Борис Лавренёв - Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы
— Ладно, — отозвался партнер, — мы свое возьмем. Пойду заливать горе лимонадом. Вы не хотите?
— Нет… Я посижу.
Моряк ушел. Девушка сидела, подкидывая мячик и ловя его ракетой. На темно-розовых, голых до плеча руках колосился светящийся пушок. Ловя мяч, она покосилась раза два на Михаила Викентьевича.
— Вы, дедушка, не на состязания пришли? — спросила она вдруг с доверчивой лаской, — вам долго еще ждать придется.
Михаилу Викентьевичу стало весело от вопроса, от теплого девичьего голоса.
— Ну, разве я дедушка? У меня даже внуков нет. Я молодой.
Девушка не смутилась.
— А у меня дедушка на вас похож… Вы в первый раз здесь? Я раньше вас никогда не видела. Вы интересуетесь теннисом? А сами играли раньше?
Вопросы слетали с ее губ, как капли теплого летнего дождя, бездумные и беспечные. Она говорила потому, что светило летнее солнце и сама она была молода, здорова, полна своей радостью.
— Меня сын соблазнил поглазеть. Он сегодня будет играть. Вот и позвал старика похвастать.
— А ваш сын сегодня играет? А как ваша фамилия? Левченко? Что вы говорите? Вы отец Левченко? Как интересно! Хорошо, если б он выиграл…
— Почему? — спросил Михаил Викентьевич, любуясь девушкой.
— Он очень славный. Он так быстро выдвинулся в рабочей команде. А его противник Марлов — противный задавака, фасон ломает. Ваш сын должен выиграть.
Прожаренный солнцем отдыхающий теннисист поднялся и, потягиваясь, сказал:
— Восторженная Лелечка, не угодно ли вам покидаться?
— Давайте.
Девушка выбежала на корт и с середины еще раз крикнула Михаилу Викентьевичу:
— Скажите сыну, чтоб он не сдавал. Он не смеет проиграть.
Михаил Викентьевич тоже встал. Ему захотелось пройти к морю. Он вышел из ограды и спустился по каменной лестнице к водяной станции. Под стрижеными шарами акаций стояли парусиновые шезлонги. Михаил Викентьевич сел и вытянул ноги.
Был тот час, когда солнечный блеск, теряя знойную ослепительность, уже не жжет, а нежит. Море дрожало перед глазами пляской серебряных искр. С плавательной вышки, пластаясь в воздухе, летали тела, буравя плотную зелень воды. В густом цвете моря, в палевых треугольниках парусов, в громких голосах пловцов жила и дышала молодость, цвело здоровье.
Михаил Викентьевич вспомнил внезапно безучастные глаза профессора Бекмана, когда, выслушав Михаила Викентьевича, он с профессиональным равнодушием говорил об усталом теле Михаила Викентьевича, как о неживой и скучной вещи. Он не видел, профессор Бекман, как сжимались от его вялого голоса нервы стоящего перед ним человека, — человека, прошедшего многотрудную жизнь, полную работы, и ждавшего от профессора совета не как прекращать работу, а как продолжить ее, ибо жизнь без работы теряла всякий смысл. Бекман ничего этого не понял. Он принял и отпустил Михаила Викентьевича, как принимал сотни и тысячи людей.
От этого воспоминания Михаил Викентьевич зябко передернул плечами. За его спиной зазвучали зовущие голоса. Он обернулся.
От лестницы легко полушел-полубежал Вика. В левой руке он нес ракету в чехле, помахивая ею. За ним спускался по лестнице Курков.
— Ты давно, папка? — спросил Вика. — Мне на кортах сказали, что ты был там.
— Это девушка с треугольничками?
— Ну да… Леля.
— Она просила передать тебе, чтоб ты не сдавал и непременно выиграл.
— В самом деле? — засмеялся Вика. — Постараюсь.
Подошедший Курков тоже поздоровался с Михаилом Викентьевичем.
— Ну, папка, отправляйся с Леонидом на трибуну. Я иду одеваться. Через десять минут начнем. Я действительно должен сегодня выиграть, — сказал Вика, хмуря морщинку над переносьем.
Он повернулся и убежал.
Михаил Викентьевич и Курков прошли на заполненную уже трибуну. Над ней колыхался гул разговора. Они заняли свои места. Михаил Викентьевич долго разглядывал публику.
— Непонятный какой-то народ, — сказал он наконец Куркову, — больно парадно.
— Публика верхушечная, — отозвался Курков. — Недавно еще теннис считался у нас буржуазной игрой. Теперь эту дурость ликвидировали. Игра замечательная и с каждым годом демократизируется. А зрители еще прежние в большинстве. Но игра будет занятная. Марлов и Вика. Два полюса спорта… Смотрите, вон уже и судья идет.
Высокий пожилой человек в белом, держа в руке блокнот, поднялся на зеленую вышку, и в то же время из калитки на корт вышел Вика, в голубой майке и легких полотняных брюках. Круглые мускулы легко и ритмично ходили у него под кожей. Он подошел к трибуне против места отца.
— Не продуешь? — улыбаясь, спросил Вику Курков.
