Иван Виноградов - Плотина
Юра почувствовал теперь какое-то полусогласие с доводами Мих-Миха, но тут же подавил его в себе и заявил твердо:
— На отцовское место не пойду! И вы, пока он не захочет, не отстраните его от дела.
— Да мы не отстраняем и не устраняем — пойми ты это! — более жестко заговорил и Мих-Мих. — Мы повысить его хотим. Для пользы дела и для его собственной пользы. Чтобы он постепенно сбавлял нагрузки и переходил к более плавному образу жизни.
И опять надавил хитрый кадровик на самый верный клавиш! Юра и сам подумывал о том, что надо будет как-то позаботиться об отце на старости лет, обеспечить ему спокойную беспечальную жизнь. Он еще не знал, как это сделать, и понимал, что последнее слово будет принадлежать здесь самому «шефу», но ведь в таких случаях и от сыновей кое-что зависит.
— Если бы сыновья все время не приходили на смену отцам… — начал Мих-Мих новую, наверняка верную мысль, но Юра ворвался со своим:
— Поймите вы, дядя Миша: отец для меня — главный человек! Для вас он в данной ситуации, может быть, просто штатная единица, а для меня… я уже сказал. Так что для меня хорошо только то, что хорошо для него, и мне всегда надо быть…
— Правильно: надо быть! Сыновьям всегда надо быть на высоте. Одно плохо: ты так и не понял, что для меня он тоже не просто штатная единица. Мы с ним — фронтовики, Юра.
— Ну простите, если я не то… — повинился Юра.
Прощаясь у своего дома, куда они снова, за разговорами, вернулись, Мих-Мих приятельски и по-молодежному толкнул Юру плечом, что могло означать лишь полное примирение.
— Будем считать так, — сказал он, — я тебе ничего не говорил, ты ничего не слышал.
Юра охотно согласился, но, подумав, все же заметил:
— Я-то, конечно, слышал все-таки…
— А я просто разведку проводил, — сделал новый ход Мих-Мих. — Я хотел тебя прощупать.
— Хитрый вы! — без осуждения проговорил Юра.
— Такая служба.
— Но если вы действительно не будете трогать отца…
— Не будем, не будем, — вроде как пообещал Мих-Мих.
Но Юра уже и не знал теперь: не хитрит ли он снова?
4Юра пошагал домой, попутно слушая отголоски и всплески затухающего праздника и заново обдумывая весь этот разговор. Было все-таки неприятно, что против отца втайне что-то готовилось, замышлялось то есть, может быть, даже и не против, но все же за его спиной. Вроде бы и заботится Мих-Мих о своем друге-фронтовике, но кто сегодня может точно сказать, отчего чаще страдают и болеют ветераны — от перегрузок или от малой подвижности после напряженно прожитой жизни? На соседней стройке одного известного гидротехника перевели с должности главного инженера на должность заместителя начальника стройки, а он возьми да и умри в тот же день от разрыва сердца. Теперь говорят, что он перетрудился, качая ручным насосом воду для своего огородика, но ведь он и раньше этим занимался. А вот в его семье говорят другое: очень не хотел он такого перевода, не нуждался в таком повышении.
Тут Юра спохватился, что не туда забрел в своих размышлениях, что ему такие аналогии ни к чему, — и незаметно прибавил шагу, словно бы надеясь поскорей удалиться от нежелательных и опасных сопоставлений.
Он проходил мимо мужского общежития. Большой пятиэтажный четырехподъездный дом все еще гудел праздничными голосами и музыкой, хотя соседние, «семейные» дома постепенно затихали. На балконах общежития «висели», как гроздья, веселенькие парни и задевали поздних прохожих, особенно девчат. Со всей щедростью сыпались и приглашения «на огонек», и комплименты женским достоинствам, и чуть ли не предложения руки и сердца — прямо с балкона. Девчата то хихикали, то боязливо прошмыгивали, а то и смело отвечали: «Гляди, не покачнись да не свались!»
Было что-то сказано и вдогон Юре, когда он проходил мимо четвертого подъезда, но он не стал оборачиваться. Ему только вспомнилось, что как раз в этом подъезде живут двое сегодняшних прогульщиков из бригады Шишко — Лысой и Щекотухин. Памятью плеч и рук, выдерганных за полсмены вибратором, вспомнилась заснувшая было злость на этих лоботрясов. Вспомнились разговоры в выгородке, даже пахнуло сырым бетоном и потом, и поиграла перед глазами тысячью чешуйчатых взблесков наплывающая на перемычку Река.
Он завернул в подъезд, взбежал по лестнице и остановился только на третьем, нужном ему этаже. В квартиру (общежития здесь строились с заглядом вперед, как обыкновенные многоквартирные дома) он вошел без звонка, поскольку дверь не была заперта. В прихожей стояли в ряд несколько пар плохо вымытых резиновых сапог, на вешалке громоздились брезентовки и другая рабочая одежда. Но в квартире было почему-то тихо.
