Фазиль Искандер - Созвездие Козлотура
Подошел Зураб в своей небесно-голубой рубашке, следом за ним подошел Василий Маркович. Он взял за руку девочку, и они все вместе вышли из столовой.
Сергей отправился в свой номер, а все остальные пошли на пляж. Обычно он ежедневно работал до обеда и, разумеется, не собирался менять свой распорядок, хотя было неприятно, что все они ушли на пляж, а он должен возвращаться в свой номер.
Он почувствовал, что раздражение на жену не проходит. Он вспомнил, как она прихорашивалась после завтрака, вспомнил, что она обычно кончала завтракать позже их, а сегодня кончила раньше, и все потому, что хотела выиграть время для своего туалета, чтобы лучшим образом предстать перед этим красавчиком.
Раздражение на жену не проходило и когда он сел работать. Он думал, это помешает работе, но работа пошла хорошо. Он писал комментарий к избранным произведениям Плутарха, и, так как в запасе у него было несколько давно продуманных мыслей, ему хорошо писалось. Он писал до обеда, иногда прерываясь именно в тех местах, где мысль его работала особенно плодотворно и давала богатые варианты, и это было удовольствие останавливаться, чтобы выбрать наиболее подходящее русло для живо движущейся мысли.
Когда жена с девочкой перед обедом вернулись в номер, он очень удивился, что уже прошло столько времени. Нехотя, но и с удовольствием он прервал работу, потому что прерывать работу, когда хочется работать, это отодвинуть удовольствие на будущий рабочий день.
Взглянув на жену, на лице которой были следы свежего загара, он вспомнил свое утреннее раздражение, но от него не осталось ничего. Он даже удивился, что его могли раздражать такие пустяки.
Жена сняла халат и, показывая ему спину, спросила:
— Хорошо я загорела?
— Прекрасно, — ответил он и, подойдя к дочке, поцеловал ее и взял на руки.
— Папа, а мы с дядей Васей доплыли до флажка, — похвасталась дочка.
— Молодец, — сказал Сергей и, подбросив, поймал девочку.
— Па, еще! — кричала девочка каждый раз, когда Сергей ее подбрасывал, и было приятно видеть ее испуганное и одновременно радостное лицо, взвеянное платьице, ловить в ладони ее горячее от солнца тело, плавно притормаживать, ловя его, и снова подбрасывать над собой.
Они пошли обедать, и у Сергея было легкое, хорошее настроение, чувство исполненного долга и ощущение предстоящих часов долгого сладостного безделья.
Пообедав, они вернулись в номер и легли отдыхать, зашторив стеклянную дверь, выходящую на балкон в сторону моря. Балконная дверь была открыта, и изредка между шторами в комнату проникали струи прохладного бриза.
В полутьме красиво золотилось загорелое тело жены. Сергей посмотрел на диван, где ничком лежала дочка, выбросив одну руку вперед, словно замерший в движении пловец. Сергей понял, что она спит, и, протянув руку, положил ее жене на плечо. Жена поднесла палец к губам, показывая, что дочка может их услышать. Но Сергей протянутой рукой стал гладить ее прохладное плечо, шею, грудь. Потом она тоже протянула руку и стала ласкать его, и было приятно чувствовать на себе ее прохладную руку, и сладость прикосновения все обострялась и обострялась, и она время от времени, поворачивая голову, смотрела в сторону спящей дочки и наконец, привстав, дотянулась до простыни, висевшей на спинке кровати, еще раз взглянула в сторону спящей девочки, взмахнула простыней, и, когда простыня плавно осела, он уже бесшумно прижался к ее горячему, туго стянутому от морской соли телу.
Потом они лежали, откинув простыню, и она ушла в ванную, а он под прохладный звук журчащей воды уснул.
— Вставайте, лежебоки, пора на пляж! — сказала жена и тряхнула его за плечо. Сергей проснулся, но ему было лень двигаться. — Хватит спать, — повторила она и, подойдя к дочке, стала ее теребить.
— А почему папа не встает, — захныкала девочка, — пускай сперва папа встанет.
— Будете разнеживаться — уйду одна, — сказала жена и стала надевать голубой купальник.
— Вот и не уйдешь, — сказала девочка.
— Вот увидите, — ответила мать и вышла на балкон. Сергей видел сквозь штору, что она перевернула купальник, висевший на перилах балкона, и, сняв пляжное полотенце, висевшее там же, положила его в сумку.
В одном купальнике она подошла к трюмо и стала подкрашивать ресницы. Лучи солнца косо били в комнату сквозь полуоткрытую штору над балконной дверью. Было жарко, и Сергея снова разморила дрема.
— Ах, вы все еще лежите, — услышал он сквозь дремоту, — так я иду одна.
