Владимир Христофоров - Невеста для отшельника
Попив чаю здесь, вскоре все разошлись пить чай в другие яранги. Остались Ждан, старушка Эттыне, жена бригадира Люба Нутакалянна и уснувший в пологе Вовка. Гостю выдали пуховое одеяло. Он выбрал место с краю. Эттыне легла с другого, прижав к себе внука. Люба принялась зачем-то разжигать примус, но тут же задула его, поискала что-то в темноте и вдруг заплакала, опустив руки на согнутые колени.
Ждан растерянно смотрел на плачущую чукчанку в приспущенном кернере. Первой мыслью было — разбудить старушку, но та не могла не слышать плач невестки. Ждан подсел к расстроенной женщине. Люба Нутакалянна умолкла, наклонилась в его сторону и неожиданно прошептала: «Скучаю. По старшим детям мужа скучаю».
Ждан понятливо кивнул и лег. Люба, продолжая всхлипывать, завернула колпачки термосов, убрала посуду, вышла из яранги. И сразу, что называется, взвыла во весь голос. Ждана буквально сдуло с постели. Он выскочил из чоттагика — Нутакалянна сидела у входа, слегка раскачиваясь, смотрела в сторону соседних яранг — и выла. Увидев Ждана, Люба взъерошила волосы и прибавила голосу — робким воем сразу же откликнулись псы. Ждан решительно направился к ярангам. Его встретил Векет.
— Ты, парняга, спи, не обращай внимания. Она просто тоскует по детям.
— Успокоили бы как-то…
— Нет-нет, так надо.
— Почему же другие женщины не ревут?
Векет помялся:
— Видишь ли, Люба хорошая жена бригадиру Омрувье. Она плачет… по его детям от первой жены.
— Понятно, — сказал, ничего не поняв, Ждан и поплелся обратно. Его нагнал Омрувье.
— Ратан, хватит, — сказал он жене. Та мгновенно умолкла, принялась деловито хлопотать у костра. Спросонья вдруг заревел Вовка:
— А где-е Танька-а?
— Еще ты тут будешь выть! — погрозила ему пальцем мать. — Сестренка твоя учится читать-писать, грамотным человеком станет. Спи, а то ворона позову…
Вовка умолк. Стойбище окончательно погрузилось в сои. Только чуткие уши верных псов улавливали все движения и шорохи в ночной тундре.
Утром с дежурства вернулись три пастуха. Они подогнали стадо почти вплотную к стойбищу Оемпак. Олени неторопливо огибали яранги, и рождались звуки, похожие на тихое щелканье кастаньет. Во время ходьбы копытца задних ног оленя соприкасаются с копытцами передних — отсюда это дружное дробное постукиванье. Потом животные замерли, и раздалось характерное потрескиванье, словно горели в костре сухие мелкие ветки. Олени принялись торопливо выстригать ягель.
Тракторист, толстый неповоротливый чукча по прозвищу Вано, уже ковырялся возле трактора. Поодаль сидела белая собака с нежно-розовым носом и разорванным почти надвое ухом. Ждан снял куртку. Подошел Николай Векет:
— Как спалось? Хорошо бы сегодня починить — скоро туманы, дожди пойдут.
— Починим.
— Я одно не пойму, — тракторист оглядел свою машину, — зачем отправлять эту рухлядь в тундру? В Энмыгране есть мастерские, есть механики… Зачем, спрашивается?
Ждан обошел трактор, заглянул в кабину.
— Машина-то новая, ей ходить да ходить, — сказал он, мысленно обругав Вано разгильдяем. Такой запущенности ему еще не приходилось встречать: краска облезла, стекла в дверцах заменяла грязная фанера, подвеска сзади полуотвалилась и уперлась в край гусеницы, буксировочный крюк отсутствовал, вместо него — кусок бруса.
Ждан потрогал вылезшие из сиденья пружины и опять повторил без всякого энтузиазма:
— Машине-то ходить да ходить. Сколько вы на ней работаете?
Вано почесал затылок:
— В ту навигацию совхоз получил. Значит, с того времени.
— Тогда за дело! — Ждан достал из рюкзачка и натянул на себя новенький комбинезон, шляпу сменил на тюбетейку, — Давай ЗИП.
— Чего?
— Ключи.
Вано порылся под сиденьем, достал два торцовых ключа, большие и малые плоскогубцы.
— Это все.
Ждан посмотрел на грустное лицо Векета, ничего не сказав, полез в рюкзак, извлек плоский брезентовый пакет, развернул — сверкнули торчащие из кармашков головки разнообразного инструмента.
— Подарок моего учителя, — не удержался он. — Вместе с дипломом вручил. — Тут же спохватился, покраснел, проклиная себя за неуместное хвастовство, и сердито добавил: — Все получили. У нас в училище такая традиция.
— Где это училище? — поинтересовался Векет. — Дай адрес Вано, может, надумает…
Ждан оглядел толстую фигуру тракториста, рассмеялся:
— Не пройдет по возрасту. А училище это в самой Москве.
