Лев Экономов - Перехватчики
В ленинской комнате тоже почти никого не было. Дневальные снимали для стирки шторы с окон.
— Где же народ? — спросил я.
— В казарме.
Я прошел по коридору, вдоль которого с обеих сторон выстроились пирамиды с оружием, мимо эскадрильских каптерок и открыл еще одну дверь. Пахнуло душноватым теплом казенного жилья.
Почти все собрались у телевизора, поставленного на высокой тумбе в широком центральном проходе.
На золотистом экране плавно и грациозно порхала юная Терпсихора в короткой юбочке из прозрачной материи. А на дворе шел промозглый дождь, сек струйками по темным окнам. Глухо шумели деревья. Резкий ветер срывал с них умершие листья.
Противнее погоды не придумаешь. Но солдатам сейчас не было дела до того, что творилось на улице.
Удобно расположившись на кряжистых разлапистых табуретках, они вместе со зрителями столичного концертного зала смотрели на молоденькую балерину с тонкими красивыми ножками, слушали музыку, ровную, спокойную. И настроение у всех было ровное, спокойное. Они знали, что впереди еще много интересных номеров. Они и посмеются и погрустят. А потом командиры отделений построят их в проходе между двухэтажных коек, проведут, как положено, вечернюю поверку и дадут команду приготовиться ко сну. Что ж, это тоже неплохо — забраться под теплое байковое одеяло и, пока не заснешь, слушать, как за окном шумят деревья и стучится в темные стекла холодный дождь.
Вот на экране появилась всеобщая любимица солдат — диктор Нина Кондратова. Тепло улыбнулась солдатам. И солдаты ей улыбнулись. Кто-то сострил, и все засмеялись. Солдаты любили поговорить с диктором, их вполне устраивало, что разговор получался односторонний. По крайней мере, не нужно было смущаться.
— Звену старшего лейтенанта Простина готовность! — объявил сзади резким простуженным голосом дневальный.
Я вздрогнул от неожиданности. Солдаты встрепенулись точно ото сна. Загремели тяжелые табуретки.
— Парашютоукладчики, четыре парашюта на стоянку! — слышался голос дневального сквозь шум и движение. — Специалистам приготовить высотные костюмы!
На ходу накидывая на плечи толстые брезентовые куртки, противогазы, солдаты стучали сапогами по лестнице к выходу и точно растворялись в мокрой холодной темноте.
Я побежал к штабу. Там уже стояла машина с людьми. Абдурахмандинов принимал от солдат парашюты и кассеты с посадочными парашютами. Он вызвался ехать добровольно, потому что скучал по работе. В последнее время его спарка летала мало — мы редко нуждались в помощи инструкторов.
— Лобанов, Шатунов, Приходько, здесь?
— Здесь, здесь, — мне подали руки и втянули в кузов.
— А мы в профилактории отлеживались, — сказал Приходько, — Александрович нас прямо с ужина туда упек.
Машина тронулась с места и покатила навстречу сырому ветру.
Дорогой я смотрел на серьезные лица товарищей и думал об одном: как-то справится звено с задачей, которая нам будет поставлена. И еще я думал о том, что никогда не знаешь заранее, какую объявят тревогу. А вдруг эта настоящая?
Дежурный по стоянке с тупорылым автоматом через плечо прибыл на аэродром первым — ему нужно еще вскрыть стоянку. Иначе бы к самолетам не подпустили часовые.
На аэродроме уже горели огни, обрамлявшие взлетно-посадочную полосу, убегавшую в непроглядную даль, точно дорога в небо, и рулежные дорожки. А через минуту вспыхнули на мгновение посадочные прожекторы — это для пробы. На фоне их яркого голубоватого света виднелись редкие косые струйки дождя и темные фигурки людей, облепивших самолеты. Механики молча расчехляли на стоянке боевые машины — мокрые чехлы плохо стаскивались с плоскостей и хвостового оперения, — проверяли, подсвечивая фонариками, оборудование. Колодки и бортовые стремянки грузили на тягачи. Все делалось тихо, сноровисто, каждое движение было рассчитано, даже не верилось, что это те самые люди, которые только что сидели в казарме и, полузакрыв глаза, слушали музыку.
Луч одного из прожекторов взметнулся вверх и сразу же уперся в облака, грязной простыней раскинувшиеся низко над землей.
