Лев Экономов - Перехватчики
Я удивленно посмотрел на него.
— Сейчас поясню. — Он окликнул идущего по аэродрому Мокрушина. Техник повернул к нам и прибавил шагу, смешно выбрасывая вперед длинные ноги в тяжелых яловых сапогах. На его тонком узком лице блуждала улыбка.
— Все в порядке, — облегченно выпалил он, глядя на Лермана, и протянул мне руку. — Оказывается, мой Жариков слил спирт и закрыл в инструментальный ящик на стоянке. Боялся, что у вас он сможет «испариться».
У меня отлегло от сердца.
— А может, он соврал? — спросил Лерман. Мне показалось, Лерман даже жалел, что все так обернулось и никого не нужно брать на поруки. Ведь сейчас всюду брали на поруки. Он хотел, чтобы и в полку так было.
— За ним не водилось такого, — покачал головой Мокрушин.
— А за нами водилось? Ну пусть придет в ТЭЧ, ребята возьмут его в работу.
Осипов повернулся ко мне:
— Так вот я и говорю, если бы в ТЭЧ работали гражданские, их не нужно было бы посылать в наряд и тем самым сознательно прерывать регламентные работы. Из-за тех, кто в наряде, мы вынуждены частенько работать от восьми до восьми. Сколько это будет по Малинину и Буренину?
После перерыва работы на разобранных самолетах возобновились. Мокрушин тоже нашел себе дело. Многие стенды в ТЭЧ были сделаны по его проектам, и теперь он на собственном приспособлении занялся проверкой рабочих форсунок на герметичность и распыл.
Время от времени он брал ту или иную технологическую карту с перечнем регламентных работ и смотрел, правильно ли они выполняются другими службами.
Потом он попросил меня помочь ему проверить работу автомата питания противоперегрузочного костюма.
Мы провозились часа три. Мокрушин недовольно качал головой:
— А ведь можно бы эту работу сократить до одной минуты. Нужен только чувствительный динамометр и манометр. И весило бы новое приспособление не сорок килограммов, а каких-нибудь пятьсот граммов.
— За чем же дело, Мокрушин?
— За начальством, которое время от времени приезжает к нам из дивизии.
— Разве оно будет против?
Мокрушин усмехнулся и подвел меня к стенду для проверки агрегатов воздушной и гидравлической систем.
По габаритам стенд напоминал комбайн. Его части были надраены до блеска. Пользоваться им было, вероятно, очень трудно. Я сказал об этом Мокрушину.
— Угадали. А приходится, хотя техники давно сделали свой — и меньше в пять раз, и удобнее.
— Но почему же?
Мокрушин пожал плечами:
— По той же самой причине.
Чувствовалось, он был в ТЭЧ своим человеком. К нему обращались с почтением. А я, глядя на искусную работу Мокрушина, думал о том, как мало я еще знаю своего техника. Как вырос он за последнее время! Но в этом уже не было моей заслуги.
Летчики называют себя вечными студентами. Мы все время учились, переучивались, и я знал: так будет продолжаться без конца, потому что без конца меняется техника. А каждый новый самолет требовал большого напряжения физических и духовных сил.
Мокрушин словно прочитал мои мысли:
— Я слышал, летчиков хотят отделить от техсостава?
Разговоры об этом ходили давно. Когда-то в отдельных полках уже была проведена такая реорганизация. Летчики занимались летной подготовкой, не думая о том, что еще надо проводить воспитательную работу с подчиненными, а техники готовили самолеты к вылетам, имея дело каждый раз с разными летчиками.
Авиаторы в общем-то благосклонно относились к такому разделению, потому что новая техника требовала к себе нового, более серьезного отношения. Тут уж распыляться было нельзя. Все, что отвлекало от полета, вело к неприятностям в воздухе, к авариям, к катастрофам.
— Жалко будет расставаться, — продолжал Мокрушин. — Привыкли мы за эти годы.
— Больше, чем привыкли, — сказал я. — Сроднились. Ну да ладно, что будет, то и будет. Начальство, говорят, больше знает, оно газеты читает. — Я испытывал раздвоение чувств. С одной стороны, мне не хотелось расставаться с членами своего экипажа, а с другой — я считал не вправе называть себя командиром экипажа.
У меня просто не было времени на воспитание своих подчиненных. Не хотелось мне как командиру и отвечать за их проступки.
— А заниматься по конструкции самолета и эксплуатации его систем мы все равно могли бы вместе, — сказал я.
— Это верно, — согласился он.
