Георгий Черчесов - Испытание
— Зачем только за правое? — звонко встрянул в тост Володя. — Давай за все четыре!..
— Куда спешишь? — снисходительно обратился к новичку Волкодав и пояснил: — Колеса спускают поодиночке. И пить надо отдельно за каждое колесо каждой машины каждого из нас, — обвел он пальцем, точно ковбой кольтом, всех сидящих за столом и подмигнул: — Время есть, — и вдруг рассердился: — Тамаду прерывать — штраф получать!..
Охотно подняли бокалы, охотно опорожнили, охотно закусили… Слов не было, они давно уже десятки раз сказаны… Майраму было скучно. За столами застыли одни и те же лица завсегдатаев ресторана. Волкодав вспомнил недавнее собрание, с болью и недоумением стал вопрошать:
— За что Николай Николаевич так меня, а? При всех какие-то намеки делает! Передовик я? Передовик! План всегда перевыполняю. В другом тресте меня бы на руках таскали. А он? За что? А кто налево не заглядывает? Кто? Покажите мне такого святошу!
— Чего это ты вдруг? — удивился Илья. — И стол будто неплох, и неприятных людей нет рядышком. Зачем горести вспоминать?
Волкодав помолчал, но спустя минуту наклонился к ним, тихо и заманчиво зашептал:
— Не умеем мы друг за дружку постоять. А могли бы жить… О-го-го! Вот, скажем, стоим мы вчетвером в Минводах, в аэропорту. Выходят «короли», к машинам направляются, возьмите нас туды или туды. А мы им — плати столько: за туды и оттуды. А иначе — никуды!
— Не полагается, — нерешительно покачал головой Володя. Волкодав взорвался мгновенно:
— А ты молчи, салага! В жизни многое не полагается. Вот и сидеть в ресторане, а на утро за руль — тоже не полагается. А ты сидишь и потягиваешь водочку, потому как хочется тебе жить, а не прозябать. Мне вот рассказывали: Ъ Симферополе таксисты заодно. Выйдешь из самолетика — вроде все по правилам. И диспетчер есть, и очередь в кассу соблюдается, и машины выстроились в рядик… А хочешь ехать в Ялту или куда там еще — не уедешь. Можешь все сутки в очереди к диспетчеру простоять. Машины отходят, но все не туда, куда тебе надо. Пока сам не договоришься с таксистом, не видать тебе машины. А поговорить с ним можно, и тут он тебе таксу устанавливает, потому как вроде не ты ему, а он тебе услугу оказывает, так как ты вне очереди стремишься взять машину. Ну, а за услугу платить надо…
Майрам покосился на Волкодава. Старая песня, не раз из уст Волкодава слыханная… Скучно… Волкодав, Волкодав, и сколько тебе в жизни надо…
Майрам часто задумывался, почему Волкодав ему не нравится. Водитель он классный, хотя и относится к машине небрежно, положиться на него можно и в серьезных делах. Попросишь, бывало, о чем-нибудь — расшибется в лепешку, но сделает. Правда, потом слишком подробно будет рассказывать о том, какие трудности пришлось преодолеть и сколько людей пыталось помешать ему, и только де его настойчивость, а главное — умение склонить удачу на свою сторону принесли победу. Пройдут месяцы, и он при случае вновь напомнит, как удалось исполнить твою просьбу. Но болтовня его невредная, ведет он свой рассказ не для того, чтобы набить себе цену или напомнить, какое добро сделал для тебя. Просто к слову приходится. Да что тут спорить — житейская хватка у него есть. И знакомств достаточно. К тому же и наглостью бог его щедро одарил. Волкодав и сам этого не скрывает, часто повторяя: «мы не маменькины сынки — стесняться не станем». Ставя перед собой задачу, он из кожи вон, а достигнет цели. Не за это ли его прозвали Волкодавом?
При расчете с пассажиром глазом не моргнет, недодаст рублишко-второй. Одного взгляда на клиента ему хватает, чтобы определить, станет ли тот шуметь по поводу неверно рассчитанной сдачи. Во время езды Волкодав старается втереться в душу пассажиру, подметив, что после доброго разговора с поддакиваниями и смехом «королю» вроде и неудобно присматриваться к тому, что возвращает ему водитель с десятирублевки. Ну, а если пассажир оказывается принципиальным, Волкодав обижается, да так естественно, что порой кажется, что клиент в самом деле оскорбил его самые чистые намерения. Волкодав бросает клиенту в. лицо его десятку и отказывается вообще брать с него плату. То ли он считает, что все богачи и расстаться с полтинником им не позволяет лишь скаредность, то ли поставил себе за правило не задумываться, сколько часов нужно человеку простоять у станка или просидеть над пишущей машинкой, чтобы заработать червонец, который Волкодав небрежно сует в карман. В ответ на упреки он обычно бросает: «Бедный в такси не садится, ноги несут его к трамвайчику».
Нет, нет, да Волкодав демонстрирует и свою щедрость. Как-то раз он пригласил к себе домой Майрама, Илью, Виктора, еще двоих-троих таксистов. «Да никакого события нет: ни дня рождения, ни поминок, — ничего такого, — объяснил он. — Просто хочу познакомить вас со своими братьями».