Юра постучал в большую, точно такую же, как у них дома «балконная», комнату и сразу вошел. Лысой и еще двое каких-то не знакомых Юре парней играли за столом в карты, Щекотухин, одетый, лежал на койке — спал. Увидев постороннего, один из игроков — темноволосый, дремучий, с черно-красной узорчатой лентой через лоб (настоящий индеец!) — спокойным движением прикрыл газетой лежавшие на столе деньги. Все оглянулись на Юру. Лысой мотнул головой — поздоровался. «Индеец» смотрел на гостя как на представителя враждебного племени, но пока что выжидал — как гость поведет себя?
Юра тоже не торопился ступать на тропу войны и даже не стал прямо с порога бранить Лысого. Присел на свободный стул к столу. Невольно, в силу какого-то магнетизма, что ли, стал смотреть не на Лысого, к которому пришел, а на «индейца».
— Дать карту? — спросил тот, и на скуле его чуть дрогнул мускул.
— А сколько она у вас стоит?
— Недорого. Красненькую.
Юра достал из кошелька десятку и положил на газету, «индеец» умело и по-своему грациозно выхватил из-под колоды карту и протянул Юре.
Карта оказалась червонным тузом.
Юра посмотрел в чуть сощуренные глаза «индейца», почему-то уже поверив в свой выигрыш.
— А можно вторую из серединки?
— Для гостя — все! — «Индеец» перебрал пальцами колодцу, полувытащил оттуда карту. — Можно открыть?
— На весь банк. Идет?
— Давай.
— Открывай.
Вторая карта оказалась тоже тузом — трефовым.
Юра открыл первого туза.
— Ваша! — «Индеец» вернул Юре его десятку, сдернул с остальных денег газету и подвинул в его сторону «банк». Юра аккуратно складывал пятерки и десятки и заодно считал. Набралось шестьдесят рублей. Он положил их во внутренний карман куртки и встал.
— С тобой, Лысой, и со Щекотухиным я буду говорить завтра, — пообещал он бетонщику.
Лысой переводил взгляд с Юры на «индейца» и явно чего-то ожидал. Крепкий, мускулистый сибиряк, всегда такой уверенный и спокойный, сейчас заметно волновался и даже побаивался чего-то.
Юра не собирался уносить с собой так легко и неожиданно выигранные деньги, но пока что и не возвращал их. Чувствовал, как напряженно следит за каждым его шагом «индеец», и невольно дразнил его. Скорей всего, дразнящим был и его шаг к двери.
«Индеец» сделал столь же легкое движение наперерез.
Юра, словно бы в какой-то игре или борьбе, словно бы на борцовском ковре, сделал еще шажок к двери.
— Люблю! — вдруг признался ему «индеец».
— Кого? — простецки полюбопытствовал Юра.
— Поиграть.
— И я… если без шуток.
— Мы не шутим, — ввязался в игру и второй незнакомец, кудлатый, осовевший и опухший. — Так не положено: сгреб деньги — и ходу.
— А как положено — снова проиграть их?
— Продолжать игру, — пояснил «индеец».
— А ты как, Лысой, настаиваешь?
Лысой молчал.
— Видите, он не настаивает.
— Нас двое — и мы настаиваем, — вежливо улыбался «индеец».
— А кто у вас ответственный за комнату? — спросил Юра, глядя на Лысого.
— Ну я, так что? — проговорил Лысой, еще не зная, на чью сторону стать, кому подчиниться.
— Ага! — обрадовался Юра. — Тогда скажи: можно в общежитии играть в карты?
— Откуда я знаю!
— Так вот я знаю: нельзя! Абсолютно точно знаю.
— Все-таки не сильно возникай, инженер, — придвинулся тут поближе к Юре «индеец».
— Я вас слушаю, — повернулся к нему и Юра. — Моя фамилия — Густов, — протянул он руку. — Старший прораб второго СУ.
— Фамилия здесь известная, — вроде как польстил «индеец», сжимая Юре руку с одновременной демонстрацией силы.
— Но когда знакомятся — называют себя, — напомнил Юра, отвечая на демонстрацию тем же.
— Законно. Иванов, автоколонна-два, — соврал, не моргнув, «индеец».
— А правила знакомства надо соблюдать честно! — весело погрозил ему Юра. Потом вынул из кармана куртки выигранные деньги, взял из них свою десятку и отдал остальные Лысому. Предупредил его:
— Помни, что ты отвечаешь за комнату!
— А что я? Мне больше всех…
— И чтоб завтра, как штык — на работу! — не дал ему кончить Юра. — Щекотухину тоже передай. Ребята хотят встретить вас хлебом-солью.