Пока мы надевали высотные костюмы (теперь на это дело, как и говорил Александрович, уходило несколько минут), наши самолеты были отбуксированы в третью зону. Когда летчики, пришли туда, оружейники подвезли на длинных низких тележках на резиновом ходу снаряды и ждали дальнейших указаний. Никто еще не знал, учебная это была тревога или действительно к нашему рубежу перехвата подходил враг и его нужно было уничтожить.
Брезент со снарядов так и не снимали, — значит, тревога все-таки учебная! Но летчикам велели занять готовность.
— Сегодня нас будут наводить по системе, — предупредил Истомин. — Это потребует особенной внимательности. А теперь, — он посмотрел на часы, — по коням! Всякий раз, когда я подходил к своей грозной машине, сердце мое наполнялось гордостью за нашу авиацию, за наших людей, создавших такое чудо техники. Особенно внушительно самолет выглядел сейчас, когда нависшая над аэродромом темнота должна была смириться и принять его в свои безбрежные объятия.
Сев в кабину, я проверил ночное светотехническое оборудование и стоит ли фильтр на экране бортового обзорного индикатора, отрегулировал подсвет индикатора прицела. Тут было очень важно не сделать его сильным, иначе нелегко определить метку цели, особенно если противник применит радиолокационные помехи. Но и слабая подсветка не годилась. В этом случае я мог бы заметить цель только на близком расстоянии.
В наушниках шлемофона послышался знакомый шорох, потом голос командира, назвавшего мой позывной.
— Вам — запуск!
Команды следовали одна за другой, с небольшими интервалами:
— Выруливайте! Взлет разрешаю!
А когда я взлетел и включил радиолокационный прицел, всякая связь с командным пунктом прекратилась.
Теперь в работу вступила система, о которой говорил Истомин.
Мне было известно о противнике все, хотя с КП не произнесли ни одного слова. И если бы летевший противник подстроился на нашу радиостанцию, он все равно ничего не смог бы узнать, а стало быть, и принять контрмеры. За штурмана наведения мне говорили специальные сигналы: «Летчик, обрати внимание на такой-то прибор». И я обращал и делал то, что требовалось, и неудержимо несся вперед к цели, которая летела в облаках.
А где-то значительно выше меня, в черном безвоздушном пространстве, несся вокруг Земли со скоростью около 800 метров в секунду наш советский спутник. Может быть, в эту минуту он пролетал над моей головой и я был ближе к нему, чем мои товарищи.
Прежде чем войти в облака, я по старой привычке сделал горизонтальную площадку и покачал самолет с крыла на крыло — авиагоризонт работал исправно.
Еще минута — и я в облаках. Они облепили кабину со всех сторон. Даже носа самолета не стало видно. Исчезло всякое ощущение движения, и, если бы не приборы и легкое подрагивание самолета, можно было бы подумать, что я стою на месте.
Через пятнадцать минут полета табло подсказало мне, что пора начать поиск цели. Теперь все свое внимание я сосредоточил на экране локатора.
Как ни странно это кажется на первый взгляд, а темная непроглядная ночь была помощницей в поиске. Мне не нужно было защищать индикатор локатора от дневного света специальным тубусом в виде голенища от сапога (летчики его так и зовут сапогом), который мешал смотреть на другие приборы. Вот почему перехватывать самолеты ночью в сложных условиях считалось более легким делом, чем в таких же условиях днем.
Спустя несколько секунд на экране появился слабый голубоватый всплеск, пропал и снова появился — уже более яркий — и держался устойчиво. Цель была схвачена.
Теперь я мог уже действовать совершенно самостоятельно, теперь индексы мне были не нужны.
Когда я сблизился с целью чуть ли не на дистанцию действительного огня, она вдруг начала выполнять маневры в горизонтальной плоскости — разворачиваться то вправо, то влево от линии пути.
Но мне во что бы то ни стало нужно было удержать отметку цели на экране и продолжать сближение с ней.
Убедившись в устойчивом захвате цели, я перенес взгляд на отражатель прицела. Теперь плавными движениями я должен установить искусственное изображение цели в центре отражателя прицела и еще немножко сблизиться.
Уравняв скорости, я дал две очереди из фотопулемета.
Потом вышел из атаки, отстал немного, но продолжал удерживать отметку цели на экране локатора.
По заданию я должен был выполнить еще одну атаку.
И вот опять начал сближаться. Теперь цель начала выполнять маневр в вертикальной плоскости. Она то поднималась, то опускалась, словно на громадных волнах.
Сближаясь с противником, я вдруг почувствовал, как падает тяга двигателей, и быстро посмотрел на прибор, показывавший температуру выходящих газов. Она росла прямо на глазах.