Занятый делом, я не заметил, как наступило время обеда. Механиков построили перед ангаром и повели в столовую. Теперь они снова были военнослужащими со всеми вытекающими отсюда последствиями.
ЛЕТЯЩИЕ В ОБЛАКАХ
— Простин, иди-ка сюда! — крикнул Сливко.
Я откинул полог и вошел в темную кабину, где был установлен покрытый муаром ящик — дублирующий индикатор кругового обзора. Круглый экран его светился изнутри молочно-желтоватым сиянием.
Еще совсем недавно этого индикатора не было на КП и наведение велось только с планшета, данные на который поступали от оператора радиолокационной станции, установленной на некотором удалении.
Иногда данные поступали несвоевременно (это зависело от опытности оператора), и Сливко тоже выводил перехватчика на цель с запозданием. На разборах полетов при анализе схем проводки целей ему за это доставалось от летчиков.
— Но при чем тут я? — говорил он. — Сами посудите: сначала локатор покажет цель на экране обзорного индикатора, потом оператор увидит ее и передаст по телефону планшетисту. Потом планшетист нанесет на карту засечку для меня. На все уходит полминуты, а то и минута. И цель при теперешних скоростях, глядишь, уже не там, где думает штурман наведения.
— Да он еще чуть замешкается с командой летчику, — продолжал, подделываясь под тон Сливко, Молотков, — ну цель и уйдет на пятнадцать, а то и больше километров.
— Бывает и так, — майор шумно вздохнул. Когда дело доходило до расчетов, он не всегда действовал быстро, с упреждением. — Но только я должен заявить: для более оперативного управления перехватчиками нам нужно иметь на КП свой индикатор. На многих КП такие индикаторы уже стоят.
Молотков тогда развел руками: мол, многое нам еще нужно.
Но Сливко не остановился на полпути. Со своим требованием он дошел до командира соединения, прилетавшего к нам в полк на инспекторскую проверку, и сумел-таки выпросить дополнительный индикатор.
Теперь майор все свободное время пропадал около него, овладевал, как он сам говорил с усмешкой, «смежной специальностью», а точнее, учился осуществлять поиск и проводку целей на различных, высотах, оценивать воздушную обстановку в воздухе, быстро реагировать на поведение противника.
— Видишь? — спросил меня Сливко, когда я закрыл полог. Он сидел у экрана радиолокатора и пристально всматривался в светлые точки, разбросанные в беспорядке по экрану. После каждого прохода развертки точки оставались на прежних местах — это были импульсы, отраженные от местных предметов, или, как у нас говорят, «местники».
— Ничего не вижу, — сказал я.
Сливко повернул рычаг настройки. Сияние экрана изменилось.
— Смотри с правой стороны, вот здесь, — он указал пальцем на край светящегося диска.
Развертка плавно описала новый круг на тускнеющем экране, и я увидел два маленьких светлячка. Они двигались по экрану очень медленно. Что это могло быть?
— Неужели опять шары?
— Похоже. — Сливко еще усилил яркость. Он не зря просиживал часами у локатора, его характеристики целей почти всегда подтверждались. Импульсы имели вид дужек с закругленными концами. Примерно такие же импульсы получались на экране и от облаков. Они то пропадали, то снова появлялись на экране, как поплавки на неспокойном море.
Сливко вышел из будки и позвонил в аппаратную дежурному оператору:
— Или вы спите там? Почему не докладываете о появлении целей?
— Вижу две цели в районе Мертвых озер, — через минуту сообщил оператор. — По всем приметам это высотные аэростаты.
Сливко подмигнул мне: знай, мол, наших.
Склонившийся над столом наведения планшетист нанес их на карту, обтянутую молочно-прозрачной калькой. Поставил время появления целей и обозначил их номерами.
Сливко вопросительно посмотрел на меня. Теперь дело было за мной. Как оперативный дежурный я мог привести в боевую готовность личный состав полка, а при необходимости, когда того требовала воздушная обстановка, имел право поднять в воздух дежурные экипажи на перехват и уничтожение вражеской авиации и других целей, принять меры к увеличению количества дежурных экипажей за счет летчиков, находящихся на аэродроме.
Сегодня боевое дежурство несли Лобанов и Шатунов. Я уже проверял их готовность. Она соответствовала тем условиям, в которых протекало дежурство. Летчики хорошо знали установленные зоны барражирования и вероятные рубежи перехвата самолетов-нарушителей. Но сумеют ли Лобанов и Шатунов перехватить и уничтожить идущие в облаках шары с разведывательной аппаратурой? Им никогда еще не приходилось выполнять такую Ювелирную работу.
