Василь Земляк - Зеленые млыны
Здесь их семнадцать. Семнадцать мальчиков и девочек. Самых маленьких разобрали по селам, а их, старших, отняли у родителей и на ночь загоняют в этот подвал, а утром под стражей выводят в город и заставляют разбирать домишки, в которых они родились и выросли. Родителей их держат на окраине в колхозном дворе, там лучше, чем здесь, там теплые стойла в коровнике, там есть где поспать, а здесь камень и страшная темнота, к которой Рита не может привыкнуть. Хоть бы одно окошечко… «Ой-йой-йой!» — кричит Гриша Яровер.
Уже вторую неделю они ничего не знают о родителях. Раньше родителей посылали на морковь, копать морковь замечательно, она сладкая сладкая, они и им сюда переправляли ведерко другое моркови, а теперь родители, наверно, на какой нибудь еще работе, может быть, в карьерах, тут, недалеко от Глинска. Однако глинские о них не забывают, женщины приходят туда, где они, дети, всем скопом разбирают лачужки, верно, еще с ночи туда пробираются или на рассвете и оставляют там хлеб, лук, а то и молоко в крынках, а вчера какая то добрая душа поставила за дверями покойного Мони Чечевичного корзинку пирогов со свеклой. Там было семнадцать пирогов. «Вы когда-нибудь пробовали ржаные пироги со свеклой?» «Я выросла на них, — говорит Мальва. — К ним еще хорошо добавлять калины и маку». «Чудо! — подхватывает девочка. — Белые пироги не такие вкусные. Мама пекла с фасолью, с рыбой и с повидлом. А как поспевала вишня, то и с вишнями. А вы сами откуда?» «Из Вавилона… Вчера они там убили одного…» «Уже убивают?..» — ужаснулась девочка. Им сказали, что их не тронут. Только когда разберут свои халупы, их из Глинска увезут. Начальник полиции не говорит, куда именно их отправят, но все равно нигде не может быть хуже, чем в этом страшном подземелье. Вот они и спешат разобрать свои старые жилища. Уже немного осталось, еще пять или шесть домишек. Немцы решили снести всю улочку. Гриша Яровер наконец от кричался, и Рита, пригревшись под боком у незнакомой женщины из Вавилона, заснула. Перед этим она еще успела рассказать, что ее отец почти каждую неделю ездил на своей повозке в Вавилон, и всегда охотно. Она тоже мечтала побывать с папой там, но так и не пришлось съездить.
Мальва тоже задремала, но тут с грохотом упал железный засов по ту сторону двери, а потом полоса света выхватила их из тьмы, лежащих па кирпичном полу. Дети вставали друг за дружкой и выходили на свет, двигались торопливо, каждый боялся опоздать, чтобы, не дай бог, не остаться в подвале.
«Пойдем», — сказала Рита. Мальва встала, шагнула за девочкой, но в дверях их остановил жандарм. Это был вчерашний убийца, Мальва не сразу узнала его, а узнав, снова увидела всю сцену расправы: услышала размытый изморосью крик мальчика, увидела вилы, потом выстрел и страшное, улыбающееся лицо вот этого убийцы. Но она и теперь еще не знала, что он убил ее сына… Жандарм приказал Рите догонять остальных, потом обратился к Мальве:
— Доброе утро, мадам. Мой шеф снова хочет видеть вас у себя. Я провожу вас к нему, но сперва зайдите сюда, — он показал на боковую дверь. — Там вода и все необходимое. Наведите красоту, шеф любит красивых женщин. — И засмеялся.
Мальва, уверенная, что жандарм издевается над ней, все же вошла в комнату довольно просторную, с небольшим окошком под самым потолком. «Караульня», — догадалась Мальва. Чан с водой, зеркальце на стене, на перекладине несколько полотенец, одно вышитое. У глухой стены топчан. Мальва умылась, подошла к зеркальцу и нисколько не испугалась, увидев себя совершенно седой. Дверь приоткрылась, жандарм догадался, что у нее нет расчески, вынул свою металлическую и подал Мальве. Она подержала ее в руке и вернула. Жандарм извинился, спрятал расческу и повел ее так, непричесанную.
Вел он ее через Глинск, к Бугу… На рыночной площади несколько заключенных вкапывали виселицу, один узнал Мальву, это был предсельсовета из Овечьего, уже немолодой человек, Степан Дудко, он поклонился Мальве, потом сокрушенно покачал головой. По ту сторону площади маленькие разрушители принялись за очередной домишко. Увидав Мальву в сопровождении жандарма, они притихли. К дому, некогда такому родному для Мальвы, подошла машина, из нее вышел Кон рад Рихтер, часовой у калитки отдал ему честь, выбросив руку вперед, и отворил перед ним калитку. Потом часовой пропустил Мальву. Сколько раз в своей жизни входила она в этот дом, а не заметила, что деревянные ступеньки крыльца посередине совсем стерты. Наверно, потому не заметила, что тетка Палагна застилала их ковриком…
Здесь все отдает смертью. Мальва ощущает ее запах — изысканный запах мыла, которым пользуется Рихтер, мыла нездешнего, с едва уловимым ароматом ландыша и еще какого то цветка. И вот в этом преддверии смерти взгляд Мальвы ненароком остановился на инвентарном номере стола, выбитом на белой жести. Стол знакомый, под зеленым сукном, с львиными лапами, а вот номера этого она почему то не замечала. Может, его и не было. Да нет — бляшка прибита двумя гвоздиками, головки у них ржавые и лишь номер четкий, словно только что выбит:,… «Это сумасшествие, наверно, так начинается сумасшествие», — и она снова повторяет мысленно это число.
