Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.2 Иван Иванович
— Степан самолет сох! — вскричала испуганная его жена. — Не пущу! Старый он, голова худая. Сердце у него с тоски лопнет.
— Вот чудаки вы! Поднимется высоко, всю землю увидит. Больно интересно получится, — сказал Захар с важностью, обращаясь к брату и снохе.
— Летай сам! — огрызнулся Степан. — Мне не надо. Баба правду молвила: сердце с тоски лопнет. Пусть молодые летают, здоровые.
— Что же нам делать с ним? — задумался Иван Иванович, выслушав через Никиту ответ.
Степан неожиданно заплакал.
— Всех ты лечил, доктор… Пошто не хочешь лечить Степана? Ждал я, ждал со своей хворью, сулили — поможем, а теперь не знаете, куда сбыть! Нет уж, давай хлопочи сам. В другое место не поеду.
— Правда, Никита, попроси доктора, — сказал, разжалобись, Захар, — зачем мучить моего брата. Пускай, бедняга, лечится здесь.
— Придется положить его для исследования в нашу больничку, а там видно будет, — сказал Иван Иванович, выслушав категорическое мнение семейного совета. Минимум необходимых условий для такой операции у нас есть. Спроси еще раз, Никита, с какой стороны был у него ушиб.
— Давно. Лет восемь назад, в гости мы ездили в большой улус, — стала вспоминать жена Степана, усиленно морща низенький лоб… — Там ярмарка была, конские бега. Водку много пили. Веселились. После подрались, и парень из соседнего наслега ударил Степана камнем по голове. Шишка всплыла с кулак. Вот здесь. Память маленько потерял, тоже как мертвый лежал.
— Правда, с кулак, — слабым голосом откликнулся Степан. — Вот здесь.
И все: Степанова жена, сам Степан, потом Иван Иванович и невропатолог — потрогали место бывшего ушиба.
— Упал, говорит, искры из глаз посыпались.
— Правда, искры, — подтвердил Степан.
— Вот это и есть первопричина, — задумчиво сказал невропатолог. — Как не потерять память, если шишка с кулак всплыла?!
Невропатолог помог Ивану Ивановичу определить болезнь Степана, положенного в больницу. После длительных и неоднократных осмотров ими совместно был поставлен диагноз: опухоль — менингиома — в мозгу, в правой лобно-теменной области.
Прежде чем хлопотать о самолете, Марфа пустила в ход все свое красноречие, уговаривая упрямого охотника лететь в Москву. Время было дорого: начинались весенние метели с густыми снегопадами, а там близко распутица, да и состояние больного ухудшалось с каждым днем. Но он уперся, подозревая в отправке какую-то скрытую каверзу.
— Всех Иван лечил, почему меня не хочет?
Семья была на его стороне:
— Нельзя силком отправлять, — сказал Захар. — Раз дело серьезное, надо по-хорошему. Зачем издеваться? Лечил Иван такую хворь на Каменушке и здесь вылечит.
— Ну, хорошо. Давайте сделаем операцию здесь, — решил Иван Иванович.
Что касается локализации, то вы можете действовать наверняка, — сказал Валерьян Валентинович перед отъездом.
Иван Иванович ласково взглянул на уезжавшего: теперь ему нравились и его нескладная фигура, и густые золотые веснушки, и даже привычка по-заячьи подергивать острым носом: если бы не эти особые приметы, проскочил бы невропатолог незаметно. Ищи потом ветра в поле!
— Спасибо, спасибо, голубчик! — говорил хирург, потрясая легонько его руки.
— Не стоит, коллега. Рад, что услужил вам. Желаю успеха, или, как говорят лучше: ни пуха ни пера.
— Представьтесь новому начальству и отправляйтесь в Кисловодск. На курорт сразу поезжайте! — крикнул Иван Иванович, когда упряжки из лучших оленей сорвались с места (транспорт на Якутск ожидал врача).
— Отправился. Я тебе сразу говорила: поможет, — сказала Марфа, радуясь, как девочка.
Поздно вечером в комнате Ивана Ивановича было маленькое совещание. Присутствовала и Марфа Антонова.
— Василий Кузьмич будет следить за состоянием больного и включать электроприборы. Никита должен держать крючки у меня под рукой, — говорил озабоченный Иван Иванович, — но нужно еще двух помощников: подавать мне хирургический инструмент и обеспечить подачу операционного белья и материалов. Кроме того, нужен расторопный человек для подсобных услуг: вода, печь, грелки. В Никите я не сомневаюсь: у него хладнокровие и выдержка — пожелать любому ассистенту. Если нужно, он не сморгнет в течение часа. Верно, Никита?
Никита только улыбнулся застенчиво — он всегда стеснялся, когда его хвалили.
— Учтите, что эта операция продлится три или четыре часа.
— Четыре часа? — переспросил изумленный Василий Кузьмич, всю жизнь проработавший фельдшером в таежных улусах.
— Да. Чем спокойнее и осторожнее я стану действовать, тем больше надежды на успех. Это тончайшая работа.
— Значит, не так быстро нужно будет подавать инструмент?
— Очень точно нужно подавать.
— Давайте сделаем репетицию с нашими девушками, — предложил Никита. — Они с самого начала помогают нам при операциях, уже привыкли и не боятся. Названия инструментов хорошо запомнили…
— Я тоже подумывал об этом. Девчата толковые. Допустим их по-настоящему помогать в операционной, и дня два будем готовиться к операции Степана.
— Я тоже приду, когда понадобится. Белье подготовить, бинты, марлю да вату — моя забота. Я их и подавать стану, — сказала Марфа.
44Степан, в новом белье, с наголо выбритой синеватой головой, подходил к столу, накрытому светлой как снег клеенкой. Лицо его подергивалось сильнее обычного.
Все вокруг него сверкало белизной: и одежда доктора и его помощников, и туго натянутые простыни на потолке. На двух столиках расставлены чистые тазики и тарелки с блестящими инструментами, с ватой, марлевыми полосками, бинтами, салфетками, марлевыми и ватными шариками, пучками ниток разной длины и толщины, стеклянные баночки, флакончики… Чего только нет! И все это для него одного! Ножи, ножницы, какие-то сверла… Как же будут добираться до его мозга? Степан, конечно, понимал: чтобы увидеть мозг, надо пробить череп. Не зря сняли волосы с головы!
Ему стало холодно. Бурная дрожь била его. Безразличный в последнее время ко всему, он вдруг оробел, но встретил добрый взгляд доктора, стоявшего у стола с поднятыми и растопыренными, мокрыми еще руками, и шагнул вперед. Рукава Ивана засучены по локоть, да и весь вид у него был такой, будто он драться собрался с хворью охотника.
— Не бойся. Ложись! Только лежи смирно, долго лежать придется. Жди — и будет хорошо!
— Ладно, я буду смирно, — пообещал Степан, выслушав перевод Никиты, и посмотрел на седые брови фельдшера Василия, тревожно нависшие над красным морщинистым лицом, прикрытым снизу, как и у всех, белым платочком.
Потом его глаза с мольбой и надеждой обратились снова к доктору. Тот ободряюще кивал головой, улыбался. Степан вздохнул и полез на стол. Фельдшер Василий помог ему лечь, устроил на левом боку, слегка приподнял жесткое изголовье, потом по приказу доктора, окутал чем-то теплым ноги выше колен. Видно, долго придется лежать Степану на этой страшной койке! Но раз надо, он перетерпит…
Точно комар с длинным клювом укусил его за голую макушку. Еще раз. Еще… Степан даже не поморщился в ожидании более острых ощущений. Что значит для таежника укус комара?! Потом он не слышал и укусов, чувствовал только легкие толчки, прикосновения, потягивания, сопровождаемые каким-то скрипом и хрустом. Он не спал, но не испытывал боли, и все прислушивался настороженно к тому, что делали с ним и возле него, помня только одно: надо лежать смирно, чтобы не помешать Ивану. А учить охотника, как сидеть или лежать смирно, не требуется.
Иван Иванович, очень сосредоточенный, протер бензином, затем спиртом поле операции и сделал местное обезболивание, вводя раствор новокаина под кожу. Он действовал уверенно, но в душе боролся с беспокойством: он был один… Никто из его помощников не мог оказать ему серьезной услуги, поэтому до начала операции он сам наладил капельное вливание в вену больного, пониже икры, и лишь после того приступил к анестезии.
Вызванного на всякий случай донора первой группы поместили в соседней комнате.
Приготовления закончены. Иван Иванович примеривается и сильным ловким движением делает полукруглый надрез на набухшей коже операционного поля.
— Зажимы! — командует он, и молоденькая девушка, понимающе взмахнув ресницами, подает ему инструменты, похожие на ножницы, но с тупыми зубчатыми клювиками — зажать кровоточащие сосуды.
Ей некогда особенно всматриваться, что там делает доктор Иван над головой бедного охотника. Ей надо слушать, соображать и подавать, поэтому вся она — внимание.
Никита осторожно связывает зажимы, висящие по краю кожного разреза, по пять штук вместе, чтобы они не мешали хирургу. Пальцы его, наловчившиеся на силках и петлях, работают хорошо.
— Ток.
Глаза хирурга озабоченно устремляются на вторую новоявленную сестру, которая только в этом месяце научилась включать электроприборы. У нее, бедняжки, даже пот проступил между бровями и на маленьком носике.