— Боюсь гадать. По-настоящему мне сегодня отдыхать надо было бы, да неудобно отлынивать, когда соревнование до кипятка долезло. Ну, есть немного гула в руках. А впрочем, думаю, разойдется.
— А где Марлов?
Вика обвел глазами корты и кивнул на противоположную сторону. Там, у скамьи, расцвеченной женскими платьями, стоял высокий, гибкий юноша. Он поставил ракетку ободом на край скамьи и, опираясь на нее, разговаривал с хорошенькой черноглазой женщиной, щуря глаза и изгибаясь, как избалованный котенок. На нем была легкая широкая рубашка кремового шевиота и такие же брюки. По краю подошвы резиновых заграничных туфель бежала тоненькая красная полоска.
Гладко зачесанные на пробор черные волосы стягивала шелковая сеточка.
Отвечая на какой-то вопрос собеседницы, он лениво вздернул плечами и презрительно засмеялся.
— Жучок, — сказал Михаил Викентьевич, повеселевшими глазами смотря на противника сына.
Вика хотел что-то ответить отцу, но его прервал резкий голос судьи:
— Внимание. Финальная встреча по городскому первенству второго класса. Игроки: Марлов — клуб совработников, Левченко — рабочий клуб «Металлостроя». Игроки, на корт! Прошу выбрать места.
Марлов, смеясь, поцеловал протянутые пальчики собеседницы и, слегка раскачиваясь на ходу, пошел к сетке. Вика порывисто бросился туда же.
— Нервничает, щенок, — поморщившись, обронил Михаил Викентьевич.
Вика действительно нервничал. До финала он дошел без особого труда, легко справляясь с противниками. Но встреча с Марловым была опасной. Марлов стоял головой выше всего второго класса, был в это лето в хорошей форме и играл сильнее Вики. Для Вики результат встречи означал многое. Первое — победа рабочей команды, второе — переход в первый класс и возможность попасть на всесоюзные соревнования. Это волновало Вику, и, торопясь к сетке, он потерял ритм движения, неловко попал опущенной ракеткой между колеи и споткнулся. Выпрямляясь, увидел насмешливую гримасу, дернувшую уголок рта Марлова. Темная злость на эту улыбку, на это нескрываемое превосходство поднялась в нем.
— Марка или пустышка? — спросил Марлов, вертя ракету.
— Пустышка, — резко бросил Вика, как бы обращая это слово к Марлову. Упавшая на ручку ракета закружилась волчком и легла.
— Марка, — сказал Марлов, — беру подачу. Ваша сторона.
Вика выбрал сторону спиной к солнцу. Оба разошлись по местам. Публика на трибуне притихла.
— Подача Марлова, — возгласил судья, — по нулю.
Марлов поднялся на цыпочки, подкинул мяч и, мгновенно откинув корпус назад, встретил опускающийся шарик широким взмахом ракеты. Прорезав воздух, тонко свистнули струны. Мяч почти невидимкой, как пуля, прошел низко и плоско над ленточкой сетки, щелкнул по земле, и Вика не успел дать нужный угол своей ракете. Мяч скользнул по ней и бессильно скатился вбок.
— Пятнадцать — ноль, — равнодушно отметил судья.
Вика перешел в левый угол со вспыхнувшими щеками.
Ему показалось, что в момент его неудачного удара в публике кто-то засмеялся. Он шире расставил ноги, согнувшись вперед, весь обратясь во внимание. Второй мяч Марлова он принял уже спокойно и отдал правильно. Марлов отбил косым в правый угол. Вика, рассчитывая каждое движение мускулов, развернулся пружиной навстречу мячу. Пушечным драйвом мяч ударил в ноги Марлову и остался на его стороне.
— По пятнадцати, — простонал судья.
— Ага, — шепнул Вика сам себе, сжимая челюсти, — рано обрадовался.
Он убил еще два мяча Марлова один за другим. Счет стал «пятнадцать — сорок». Для выигрыша первой игры оставалось сделать еще один мяч. Приняв подачу, Вика ринулся к сетке и встретил летящий шарик с лету, коротким ударом вниз… Он думал опять послать его в самые ноги противнику, но Марлов успел отпрыгнуть и мягко, без размаха, подставил ракету под отпрыг. Вика сразу сообразил опасность. Вместо того, чтобы ответить сильным ударом, Марлов прибег к коварной свече. С внезапным холодком Вика понял, что сейчас случится: мяч медленно взовьется кверху, высоко перейдет над сеткой, недостижимый для ракеты, и ляжет где-то у самой задней линии. Нужно сейчас же бежать назад, догоняя мяч, стараться отбить его там, на месте падения, хотя бы через голову, из-за спины, как-нибудь. Правда, свеча была не менее опасна и для Марлова. Малейшая ошибка в силе удара — и мяч ляжет за линией, в аут. Но Марлов был слишком хорошим игроком, чтобы грубо промахнуться — его могла подвести только случайность… Вика рванулся назад. Вот мяч близко, Вика занес ракетку, но было поздно. Мяч, словно издеваясь, лениво лег на самой черте задней линии, и достать его не удалось.