«Кто ты такой на нашей земле? Даже стол этот захвачен грабительски. Вон номерок на нем. Наш номерок. И гвоздиками прикреплен нашими. А твое на нем разве что число!» Ах, вот почему засел у нее в голове этот номер! Они напали на нас 22-го, июня… Вот почему она не может избавиться от этого навязчивого числа…
На сукне несколько гильз, скрепленных булавками, пять или шесть револьверных гильз. Рихтер показывает на них и спрашивает у нее через Шварца:
— Кому принадлежат эти гильзы?
— Какие?
— Вот эти, что на столе. Вам?
Гильзы нацелены на Мальву своей черной пустотой. Откуда ж ей знать, чьи они?
— Шеф полагает, что гильзы принадлежат десятому. Десятому из нашего десанта. — (Шварц так и сказал — нашего).
Но Мальва притворяется, что ничего не знает про десант. Какой десант? Где, когда?
«Двадцать два… двадцать два… двадцать два…» — читает Мальва, создавая для себя небольшую, недоступную для них зону независимости, своего почти подсознательного бытия.
— Десятый шел к вам. Он пришел?
— Я не знаю такого — десятого…
— Он был у вас прошлой ночью. Вот эти гильзы, шеф подобрал их на запруде. Это был ваш муж — Федор Журба. Не так ли?
— Федор? Федя?! Неужели он???
— Шеф так думает. У него есть доказательства. Вещественные доказательства. Вот. — Шварц встал, взял замусоленную книжечку, подал Мальве: — Посмотрите. Здесь список высокоурожайных звеньев. И урожайность сахарной свеклы за несколько лет. Мы нашли это в Зеленых Млынах. На хуторе Властовенко…
— Почерк не Федин. А люди знакомые… в звеньях. Нет, это не его книжечка. У него была совсем старая, потрепанная. Я теперь припоминаю. Но каким образом это очутилось там, на хуторе, не знаю…
— Я же говорю… Десятый из десанта. Его сбросили с парашютом…
— Федю сбросили? Да он боялся самолета! Когда передовиков катали на самолете, он отказался. Побоялся. Какой же из него десятый? Сами подумайте… Вы же умный человек, Шварц. Кто возьмет в десант Федю? Да он высокой скирды боялся.
Шварц поговорил с Рихтером. Вероятно, перевел ему Мальвины слова. А она тем временем снова углубилась в созерцание инвентарного номера. Рихтер, выслушав Шварца, вышел из за стола, поинтересовался, чем она занята. Поймал ее взгляд на бляшке. Порывисто подошел, закрыл бляшку пальцем. Спросил через Шварца:
— Это был ваш стол? Ваш номер?
Шварц знал, кому принадлежал стол, но перевел Мальве вопрос шефа.
— Нет, не мой, — ответила Мальва. — У меня был маленький столик. В Зеленых Млынах. В сельсовете. Без номерка… — Мальва вздохнула, сама дивясь своему вздоху. Шварц перевел ее ответ.
Рихтер улыбнулся, снова сел в кресло. Кресло черное, с драконами на высокой спинке, в свое время его, кажется, принесли сюда из больницы… Там в этом кресле умер Володя Яворский. Мальве вспомнился тот рассвет, Глинские петухи пели тогда так же, как и сейчас, но Мальва их словно не слышит, тогда их не слышал Володя, а сейчас она. «Это перед смертью», — подумала Мальва, напрягши внимание и убедившись, что за открытым окном действительно где то поют петухи.
Рихтер открыл ящик, достал белый лист бумаги и положил перед Мальвой. Потом дал ей ручку.
— Пишите, — перевел Шварц.
— Что писать?
— Состав подпольного райкома…
Мальва, не задумываясь, обмакнула перо в чернильницу, размашисто написала: «Мальва Орфеевна Кожушная».
И подала Шварцу лист. Он был поражен ее откровенностью.
Но после того, как эта запись была переведена Рихтеру, тот совершенно спокойно сказал Шварцу несколько слов, и переводчик вернул лист Мальве.
— Шеф просит писать дальше. Он рад, что вы правильно понимаете суть дела. Скрывать и в самом деле нечего.
![Сэмюэль Дилэни - Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен]](/uploads/posts/books/54853/54853.jpg)