— Больно надо, — проворчал Вано. — Я никогда не собирался стать трактористом. Оленевод я.
Теперь рассмеялся Векет:
— Пока ты еще оленеед.
Вано добродушно помял ухо:
— А ты, Векет, самый настоящий амтымнэвэтгавыльин, болтун. Пойду хлебну чаю, в горле что-то пересохло. — Он не спеша побрел к ярангам.
— А муфта как же? — растерялся Ждан и сдвинул тюбетейку на самые глаза.
— Давай помогу, — вызвался Векет. — На курсах мы трактор проходили.
Вдвоем они сначала сняли коробку передач, потом закурили.
— Вано я вытянул в тундру, — признался Векет, — В бригаде не хватало пастухов, вот и пристыдил его: мол, ты же рожден тундровиком, а какой-то ерундой занимаешься — он кочегарил в сельской котельной. Говорю, позор на твою бестолковую башку! Долго думал, потом согласился. Говорит, ты прав, Векет, надоела мне эта копоть, буду работать пастухом, пока зубы не вывалятся.
— Почему зубы?
— Такая у него поговорка. Однако не получился из Вано пастух, Омрувье так и сказал: «Ты слишком неповоротлив, и ноги у тебя короткие, бегать за оленем не можешь». Вано чуть не плакал, пошел трактористом, когда прежний заболел. Так и остался. Но и здесь — видишь сам. — Векет умолк, — Я вот посмотрю на нынешнюю молодежь: умные растут, все знают, гоняют по селу на мотоциклах, соображают в магнитофонах, теликах, прыгают, как молодые олени, на танцах, а коснись тундры — не, не загонишь. Отвыкли! Чтобы знать и любить тундру, мало родиться в яранге. Молодых девок совсем не стало в стойбищах — все или в учителя, пли в медсестры. А чего, спрашивается, делать парию в стойбище, где одни старухи?
Ждан, деловито осматривая узлы, подтвердил:
— Без девок плохо. Это верно. Без девчат… Так-так, здесь пары болтов не хватает, — Продолжая что-то усердно протирать, он по инерции в песенной форме развил тему, затронутую Векетом: — Без женщин жить нельзя на свете — нет, там-там-та, ра-ра-ра-ра… Погоди, а где же гайка? Выходит, уйна, нету? Вот черт, пассатижами свернул всю резьбу! Без женщин нам никак-никак, без женщин…
Подошел бригадир Омрувье и стал сосредоточенно вслушиваться в смысл слов песни приезжего механика. Внутренне он в общем-то с ним соглашался — без женщин действительно плохо, но зачем же об этом петь вслух. Ушел слегка озадаченный.
Вано попил чаю, закурил, размышляя о своей с помощью Векета поломанной судьбе. Вспомнил теплую энмыграновскую кочегарку, друга Шомпола и, неопределенно ругнувшись, направился к ненавистному трактору.
К обеду они сняли старую муфту. Ждан ее придирчиво осмотрел и вынес окончательный диагноз — разгильдяйство! Вано значений этого слова не знал, но на всякий случай кивнул:
— Совершенно верно, механик! Чего они там сидят в поселке, о чем думают — неизвестно, чтоб зубы повываливались изо рта.
— Я эту муфту заберу, — сказал Ждан, пропустив мимо ушей откровенную галиматью тракториста. — Я еще сделаю из нее человека, не я буду!
Вано хихикнул:
— Там… это самое… Шомпол все еще в кочегарке — дружок мой?
— Не, сейчас гальюны в райцентра чистит. Попал на пятнадцать суток по этому делу, — Ждан щелкнул себя по горлу.
— Да-а? — протянул несколько, ошарашенный Вано, — Сегодня здесь, завтра… Слушай, может, мне податься в бригаду чумработницей, а? Научусь готовить, обшивать пастухов, за порядком в яранге следить… Как думаешь, директор пойдет мне навстречу?
Ждан жалеючи посмотрел на него:
— Муфту давай ставить, чумработница!
Опять Подошел Коля Векет.
— Парень, а ты не желаешь остаться в бригаде? Омрувье интересуется.
Из-под трактора показалось встревоженное лицо механика:
— У вас? Здесь? Не-е. Это, дорогой Коля, будет квалифицироваться, как не рациональное использование молодых специалистов. Пока главмех в отпуске, на мне, Коля, вся совхозная техника висит. Что мне эта развалюха? Не. — Тюбетейка Ждана скрылась под трактором.
Оттуда донеслось: «Без женщин нам нельзя на свете-те…»
«Ну, заладил», — с досадой подумал Векет и вернулся к ярангам передать слова механика бригадиру.
Омрувье не спеша раскурил трубочку:
— Завтра хорошо бы выйти, телята вес теряют.
— Выйдем. Этот парняга дело знает. Оказывается, он действительно в Москве учился, без трепа, я как чувствовал. Нам бы его…
