Петр Гагарин - За голубым Сибирским морем
Павел с аппетитом ел мягкий ржаной хлеб деревенской выпечки и вареное мясо. Костя тоже жевал энергично, причмокивая. Говорили мало. После беспрерывного рева мотора приятно было посидеть в тишине. Дождь уже перестал, только тяжелые капли, падая с деревьев, изредка стучали по брезенту кабины. Под машиной весело журчал ручеек, сбегающий с дороги. От этого воркования воды хотелось спать, но мокрая одежда назойливо давала о себе знать: Павел начал вздрагивать. Он подумал: «Хорошо бы сейчас очутиться дома, попить горячего чаю, забраться в теплую, нагретую телом Ани постель и в сладкой истоме заснуть».
Когда Костя услышал возню и покряхтывание своего пассажира, забеспокоился.
— Простудитесь. Идите пешком. С фонариком. Дорога одна, до базы четыре километра. Это точно — по спидометру. Расскажете там, мне бензин принесут.
— Как же тебя оставить? Ночь…
— Я посижу. Дойдете до базы, там будка. Евсеич, сторож, встретит. У него тепло. Отдохнете. Хороший дед. Ну, шагайте, шагайте.
4Грибанов пришел на базу, когда уже наступал рассвет. Старик с недоверием встретил его. «Вроде трезвый, но почему всю грязь на себя собрал?»
— Вот сюда, сюда, к печурке, — сказал он Грибанову и снова осмотрел его с ног до головы. — Откуда же вы, а? Я ведь тут к делу приставлен…
Павел рассказал о себе, о дороге. Старик добрее стал, разговорчивее.
— Э-ге-ге… В такую-то ночь! Костя там, значит. Знаю его, знаю. Смотри ты!..
Старик подбросил в печку дров, в трубе загудело.
— Присаживайтесь вот сюда, потеплее. Ну и дела! Костя, а…
— Тесновато у тебя, дед. Что, здесь и живешь?
— Здесь. Отдежурю и… отдыхаю. Одинокий я, дома нет. Так уж… как в конуре.
Крючком из толстой проволоки Евсеич вытащил два кружка из плиты, поставил чайник.
— Ай-ай-яй, в такой-то дождище да по тайге! — уж в который раз повторял он.
Евсеич был немного глуховат, и когда слушал, всем корпусом подавался вперед, вытягивал шею и, чуть повернув голову в сторону рассказчика, теребил красивую седую бороду, разделенную надвое.
Вскоре чайник забарабанил крышкой.
Старик налил в кружку чай:
— На, погрейся. Вот хлеб. Извини уж, сахарку-то нет. У нас ведь…
— Спасибо, дед, у меня свой есть.
— Оно, конечно, у вас в городе-то получше.
— Садись пей, папаша, вот сахар. Настоящий, комковой.
— Благодарствую, благодарствую.
Чай, печка, приветливость Евсеича разморили Павла. Он прилег. Вначале слышал звонкую петушиную песню, видел раздвоенную бороду деда, потом она уплыла, скрылась в тумане. Кто-то опрокинул небо и вылил всю воду на дорогу, мотор машины захлебнулся и смолк… Наступила мертвая тишина.
Евсеич подошел к Павлу, осторожно поднял его ноги на топчан, поправил в изголовье фуфайку, посмотрел на раскрасневшееся лицо Павла и подумал: «И у них нелегка работа. И в дождь и в бурю…»
Утром Евсеич принес из колодца свежей воды, долго лил Павлу на руки, шею, плечи, тот мылся по пояс, отфыркивался, драл тело, слушая деда, который сегодня уже говорил без умолку:
— Стало быть, по делам к нам пожаловали? Гм… Ужалгин-то наш тово, хитроватый мужик. И комиссии бывали — выкручивался.
— А-а… хорошо. Хватит, дед, спасибо, — Павел, стиснув зубы, долго тер полотенцем плечи, грудь, спину.
Дед продолжал рассказывать, стараясь как бы выговориться перед гостем.
— Жуликоват он у нас, жуликоват. А надо бы его, шельму… Пусть бы понял, что бесчестье тяжелее смерти. Ты уж, сынок, как следует его. Народ-то давно шепчется, а толку… Если и тебе будет глаза затуманивать, хорошенько присмотрись, подумай, не спеши: время разум дает.
5Павел вошел в кабинет заведующего Светенской межрайонной базы облпотребсоюза и сказал привычное «здравствуйте».
Человек, сидевший за столом, не ответил на приветствие, а только поднял взлохмаченную поседевшую голову, сердито взглянул на вошедшего и буркнул:
— Что у вас?
Худой, высокий, над глубоко запавшими глазами — длинные брови, на щеках — черная, давно не бритая щетина. Пальцы — длинные, костлявые. Он своим видом напоминал коршуна.