Майрам подъехал с опозданием минут на двадцать: он не терпел препирательств гостей при рассаживании за стол, когда каждый уступает положенное ему по возрасту место другому, готовый скромно потесниться, перебраться в хвост стола, где молодежь. Долгие пререкания портили настроение Майраму, ибо он чувствовал в них фальшь.
Железные, добротно сваренные ворота, ведущие в просторный двор полутораэтажного особняка Волкодава, были настежь распахнуты, и Майрам увидел под фруктовыми деревьями длинный ряд столов, еще не заставленных бутылками и едой. Гости стояли поодаль. Майрам решил не спешить. Сидя в машине, он поглядывал, как женщины носили из кухни, устроенной в углу двора, холодную закуску. Волкодав с двумя очень похожими на него парнями — братья, как определил Майрам, — стоял в глубине сада возле вбитого в землю дубового стола-трехножки. К ним приблизился трех-четырехмесячный теленок, ткнулся мордочкой в руку Волкодава. Оглянувшись, таксист заулыбался, взял со стола соль, присел на корточки и подставил ладонь; пока теленок слизывал соль, Волкодав правой рукой гладил его по загривку. Надо же, какой нежный, — поразился Майрам. Волкодав что-то сказал одному из братьев. Тот взял лопату и, уточнив взглядом, правильно ли он выбрал место, вонзил острие в землю. Тремя-четырьмя рывками он вырыл неглубокую яму в рыхлой почве. Теперь они столпились вокруг теленка и с каким-то умилением на лицах смотрели, как теленок слизывает последние крупинки соли с ладони. Потом Волкодав ласково провел рукой снизу вверх по лбу теленка и поднялся. Тотчас же его братья зашли к животному с левой стороны и, ухватившись один за передние ноги, второй — за задние, легко подняли его. Теленок, продолжая ласковую игру, по-прежнему весело махал хвостом и тыкался носом в грудь одного из братьев Волкодава. Мужчины, сделав два шага, опрокинули животное на землю с таким расчетом, чтобы голова оказалась над ямой. Тем временем сам Волкодав, взяв со стола нож, деловито большим пальцем провел по лезвию, проверяя, острый ли он, удовлетворенно хмыкнув, шагнул к теленку и, нагнувшись, нежным движением задрал ему голову. Животное и в этот момент не ожидало ничего плохого от этих добрых людей, доверчиво вытянуло язычок, стараясь лизнуть руку. Колено Волкодава уперлось в голову теленка… Неужели? — тоскливо шелохнулось в груди Майрама. — Трехмесячного теленка зарезать?! Как им не жаль?! Теперь за мужчинами не было видно теленка. Но о том, что люди делали безжалостное, скверное дело, свидетельствовал хвост животного. Он вдруг внезапно напрягся и тут же затрепетал, забился. Мужчины твердой хваткой удерживали теленка, и только тонкий хвост мог двигаться, и он взывал к милосердию, он бился, извиваясь из стороны в сторону, и с каждым мгновением его движения обессиливали, становились все более вялыми…
Майрам, как завороженный, смотрел на этот хвост, каждый взмах которого кричал о боли и предательстве людей, минуту назад ласкавших маленькое животное. Когда хвост обессилено улегся на земле и, изогнувшись раза три, замер, Майрам дрожащими руками включил зажигание и, вцепившись в руль, нажал на газ… Он не мог не только сесть за стол, не мог смотреть на лица людей, пришедших на кувд…
Не этот ли случай вызвал глухую неприязнь Майрама к Волкодаву? Или его беззаботный ответ, когда через два дня они встретились и Майрам, выслушав упрек, почему не приехал на кувд, спросил, какая нужда была резать трехмесячного теленка, услышал довольный смех Волкодава: «И ты уже знаешь? Сперва хотел барана купить, потом подумал: этим я не удивлю. Взял теленка, в два раза дороже обошлось, но зато мясо какое было!.. Сам я делал шашлыки…» Майрам отошел. Конечно, думал он, без мяса кувд не бывает. Но… Волкодав наверняка не понял бы переживаний Майрама.
Каждая вещь у Волкодава была прочная, надежная. Он и одежду выбирал, исходя из. ее долговечности. Если туфли, то обязательно с толстым верхом и чтоб подошва была широкая, долгоиграющая. Вместо куртки — у него штурмовка на два номера больше, и хотя висела на нем, зато могла просуществовать не год и не два. Даже фуражку Волкодав добыл из брезента — замусоленная, она служила ему уже пяток лет. Майрам подозревал, что и жену Волкодав выбирал по этим же меркам — была она под стать мужу, могучая и крепкая, дала ему сразу двойню, а потом и еще дочь. Дом был солиден, из шести комнат, да еще пристройка, сделанная явно незаконно, ибо долгое время Волкодав бегал по кабинетам райисполкома, добиваясь разрешения на завершение работ. Какие он там доводы приводил, неизвестно, но своего добился — пристройка была узаконена и завершена, отопление в ней Волкодав не провел и упорно называл ее верандой. Забор тоже был сделан на совесть, стены потолще, чем в жилом здании, ворота железные, с бруском-засовом. Вообще все двери в доме имели множество крючков и замков. На окнах, в отличие от всех соседей, имелись ставни, которые для верности закрывались стальными прутьями. Майрам удивлялся, куда он девал деньги. Копил, что ли? Он и себя мучил, и машину не жалел…
