Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан
— Беседин! — еще громче крикнул Кердыш. — Эй, Беседин!
Теперь сварщик услыхал. Обернулся, приподнял маску, глухо ответил:
— Какого черта нужно? Не видите, человек работает?!
— Большое дело есть, Илья Семенович, — сказал Степан. — Шибко большое, рад будешь.
Беседин с минуту помедлил, решая, наверно, стоит ли отрываться от дела, потом легко спрыгнул со своего насеста и так же легко взбежал на палубу по трюмному трапу.
Марк и сам не знал почему, но, когда слышал, как Кердыш и ненец говорили о Беседине, сварщик представлялся ему худеньким, маленьким человечком с узкими щелочками бегающих из стороны в сторону глаз, выискивающих, чем бы поживиться. Именно такими казались ему люди, которых называли презрительным словом «рвач», «хапуга». Но сейчас, когда Марк увидал Беседина в работе, ему вдруг захотелось, чтобы сварщик оказался не таким, каким его считал Степан.
Выбравшись из трюма, Беседин едва заметно кивнул Кердышу и Ваненге, а на Марка посмотрел долгим, испытующим взглядом. Большие, по-девичьи влажные и почти синие глаза глядели на Марка хотя и испытующе, но доброжелательно. На высокий лоб падала мягкая прядка волос, и от этото лицо тоже казалось каким-то мягким, без единой суровой черточки. Беседин был высок ростом, и даже под неуклюжим ватником угадывалась стройная фигура. «Завидно скроен!» — подумал Марк о сварщике.
Ненец первым протянул руку, сказал негромко и без тепла:
— Здравствуй, Илья Семеныч.
Беседин руки не подал, вытащил папиросу, закурил от изящной зажигалки, сел на кнехт. И только когда выпустил через нос тугую струю дыма, взглянул на Степана. Взглянул холодно и, как показалось Марку, с презрением.
— Зачем ты пришел сюда, Ваненга? — Бровь Беседина слегка изогнулась, тонко вырезанные ноздри вздрогнули. — Пришел опять разводить критику?
— Зачем долго зло помнишь? — улыбнулся Степан. — Я уже то забыл. И критиковал тогда по-хорошему. Чтобы понял ты. А сейчас забыл.
— Забыл? — Беседин снова выпустил струю дыма, быстро повернул голову к Марку: — Тебя как зовут?
— Марк Талалин.
— Хорошо. Этот вот тип, Марк, — он кивнул на Степана, — месяц назад хотел ославить меня перед всеми портовиками. Правда, руки у него коротковаты, Беседина ославить не так-то просто. Беседина знают. Портрет Беседина висит на городской доске Почета. И под портретом написано: «Лучший сварщик Илья Семенович Беседин». Лучший! А ты что кричал на собрании, Ваненга? «Беседин ищет, где легче! Беседину лишь бы заработать побольше! Беседин пережиток!» Кричал?
— Не кричал, — спокойно ответил Степан. — Тихо говорил, однако. Разве неправду говорил?
Сварщик далеко швырнул докуренную папиросу, встал.
— Ты зачем сюда пришел? — снова спросил он. — Чего тебе надо здесь, тундряк?
Саня Кердыш сказал:
— Не шуми, Илья. Степа пришел не для себя. Ты скажи, сварщики тебе нужны? Вот человек приехал, сварщик, работать хочет. Возьмешь в бригаду? Если возьмешь — пиши записку в кадры. Не возьмешь — будь здоров. Найдем другое место. К тебе пришли потому, что наш участок рядом. Работать сподручнее. Ну?..
— Сварщик? — Беседин опять посмотрел на Марка, по-хорошему улыбнулся: — Где работал?
— Далеко. — Марк тоже не смог не улыбнуться. — На юге. В порту.
— Разряд имеешь? — спросил Беседин.
Марк вытащил из кармана паспорт, где у него лежали разные справки, нашел нужную, протянул Беседину:
— Вот.
Беседин быстро прочитал, не скрывая радости, воскликнул:
— Класс! То, что надо. Без трепу скажу: сварщики во как нужны!
Он ребром ладони провел по горлу и уже без прежней неприязни взглянул на Степана:
— А ты, Ваненга, все ж думай, когда на человека помои льешь. Тут тебе не тундра, понял? У вас там как? Поплевали друг другу в морды, сели на олешек, разъехались по чумам — и все. Чум от чума за тыщу верст, ищи обидчика! — А здесь по-другому. Утром назвал человека дерьмом — вечером ответить за это можно. Понял?
— В тундре не плюют в морды, однако, — сказал Степан. — В тундре уважают человека.
— Уважают? Так ты и тут уважай.
— Хороших людей и тут уважаем. Твоих сварщиков — Андреича, Костю Байкина — уважаем. И других многих тоже. А ты, Илья Семеныч, мастер шибко хороший, уж как шибко, таких, правду говорю, мало, а человек ты — так себе. Не обижайся, однако, Илья Семеныч, добра тебе хочу.
— Добра хочешь? А я не нуждаюсь в твоем добре. Я уж сам как-нибудь о себе позабочусь. Без твоей помощи.
