Анатолий Приставкин - Городок
«Вот тебе и праздничек,— устало и вовсе неудивленно подумал Шохов.— А могли бы полыхнуть так, что...»
Но мысль не додумалась, потому что было страшно и тяжко ее додумывать. Да и теперь, в серых сумерках, не хотелось гадать, что могло бы быть, если бы загорелся городок. Надо отдыхать. А завтра, хоть оно уже и наступило, они разберутся, отчего загорелось, и при чем тут Васька Самохин, и кто пустил такой нелепый слух о поджоге. Ведь это додуматься надо...
— Всё. По домам,— произнес Шохов тусклым голосом.— Семен Семеныч переспит у меня.
И люди будто ждали этих слов. Молча, никто ни с кем не прощаясь, стали расходиться.
Вскоре приехала пожарная машина. Она с треском и звоном прокатила по спящим улицам и, не найдя пожара, убралась восвояси. Никто не вышел на нее посмотреть, хотя в ином бы каком случае появление ее было бы целым событием в жизни Вор-городка.
В то серенькое пасмурное утро, когда мужчины Вор-городка, прежде чем разойтись, стояли у бывшего хлыстовского дома, устало созерцая свою работу, кто-то, кажется дядя Федя, кинул эту мысль: мол, надо разобраться, отчего загорелось, чтобы знать на будущее.
— Вот ты и займись,— тут же предложили ему.
Дядя Федя в нахлобученной кепчонке и в роскошном праздничном костюме, поверх которого оказалась надета чья-то телогрейка, пожевал зло потухшую папиросу, выплюнул ее и ответил, как всегда будто сердито, что он не отказывается, но лучше бы собрать комиссию, в которой принял бы участие и Григорий Афанасьевич, человек среди всех самый авторитетный, да и неплохо, если бы подключить сюда и Галину Андреевну.
Все согласились, что комиссия, конечно, лучше, и так как Шохов вслух не возразил, вроде бы само собой и по-решилось.
А уж судом, да еще общественным судом, ту комиссию прозвали позже, когда они от разговоров приступили к делу и даже до чего-то смогли докопаться.
К тому времени толков и слухов о пожаре накопилось достаточно. Болтали, к примеру, что Хлыстов чуть не сам зажег свою хибару, потому что была у него страховка и он будто бы на этом переполохе надеется получить себе законную квартиру в Новом городе. Иные сходились на том, что времянка могла сгореть от замыкания проводов. Потому что нагрузка к вечеру сильно возросла.
Но большинство подозревало Васю Самохина, потому что роман беспутной Нельки с Хлыстовым был, как говорят, налицо. Никто не видел, как поджигал Самохин чужой дом. Никто, кроме самого Хлыстова.
Но дело было не только в причинах пожара. И тем более не в Нелькиных амурных делах. Пожар выявил главное, без решения чего нельзя было существовать всему городку и его жителям: безопасность людей. Это заставило Шохова и всю комиссию всерьез заняться делом о пожаре.
К тому же необходимо было уже теперь, не откладывая на завтрашний день, предусмотреть меры предосторожности: дежурства и тому подобное.
Шохов и дед Макар, который поставил дело на научные рельсы, разработали схему безопасности, ее размножили в Гидропроекте на копировальной машине и раздали по домам. В сопроводительной инструкции были предусмотрены даже некие посиделки с детьми и дружинный патруль в городе, хотя острой надобности в нем пока что не возникало.
Петруха в короткий срок проверил нагрузку электросети и изоляцию проводов. Он же сконструировал небольшой тушильный агрегат, расположенный на ручной тележке, состоящей из моторчика с насосом и шланга. Шланг для пожарной тележки Шохов отдал свой, и не совсем бескорыстно. Он смекнул, что в жаркие дни Петрухина техника вполне может послужить как поливальная установка для огорода. Так потом и получилось.
А на случай отключения сети из Новожилова был привезен второй насос, древний, но вполне исправный. Два человека с двух сторон, подымая и опуская штанги, могли создавать довольно сильный напор струи. Вся эта техника была сосредоточена во дворе Шохова.
На другой же день после пожара Григорий Афанасьевич появился у пожарища, чтобы собрать принадлежавшие ему ведра. Разглядывая черное пепелище, он задумался. И было о чем.
Он, может быть, впервые осознал опасность происшествия лично для него. Во время тушения впопыхах думалось обо всем, кроме этого. Теперь представилось, как могли бы полыхнуть поставленные тесно и без особого плана домики, а случись ветер — и тогда все, что составляло реализованную мечту Шохова, его гордость, его сегодняшнюю и завтрашнюю жизнь, превратилось бы в течение нескольких часов в дым.
Тут-то змеей и проползла у него холодная дрожь по спине.
Как же это он, умевший предусматривать любую беду, забыл про такое страшилище, как пожар, бич русских деревянных городков во все времена на Руси. Пожарные команды были в почете среди всех сословий, а возглавлял их сам городской голова!
Ну, а если уж нельзя предусмотреть сам пожар, то уж такую меру, как противопожарную зону между домами, он должен был иметь в виду, не зазря же его называли комендантом, слушались и считались с ним при заселении Вор-городка.
Закопался в своем доме, а о том, что творится кругом, забыл.
Забыл. Забыл.
Вот о чем подумал, вот в чем упрекал себя Шохов. И не только в этом. Впервые он с такой ясностью понял, хочет ли или не хочет, а он лично несет ответственность не только за свой дом и хозяйство, а за весь Вор-городок в целом, как и за его жителей. Пусть в тот момент, когда закладывал свой дом, он ни о чем таком не размышлял. Более того, избегал всяких там коллективных мероприятий, порешив однажды, что он хочет жить сам по себе, ни от кого не завися. Только дом, его дом. Только все, что внутри его дома, а не снаружи.
Не выходило так. И не могло выйти. И если до поры еще казалось, что он-то, Шохов, может лично обойтись без других, то другие уже не могли быть без него. Люди в нем нуждались, но ведь не кто-нибудь, а он дал повод для этого, назвавшись комендантом. Назвался груздем, полезай в кузов.
Теперь вот здесь, лицезрел пепелище, он вдруг осознал и другую истину, что, спасаясь, скажем, от пожара в одиночку, он ли или другие одинаково бы потерпели полное крушение друг без друга.
И слава богу, что все поняли, все пришли.
После таких, весьма не легких, размышлений Шохов взялся довольно рьяно за расследование. Прежде всего он решил поговорить с Хлыстовым.
В тот самый вечер или ночь, когда сгорел дом, да и на следующий день, с ним разговаривать было невозможно. Он был как невменяемый, как сумасшедший все равно. Мало понимал, что творилось вокруг. Тамара Ивановна усердно отхаживала, отпаивала его.
Но и теперь, едва очухавшись, он не переставал повторять единственную навязчивую мысль о поджоге его дома Васькой Самохиным, который будто решил ему мстить.
— А кто это видел? — спросил Шохов прямо.
— Так кто же мог видеть, Григорий Афанасьич, если уж темно-то было,— на одной жалобной ноте завел Хлыстов. — Только я видел. Уж как я углядел, и сам не знаю. Может, предчувствие подсказало. Он мимо окошка все шастал. Я-то выглянул, а он что-то колдует у задней стенки...
— Колдует? — спросил Шохов, усаживаясь напротив Хлыстова, чтобы видеть его глаза. Странные глаза, скользящие куда-то вкось, за спину собеседника.
— Так я и не понял сперва... Будто мочится, что ли, по нужде, как я решил. А потом, смотрю, а у него в руках бутылка. Я и опять не понял, зачем, думаю, с бутылкой-то у дома меня караулить...
— А он что, не в первый раз? — удивился Шохов.
— Не в первый, Григорий Афанасьич! Он с топором приходил! И барабанил однажды. Да ведь я не открыл ему. Он сумбурный парень-то, чего не взбредет в его пьяную башку. А теперь, значит, с бутылкой, ну, я и не стал выходить. Вдарит по темечку — и поминай, как говорят...
— А в бутылке-то что-нибудь было?
— Так я и говорю! — воскликнул тоненько Хлыстов.— Чего-то лил он! Небось керосин свой из трактора!
— Соляра в тракторе...
— А я не проверял! Не до того было. А потом, значит, когда полыхнуло...
— Откуда полыхнуло?
— Оттуда же, со стены, там ведь пристрой у меня. Так уж пристрой занялся вовсю, я потушить его не мог один...
— Кстати,— сказал Шохов и посмотрел прямо в остренькое сморщенное личико Хлыстова.— Семен Семеныч, а дом у тебя не был застрахован, а?
Тот даже подпрыгнул от такого вопроса:
— Нет! Конечно, нет! Хотел ведь, Григорий Афанасьич, да не успел! Все времечко берег, все некогда было! У нас с планом, да вы уж слышали, полный завал... Я на опосля все отставлял. А ведь что было — зайти на полчаса!
— А разве страхуют в нашем городке? — не без скрытого интереса полюбопытствовал Шохов.
— Кто же знает! — простонал Хлыстов.— Вот ведь у вас усадьба! Я так еще в ту пору, когда вы больной лежали, как посмотрел, подумал... Ах, как с размахом человек все задумал. А не дай бог несчастье аль пожар, к примеру, так все добро, которое вложено-то... Все так и сгорит!