Когда Павел не спеша достал удостоверение и показал, Ужалгин отбросил бумажку, которую только что читал, вскочил со стула и перегнулся через стол.
— А, прошу садиться. Очень рад. Впервые за столько лет! Вы знаете, сюда никто не заглядывает. Глухой уголок, — Он улыбался, суетился: то подходил к Павлу, то возвращался к своему стулу. — А вы надолго или как?.. Вас, наверное, информация интересует. Теперь ведь, знаете, торговля без карточек, новинки товара. У нас передовое сельпо, знаете…
Слушая Павла, он почтительно склонялся к нему всем своим туловищем, потирая руки.
— А как устроились с ночлегом, питанием? Может быть, чайку? Мы прямо здесь можем… культурненько…
Грибанов отказался.
На все вопросы Павла Ужалгин отвечал просто, но с достоинством, стремясь подчеркнуть, что у него дела безукоризненны. Да, партию хлопчатки получили — развезли, была и шерсть — моментально разделили по магазинам. Халвы всем дали, обувь была…
— А почему вот этот товар лежит?
— Так это же в обработке. Только что получили. Вот, видите, работают, комплектуют партиями. Вот так. Культурненько.
И действительно, рабочие таскали тюки, ящики, товароведы что-то считали, записывали, рабочие снова таскали. Но почему-то некоторые грузчики хмурились при виде Павла…
А Ужалгин уже ведет журналиста дальше, размахивает руками, извивается змеей, говорит:
— Вы посмотрите, какие товары у нас. Вот тульские самовары! Сплошной блеск. Мыло хозяйственное. В наши дни иметь столько мыла!.. Все, знаете, выпрашиваешь, выкручиваешься… Ну, это табачок, спички. Здесь у нас соль, тоже запасец…
Ужалгина позвали к телефону. Павел стоял с блокнотом в руке, ожидая заведующего базой. Потом заговорил с проходившими грузчиками. Они отвечали неохотно, пожимали плечами, часто посматривая в сторону кабинета Ужалгина.
— А вы что, корреспондент?
— Да, из областной газеты.
— Это хорошо… — и опять мялись, отмалчивались. Затем один из них, улыбаясь, сказал: — У нас здесь были свои корреспонденты, но… — грузчики переглянулись и засмеялись.
В это время вышел из кабинета Ужалгин, и Павел пошел с ним снова по секциям склада.
Грибанова заинтересовала эта загадочная история с местным корреспондентом…
6Вечером на квартире одного из грузчиков Павел долго беседовал с рабочими базы. Они сначала отнеслись к нему с недоверием, а потом разговорились. Из откровенной беседы Грибанов узнал, что действительно база получила большие партии фланели и шерстяной ткани, но в сельпо этих и других ходовых товаров мало отправила. Их растаскивали друзья и собутыльники Ужалгина. На рынок спекулянтам идут не только промышленные, но и многие продовольственные товары.
Грузчики рассказали и о том, что Ужалгин на казенные деньги построил себе дом, утащил с базы ковры, стулья, диван, обставил свои комнаты; что часто пьянствует вместе с бухгалтером, по два-три дня пропадают на охоте, для этого специально переделали полуторку на пикап, поставили на машину лучший мотор, в дно кузова врезали огромный бак с горючим. Все, как нужно, сделали. А о грузовых машинах не заботятся, в гараже базы почти все грузовики на приколе: не отремонтированы. На чем же грузы перебрасывать? На базе — огромные залежи товаров, а в таежных селах магазины пустуют, товарооборот заморожен.
Ужалгин всюду шумит об одном сельпо — вот как у нас, передовое сельпо в области! Всюду козыряет им, чтобы загородить себя от критики.
Оказывается, рабочие и раньше об этом говорили, даже написали в облпотребсоюз. Но каким-то образом Ужалгин узнал о письмах и тут же тех рабочих уволил (вот о каких корреспондентах речь шла) — по штату лишними оказались.
После этого другие рабочие писать уж побоялись, а Ужалгин, почувствовав в себе силу, все смелее стал безобразничать, свои порядки наводить.
— Вы у него документики потребуйте, документики, — наказывали Павлу рабочие. — Пусть не думает, что сильнее кошки зверя нет.
…Грибанову теперь все было ясно, можно бы сделать отметку в командировочном удостоверении и — домой. Но он решил побывать еще в районных организациях. Что те скажут, каково их мнение о базе?
Вечером Павел зашел в приемную председателя райисполкома. Краснощекая девушка с комсомольским значком на груди, торопясь, раскладывала бумаги в конверты, заклеивала их, надписывала адреса. С Павлом заговорила, не отрываясь от дела.
— Председатель есть, но очень занят.
— Что у него, исполком, совещание?
— Да, с базой что-то. А вы откуда? — вдруг подняла на него глава.
Павел ответил. Девушка порхнула в кабинет председателя и тут же выскочила обратно:
