Лев Правдин - Бухта Анфиса
Здесь был другой мир, и люди, населявшие его, тоже другие, не совсем похожие на городских, хотя большинство из них были горожанами. Но, попав сюда, они забывали об этом. Натянув резиновые сапоги и надев потрепанные куртки и непромокаемые плащи, на пару дней они превращались в охотников, рыбаков, искателей грибов и ягод, в бродяг, лесных жителей.
Скинув тяжелые рюкзаки и прислонив к стенке связки удочек и сачков, они собрались в кружки, и тут начались специальные рыбацкие и охотничьи разговоры. Грибники и ягодники держались отдельно. Они старались завязать дружеские отношения с деревенскими аборигенами, чтобы вызнать изобильные для их промысла места. Аборигены отвечали уклончиво.
Августовский вечер, тишина, розоватая вода с ребячьим лепетом ластится к осмоленному борту дебаркадера. В окошечке кассы вспыхнул свет, но так как все уже обзавелись билетами, то никто не обратил внимания на это явление.
«А как же Алла? — подумал Артем. — Ведь я ничего ей не сказал, и она ничего не знает. Десятый час. Она уже давно ушла из своего школьного кабинета, а дома у нее телефона нет. Как же быть? Позвонить все равно надо. Может быть, кто-нибудь там есть. Уборщица или сторожиха. Попросить передать только одно: „Артем уехал на неделю“».
Он заглянул в кассовое окошечко. Кассирша, молодая женщина с бледным лицом и недоверчивыми глазами, складывала в маленький чемоданчик деньги, рулончики билетов и какое-то вязание небесного цвета.
— У вас телефон есть? — спросил Артем.
— Ну и что?
— Мне очень надо, понимаете, необходимо…
— У нас телефон только для служебного пользования, — проговорила она казенным голосом. — И пароход уже подходит. Не видите разве?
— Мне только два слова… Мне уехать без этого невозможно.
— Где же вы раньше-то были? Ну, чего же вы? Заходите.
Она сняла трубку.
— Река? Кто это? Клаша? Клаша, миленькая, соедини с городом… Говорите, только по-быстрому, — проговорила она и, схватив свой чемоданчик, убежала.
Набрав номер и слушая позывные гудки, Артем представил себе, как одиноко и безнадежно отзываются они в темной пустоте кабинета.
Истерично вскрикнула сирена, пароход с разгона ударился о дебаркадер. Что-то заскрипело, затрещало, пол зашатался под ногами, и в это время Артем услыхал ее голос. И он ничуть не удивился, когда она громко спросила:
— Артем?
Он не удивился, но, не ожидая, что все произойдет так скоро, и еще оттого, что времени было мало и надо сразу и скорее сказать все, он не мог найти необходимых для этого слов.
— Да. Пароход уже подошел…
— Какой пароход? Вы где?
— Это не самое главное. А вы почему не дома? Десять уже.
— Я тут сижу вторую ночь. Куда вы пропали?
— Потом расскажу.
— Куда вы едете?
— На Старый Завод. Вы слышите?
— Да. Я не хочу долго ждать.
Снова заверещала сирена, и Артему показалось, что она заглушила самое главное, и он этого так и не узнает. Но тут вбежала кассирша, замахала руками и что-то закричала. Артем еще крепче вцепился в трубку.
— Что вы сказали?
— Не обращайте внимания. Главное, будьте спокойны.
— Это невозможно. Ничего теперь без вас невозможно…
Снова эта сирена! Кассирша протянула руку к рычажку, выключающему аппарат, и почему-то улыбнулась. Артем положил трубку и в отчаянии от того, что он так и не успел сказать самого главного, поспешил к трапу.
— Да работай ты ногами! — закричал матрос. — Чтоб тебя! Один человек всех держит! Вот народ!..
— Ладно тебе! — прикрикнула на него кассирша. — Тут человек судьбу решает.
Пароход побежал в темноту. Устроившись в кормовом салоне, у окна на узком диванчике, Артем положил руки на столик и голову на руки. Глухие и мягкие удары двигателя постепенно слились в один сплошной гул, повинуясь привычной руке водителя. Если бы человеку стало доступно так управлять двигателем, который постукивает в груди! Что стало бы с чувствами, осуществись такое техническое чудо! С чувствами, которые командуют всеми поступками человека, решающего свою судьбу, как сказала кассирша.
5В Токаево пароход пришел глубокой ночью. Коротко рявкнув сиреной, он приткнулся к высокому глинистому берегу. Заскрипела лебедка, и прямо с носа вытянулся трап и опустился куда-то вниз, в кромешную тьму, где, по-видимому, начиналась твердая земля. Трап — шаткое, непрочное сооружение из нескольких тонких дощечек с перилами и поперечными планочками — точек опоры, призванных предохранять пассажира от слишком стремительного приземления.
