Василий Песков - Земля за океаном
Возможно, не всем известно, что мустанг – это не какой-то зверь, а всего лишь обычная одичавшая лошадь. К давней свободе, когда не надо было держать на хребте седока или ходить в упряжке, возвращаются лошади очень быстро. И очень ценят свободу. В Прикаспии лет сто назад одичали лошади сторожевых казачьих отрядов. Хитрость (а может быть, не очень строгий пригляд людей) давала возможность казачьим коням скрываться. И они становились вольными дикарями. Попытки лет тридцать назад вернуть их в оглобли и под седло не дали желаемых результатов. С большим трудом пойманные лошади отказывались есть и голодовкой вернули себе свободу – дикарей отпустили.
Америка – родина лошадей. Отсюда по перешейку, соединявшему некогда Азию и Америку, они перешли и широко расселились в степных районах Земли. У себя же на родине в ледниковый период лошади вымерли. До времен Колумба континент был полностью безлошадным. Лошадей на эту землю по деревянным трапам с деревянных каравелл свели конкистадоры. Лошадь помогала европейцам покорить новую землю и все, что на ней обитало. Ацтеки, увидев всадников, посчитали, что человек и лошадь – это одно странное беспощадное существо. Индейцы других племен быстро поняли, что лошадь может служить им так же, как и пришельцам. Они стали превосходными всадниками, даже более ловкими, нежели бледнолицые. И теперь уже поселенцам, покорявшим пространство в воловьих повозках, индеец и лошадь казались одним существом, стремительным, неуловимым и мстительным.
Лошади между тем норовили уйти из-под седел и бледнолицых, и краснокожих. Отбиться от рук и скрыться было очень легко, земля для лошадей как будто и была предназначена – на тысячи миль безлюдные вольные степи. Лошадь вернулась на давнюю родину и нашла свое место среди оленей, бизонов, степных птиц и волков. Человек тоже тут расселялся. Но пространства хватало на всех. Ковбой лишь удали ради пускался вскачь за мустангами. Ему иногда удавалось набросить лассо, но управиться с дикой лошадью мог лишь очень умелый, выносливый человек. Объездить мустанга, вернуть лошадь в послушный табун была высшая аттестация для ковбоя. А поскольку профессия эта слабых людей не терпела, редкий пастух не мог похвастать укрощенным мустангом.
Табуны дикарей, в свою очередь, похищали у пастухов, казалось, покорных и преданных лошадей. Чуть отбилась кобыла, табун ее диких подруг призывно ржал, и древний инстинкт свободы брал верх – одним мустангом становилось в прериях больше… Такая игра с человеком продолжалась довольно долго, лет триста-четыреста. Романтическая дикая лошадь стала частью американской истории. Путешествуя во времена Эдисона и братьев Райт, мы могли бы увидеть романтику прерий. В то время два миллиона примерно мустангов еще паслись в предгорьях и на равнинах. Сегодня лишь кинокамера может выследить табунок дикарей, чтобы размножить былую романтику по миллионам экранов. Газеты, касаясь судьбы мустангов, снабжают статьи ироническими или сердитыми заголовками: «Слишком они свободны…», «Прекратить бойню!», «Мы теряем страницу нашей истории». На специальной карте только пустыни помечены значком присутствия там мустангов: Калифорния, Аризона, Юта, Невада, Вайоминг…
Ловелл – местечко в северной части Вайоминга. Оно лежит в разрыве подковы высоких гор. За ночь мы одолели хребет и днем в кафе с названием «Дикая лошадь» ждали проводников.
«Вы их узнаете сразу. Зайдут два ковбоя – пояса, шляпы, джинсы, сапоги с высокими каблуками…» Мы сидим лицом к двери, готовые в каждый момент подняться. Заходят по трое и по двое, и на всех: пояса, шляпы, джинсы, сапоги с высокими каблуками. Может быть, эти? Нет. Тоже проходят к табуреткам у стойки, просят лимонного соку, лениво обсуждают местные ловеллские новости. Сдвигаем на край стола «ответный опознавательный знак» – весь арсенал фототехники – и, глядя на дверь, начинаем подумывать: а нет ли в Ловелле другого кафе с таким же названием?
Наконец-то… Это, ясно, они. Пояса, джинсы, шляпы, высокие каблуки… Здороваемся… Проводники признаются, что вчера был у них повод «намаслиться» и сейчас бы лучше не кофе, а соку лимонного… Минут через пять разговор обретает нужное направление.
Да, оба они, и Вилли Питерсон, и Джин Нан, имеют отношение к мустангам. Раньше ловили – «улучшить породу своих лошадей», теперь охраняют мустангов. («Конгресс принял закон: охранять!») Тут, в диких местах, не вся земля частная. 70 тысяч гектаров неудобных, бесплодных земель принадлежат государству. Вилли Питерсон – управляющий этих земель. Джин Нан ему помогает.
Мустангам землю тут отвели потому, что только они способны на ней прокормиться.
