяснить быстроту информации и ее извращенный характер? Конечно, коты и кошки способствуют — ходят на тихих лапах и, понимаешь, подслушивают. Лошади — в меньшей степени, мысли их заняты прошлым. А также собаки. Но больше всех птицы, болтливые существа, которые смотрят на жизнь с птичьего полета и в глубину явлений вникнуть не могут. Птицы живут, как в сказке, поверхностно и волшебно.
Догадку эту Наташа тут же отбросила, как ненаучную.
— Волюнтаризм, — сказала она. — Том второй, глава пятая…
Пролетавшие мимо дрозды засмеялись всем выводком.
Глава пятая ДорогиСбегаются в поселок Горбы четыре самобытные грунтовые дороги из соседних деревень. Петляют между буграми, расталкивая сирень и калину. Из Горбов выходит одна — главная. Ведет главная дорога в районный центр. От райцентра километров на десять дорога одета в асфальт. От Горбов километров на десять дорога тоже в асфальте. На середке, километрах на пяти, асфальта нет. (Кстати, эта безасфальтная часть дороги в народе так и называется — Середка). Принадлежит Середка областной дорожной организации. Этого обстоятельства Наташа во внимание принимать не желает. Обвиняет она жителей Горбов в лености, бестолковости и пристрастии к чудачеству. Еще бы — в распутицу на Середке глыбь. Специально назначенный трактор тягает горбовские машины с крупой, творогом и сметаной, а также необработанным колхозным продуктом, сцепив их по две, а то и по три, как баржи. И другие машины, с товаром промышленным для Горбов, и автобусы с народом, и легковушки с начальством так же плывут.