Но Артем догадался об этом только внизу, куда он скатился по трапу с непостижимой скоростью. И тут же припомнилось ему, что он где-то уже читал про этот трап. В газете сообщалось, что некий дотошный изобретатель нашел способ «бездебаркадерной высадки пассажиров на малопосещаемых пристанях». Большая получается экономия — ни дебаркадера не надо, ни начальника. И чалку не бросать, не трепать зря. Пассажиры самостоятельно «отдают концы» и, должно быть, не всегда удачно, потому что матрос, управляющий лебедкой, спросил, довольно, впрочем, равнодушно:
— Жив?
Поднимаясь на ноги, Артем не удержался от критического замечания:
— Какой дурак это все придумал?
— Живой… — ответил матрос и посоветовал: — Отойди от трапа, зашибу, ни хрена же не видать.
Лебедка заскрипела, трап рванулся вверх, рявкнула сирена, и пароходик, взревев мотором, начал уползать в темноту. Артем остался один на незнакомом берегу в теплой, глухой непроглядной темноте, в полной отрешенности от всего мира, оглохший и слепой. Но это недолго продолжалось: вот он услыхал звонкий плеск воды у самых ног, шорох осыпающейся земли за спиной, увидел небо, вставшее над широкой рекой, и в небе и в реке одинаковые большие и чистые августовские звезды. Увидел черную кромку берега над своей головой. Разглядел даже лестницу, зовущую туда, поближе к небу и звездам. Кто построил ее? Какой неведомый благодетель позаботился о бесприютных, одиноких пассажирах? Ведь вполне возможно, тот же самый, который изобрел удешевленный, но такой волнующий способ высадки. Вот как все уравновешено, человеку остается только никогда не падать духом.
С такой мыслью Артем поднялся по крутой лестнице, оставив внизу чувство отрешенности. Но он тут же сообразил, что не знает, куда идти. Всего один раз был в этих местах, но так давно, что всего и запомнилось одно только направление: надо идти вверх по течению, придерживаясь берега. А может быть, благоразумнее переночевать в Токаеве? Он прошел всю деревню насквозь и не заметил ни одного огонька в окне. Деревня спала. Даже собаки не обратили никакого внимания на одинокого путника.
Он миновал околицу. Пыльная дорога, слабо различимая в темноте, уходила в лес. Артем подумал, что именно за этим лесом и находится Старый Завод. Он бодро зашагал по дороге, пробрался через небольшой лесок, темный, пахнущий смолой и еще чем-то, наверное, грибами, и оказался на большой поляне. Никакой деревни не было. Дорога спускалась в неглубокую лощинку и снова устремлялась в неведомый лес. А куда она уведет его? Может быть, это совсем не та дорога? И даже если он не сбился с пути и в конце концов доберется до Старого Завода, то все равно у него не поднимется рука постучать в окно, нарушить чей-нибудь сон.
И тут ему подвернулся незавершенный еще стог. «Вот то, что мне надо больше всего на свете», — подумал он и бросил свой портфель к подножию стога и сам подвалился под стог, нагреб, сколько было поблизости, сена, прикрылся им и, не успев испытать блаженства полнейшего отдыха, уснул.
6Он и проснулся так же сразу, как заснул, и первое, что он увидел, были большие карие, слегка задумчивые глаза, полуприкрытые длинными белыми ресницами. Склонив над Артемом свою большую голову, у стога стояла рыжая лошадь. Артем приветствовал ее взмахом руки. Лошадь дернула головой. Звонко и заунывно громыхнуло ботало на лошадиной шее.
Ночью он уже слышал этот меланхолический перезвон и думал, что это во сне, и этот запах свежего сена тоже во сне. Просто в комнате, где он спит, кто-то забыл закрыть флакон с духами, которые так и называются — «Свежее сено». А тут еще лошадь с задумчивыми глазами. Конечно, сон.
Он еще взмахнул рукой. Рыжая лошадь шумно вздохнула, переступила с ноги на ногу, но с места не тронулась. Нет, пожалуй, не сон. Просто давно уже у него не было такого легкого пробуждения, когда совсем не замечаешь границы между сном и явью.
И в это время раздался торжествующий ребячий голос:
— Вот она где!
Из-за стога вышла Нинка — лесная принцесса. На ней все те же черные сатиновые брюки и красная кофточка, только короны из листьев не было на голове. Сон! Ведь с той первой встречи прошло больше пяти лет, а она все такая же, и даже, кажется, еще моложе.