Сергей услышал, как хлопнула входная дверь, и с трудом открыл глаза. Он очень удивился, что она исполнила свою угрозу. Он посмотрел на диван, где лежала девочка. Она лежала, опершись ручонкой о подбородок, и, хлопая сонными глазами, смотрела на отца. Она тоже была удивлена, что мать исполнила свою угрозу.
Через полчаса, когда Сергей с дочкой пришли на пляж, он увидел, что жена его сидит рядом с Зурабом и оживленно беседует. Увидев ее стройную фигуру в купальнике, доброжелательно приближенную к собеседнику, блестящие глаза, разведенные руки и чуть приподнятые плечи, все эти жесты, которыми она помогала себе, стараясь быть выразительной, Сергей задохнулся от возмущения. Так вот куда она спешила!
Заметив Сергея с дочкой и поняв, что он почувствовал ее необычное оживление, и поняв, что он догадался теперь, куда она так спешила, она рассмеялась и непроизвольным жестом, отчего этот жест был особенно возмутителен, показала рукой на место рядом с собой, чтобы Сергей располагался. Она этим жестом как бы говорила: с этой стороны он сидит, а с этой стороны ты будешь сидеть, и все будет справедливо. Сергей был особенно взбешен этим жестом, как бы выражающим равенство прав и равенство возможностей обоих. Как будто у них могли быть равные права!
Тем не менее, он ничем не показал свое возмущение и, раздевшись, лег чуть дальше от нее, чем сидел Зураб, показывая этим свое пренебрежение к ее жесту, выражающему равенство прав обоих.
Подошел Василий Маркович. Присев возле жены Сергея, причем он сел и ближе Сергея и ближе Зураба, и стряхнув со штрипки ее купальника невидимую соринку, он сообщил, что договорился с водителем глиссера и тот приедет катать их на морских лыжах. Десятиминутный круг по дуге залива — цена один рубль.
Потом они все, кроме Зураба, вошли в воду, и Сергей вместе с дочкой доплыл до флажка, несколько раз показывая ей по дороге, как нужно отдыхать в воде. Девочка ложилась на спину и некоторое время хорошо лежала на воде, но потом, когда первая же волна захлестнула ей лицо, она не выдержала и перевернулась. Сергей учил ее, не обращая внимания на захлестывавшую волну, продолжать лежать и с силой выдыхать, когда вода лезет в рот, чтобы не наглотаться ее.
Когда они приплыли к берегу, Сергей увидел следующую картину. Жена его пыталась сесть на автомобильную камеру, которую одолжил ей кто-то из купающихся. Но сесть на камеру она никак не могла — камера переворачивалась. Василий Маркович усиленно помогал ей, но ей никак не удавалось сесть. Ей не удавалось сесть так, чтобы тяжесть ее равномерно распределилась на всю камеру. Каждый раз камера переворачивалась, она с хохотом погружалась в воду, и все начиналось сначала.
В сущности, это была забавная картина, и жена его, мокрая, в купальной шапочке, с хохочущим, белозубым ртом, выглядела очень мило, но ему она сейчас казалась вульгарной, и казалось, она нарочно не может усесться на камере, чтобы киевский профессор хватал ее за талию и подсаживал.
Сергей подплыл к ним и молча, не обнаруживая ничего смешного в их действиях, следил за ними. Она опять свалилась. Василий Маркович понял, что он чересчур смело помогает жене Сергея, и, посмотрев на Сергея преданными глазами, сказал:
— Как это здорово у тебя написано в статье о Нероне: «…тиран, правильно предполагая, что у него нет настоящих друзей, думает, что у него должны быть настоящие враги, каковых может и не быть». Как ты до этого додумался?
Сергей пожал плечами и, удивляясь, как всегда в таких случаях, заметил, что его раздражение на Василия Марковича прошло, хотя тот, казалось бы, совершенно неуместно вспомнил о его статье. Отчасти и на жену прошло раздражение.
— Давай я, — сказал он и, вытащив камеру из воды, надел ей на голову, продел ее тело сквозь камеру и, дав ей опереться на свою грудь, подсадил ее, заставив вытащить ноги и лодыжками упереться в камеру. Теперь она устойчиво держалась на ней, провалившись в камеру средней частью тела. Не надо превращаться в педанта, подумал он о себе критически.
Велев дочке не отплывать от берега, он поплыл в открытое море. Сергей довольно далеко заплыл, и, когда приплыл к берегу, жена с дочкой сидели на берегу, а Василий Маркович прохлаждался верхом на камере. Сейчас поза жены снова напомнила ему ту первоначальную, раздражавшую его позу, выражающую поглощенность разговором с собеседником. Несколько раз, пока он плыл к берегу, они смотрели в сторону моря, и Сергею показалось, что они соразмеряют свой разговор с расстоянием, на котором он находится от них.