– Их примерно сто пятьдесят…
– Иногда я думаю: не воздухом ли они питаются там, в горах?..
О мустангах эти два человека знают много, и не только по нынешней службе.
– Их всех прижали к стенке…
Привлекая к рассказу ковбоев газетные данные, можно себе представить эту картину «прижимания к стенке».
Судьба мустангов чем-то напоминает судьбу индейцев. И тех и других истребляли и теснили в глубь территории. Когда и до новых земель доходила колючая проволока собственности, мустангов и индейцев теснили дальше. Последним рубежом для тех и других стали пустыни. «Законные уголки» для индейцев были названы «резервациями», для мустангов – «ранчо». Различие в судьбах состоит лишь в том, что индейцы, проигрывая битву за свою землю, отчаянно дрались. Лошадей могла сохранить только выносливость. С травянистых степей остатки их скрылись в гористых пустынях и поразительно приспособились к жизни.
Но их находили и тут. Убийство мустангов называлось «спортивной охотой». Но доконало их промышленное убийство. Уже не на лошади, а на крепком фордовском вездеходе мчались за табуном стрелки. Жеребые кобылицы и жеребята сдавались первыми в состязании с мотором. Иногда мотор берегли – на лошадь бросали лассо с привязанной на конце шиной. Можно представить отчаянный бег мустанга с таким «автоматом преследования». Лошадь в конце концов падала. Связав, ее тащили на грузовик и, когда кузов был полон, добычу доставляли на живодерню. По шести центов за фунт (на консервы для кошек, овчарок и пуделей) продавалась былая романтика. 20 центов – цена баночки кока-колы, полтинник – билет в автобусе, 40 центов – проезд в метро. 6 центов за фунт получал охотник за мясо мустанга, И все же «охота» давала хорошую прибыль.
Когда мустанги поняли, что их спасение только в горах, охотники стали применять самолеты. Оснащенный сиреной или просто связкой жестяных банок под крыльями, самолет сгонял лошадей на равнину. Если табун пытался свернуть, с самолета палили из ружей дробью. А в засаде был все тот же вместительный фордовский грузовик, все те же веревки с не знающей устали шиной. «Если не всех загнанных лошадей можно было забрать, проволокой им стягивали ноздри – при новой погоне они далеко уйти не могли».
После минувшей войны каждый год их ловили примерно 100 тысяч. Владелец частного самолета в Неваде, некий Честер Уттер по прозвищу «Чаг», признается: «За четырнадцать лет охоты я поймал 40 тысяч мустангов». Он очень гуманный, этот Честер по прозвищу «Чаг». «Я делал аукцион. Хочешь – купи на мясо, хочешь – держи на ранчо, а хочешь – отвези, выпусти. Находились сентиментальные, выпускали». Купить и выпустить – такой трогательный, но, увы, бесперспективный путь спасения, возможно, облегчал кому-нибудь совесть, но мустангов он не спасал, ибо «Чаг» свое дело знал хорошо.
Газеты писали о добром старике Роберте Брислоу (прозвище «Вайомингский козленок»). Жалея мустангов, старик открыл для них загородки своего ранчо. Поразительна чуткость животных. Вид человека внушал им панический страх, но к старику они доверчиво подходили и «брали овес из шляпы». 80-летний «Вайомингский козленок» давал гонимым приют, передышку. На большее сил у него не нашлось.
Не такой оказалась Вильма Джонсон – «Дикая лошадь Анна» (без прозвищ американцы не могут!). Увидев однажды ручеек крови, 60-летняя жительница Рино пожелала узнать: что же такое везет грузовик? Она-то и рассказала американцам, какие консервы покупают они собакам и кошкам. О мустангах заговорили как о «части американской истории». «Мустангов под охрану закона!» Напор был сильным, и конгресс принял недавно закон, запретивший охоту на лошадей. (Кара за нарушение суровая – 2 тысячи долларов штраф и тюремное заключение.)
Тут, в Ловелле, еще до принятия закона на «мирские деньги» был учрежден некий приют для мустангов – ранчо «Дикая лошадь». Вилли Питерсон и Джин Нан следят на нем за порядком…
– Хотите увидеть… – Вилли Питерсон смотрит на нашу обувку. – Это в горах. Есть змеи. Много колючек. И к тому же это ведь дело везения… Согласны?.. О’кэй!
Переносим в красный «пикап» снаряжение. Свою машину бросаем у входа в кафе и едем в горы…
Это, пожалуй, не горы, а крутые холмы, красноватые, в крапинах белого камня. Кусты можжевельника, редкие и угольно-черные при ослепительном солнце, лишь оттеняют наготу камня. Холм, понижение и опять холм. Белесое небо. Сухой воздух. Пыль за машиной. Дождей эти земли почти не знают. Влаги недостает даже для возвращения в землю того, что росло и умерло на холмах, – можжевельник, высыхая, будет стоять корявым облезлым остовом многие годы.