Саня примирительно заметил:
— Зря ты так, Илья. Степан по-настоящему добра тебе хочет…
— Ладно, благодетели. Пора кончать дебаты, работать надо. Ты, Талалин, останься, обсудим кое-что.
Договорившись с Марком встретиться после работы, Саня и Степан ушли.
2Марк рассказывал. Беседин смотрел в сторону, но Марк видел, что он не пропускает ни одного слова. Илью интересовало все: какие на Юге сварочные трансформаторы, пользуются ли там многоэлектродными аппаратами, какая производительность труда, что нового там в процессах сварки. Марк рассказывал, а сам все время думал о Беседине: «А может, Степан преувеличивает? Что-то не очень похоже, чтобы у этого человека только и было заботы, как бы где сорвать… Рабочий как рабочий…»
— Ну, а как там насчет заработка? Не обижались?
— Не обижались, — улыбнулся Марк.
— А все же?
Марк пожал плечами:
— По-разному. Какая работа, какой сварщик…
— А лично ты? — продолжал Беседин. — Сотни полторы имел?
— Не всегда. Обычно — сто, сто двадцать.
— Сто? Сильно зашибали!
Марк не понял, смеется Беседин или нет. Сказал просто:
— Хватало…
— Наверно, еще и оставалось?
Теперь Марк не мог не почувствовать иронии. И впервые посмотрел на Беседина со скрытой неприязнью. Он промолчал, но Илья сумел уловить эту почти незаметную перемену в Марке и сказал:
— Ты не обижайся, Талалин. У нас тут, на Севере, знаешь, как говорят? Верста — не расстояние, сто рублей — не деньги. Понял? Тебе этот Ваненга уже натрепался, конечно: Беседин и такой, Беседин и сякой…
Марк вытащил портсигар, раскрыл, протянул сварщику:
— Кури, товарищ Беседин.
Илья взял папиросу, посмотрел на нее и положил обратно в портсигар:
— «Беломор» куришь? Отрава. Я — «Северную Пальмиру». Угостить?
— Спасибо, не привык, — отказался Марк.
Беседин не обиделся, сел на кнехт, оставляя место для Марка.
— Садись. Мне-то чихать на Ваненгу, понял? Каждый думает своей башкой. Каждый живет по-своему. Согласен? Про себя могу сказать: жить люблю широко. На полную катушку. И живу почти по потребностям. Говорю это тебе потому, что теперь рядом работать будем, а значит, и жить рядом. Все равно увидишь. А теперь ты мне скажи, Талалин: кому я вред причиняю? Кому, скажи? Живу на кровные свои денежки, вот этими руками заработанные. Тебе Ваненга говорил, как я работаю?
— Хвалил, — сказал Марк.
— Хвалил? Меня все хвалят. Почему? Неделю назад вот тут стал на прикол танкер один, голландец. Срочный ремонт. В таких случаях они нам золотишком платят. Государству, конечно. Вызывают меня наши начальники, говорят: «Беседин, надо показать класс работы. И главное — сроки. Мы заказ приняли. Сделаешь?» — «Сделаю, — говорю. — На Беседина можете положиться». Ну вот. Раз, думаю, обратились ко мне, а не к кому другому — значит, ценят по-настоящему. И, значит, надо оправдать доверие. Собрал бригаду, рассказал, как и что, спрашиваю: «Ухнем?» Бригада у меня — что надо. Подбираем сами. Если кто ко двору не пришелся — будь здоров. Понял?
Беседин взглянул на Марка, сделал короткую паузу. Марк кивнул:
— Понял.
— Люблю сообразительных, — сказал Беседин. — Да. «Ухнем? — спрашиваю. — Кровь из носу, а за четыре дня работу должны прикончить. Вкалывать придется дай боже… Кто против — подними руку». Я, Талалин, бригадир демократичный. Ну, вся братва — за. Потому что сознают ответственность момента.
Беседин взглянул на часы, посмотрел на пустынный берег, выругался:
— Долго чешутся, подлецы. — И продолжал: — В первый же день капитан танкера подходит, говорит: «Слюшай, русска товарищ, если будет бистро-бистро — вся твоя рабочая ребята получать подарки. Хорошая подарки». Я ему отвечаю: «В подачках, господин капитан, не нуждаемся. Не из бедных. А насчет производительности — это вам не Бенилюкс. У нас — темпы». Голландец вопросик: «Один неделя будет хватать?» — «Четыре дня», — отвечаю. И вижу — сомневается. Ладно, думаю, посмотришь.
Короче, большинством постановили: слово сдержать.
И сдержали! За последние двадцать четыре часа никто и глаз не сомкнул. Будто остервенели хлопцы. Голландские моряки ходят вокруг нас, разводят руками, железные, что ли? А наши и виду не подают, что уже за пределом. Есть у нас сварщик Костя Байкин, два года назад только десятилетку окончил, мальчишка совсем. Тот вообще ошалел. Сидит рядом со мной, подваривает шпангоут. Сдвинет маску, посмотрю на него — и смех берет. Глаза выпучил, моргнуть боится: знает, что прихлопнет веки — и все, больше не откроет.
