Варткес Тевекелян - За Москвою-рекой. Книга 1
— Разве я не говорил, что придет время и про нас в газетах будут печатать? — Степанов самодовольно разгладил усы, когда Сергей закончил чтение.
— А все-таки обидно, — сказал Сергей.
Что обидно? — одновременно спросили Леонид и Степанов.
— Про Алексея Федоровича ни слова! Если уж говорить правду, мы всем обязаны его настойчивости. Надо быть справедливыми.
— Он директор, а директоров не принято особенно хвалить. — возразил Леонид.
— Вот и неправильно! Раз человек хорошо работает, с душой, отдай ему должное! — не сдавался Сергей.
—. А ты очень-то не кипятись! — сказал Леонид. — Власов в чужой похвале и поддержке не нуждается.
— Ну, это как сказать!.. Вон контролеры сейчас выматывают из него душу, — сердито сказал мастер и вышел из кабинета.
Леонид и Сергей удивленно переглянулись.
Степанов был прав, ревизоры продолжали свою работу, но статья в газете немного успокоила Власова: «Если печать признает наш положительный опыт, значат, в Министерстве госконтроля вряд ли будут особенно строгими. Зачем же в таком случае мне искать у кого-то защиты?» — рассуждал он и решил докладную записку на имя министра не посылать. Он не пошел и к секретарю райкома партии Сизову с информацией о положении дел на комбинате. За это позже он жестоко поплатился.
Казалось, все идет своим чередом, ничто не предвещало надвигающейся грозы… Цехи соревновались между собой за достойную встречу тридцать третьей годовщины Октября; рабочие брали на себя повышенные обязательства. Трещали телефоны в кабинетах снабженцев, оттуда часто доносились возбужденные голоса: «Что значит — фонды исчерпаны? Вы что, не советские люди, не соревнуетесь, плавна не перевыполняете?.. Давайте пряжу! Машину все равно посылаем…» Статистики подсчитывали выполнение суточного плана, в назначенный час посылались срочные донесения. В приемные дни у дверей кабинета Власова выстраивалась очередь. Рабочие шли к нему со своими заботами и нуждами, которые, казалось, не имеют никакого отношения к обязанностям директора.
— Сын вырос, хочет в ремесленное — не принимают. Помоги, товарищ директор, — просила пожилая работница.
— Понимаете, на старости баба с ума сошла — подала на развод. А у нас двое детей. Ну, признаюсь, выпивал малость, скандалил иногда… Так разве ж из-за этого разводиться надо? Поговорите с нею, Алексей Федорович, она вас послушает! — просил его водопроводчик.
— Дочку мою, Надежду, в университет не приняли. Она у меня старательная, школу с золотой медалью окончила. Пошла на собеседование — срезали. Поступила в плановый институт, а теперь по целым дням плачет. Хочет на физико-математический факультет. С седьмого класса мечтала об этом. Посоветуйте, как быть, товарищ директор, одна она у меня, жалко ее, — говорила седая ткачиха…
Власов терпеливо выслушивал жалобы и просьбы, делал краткие заметки в специальной тетради, чтобы затем кому-то писать, звонить, о ком-то говорить. Чего только не содержала в себе эта объемистая тетрадь! Это были записи о множестве человеческих судеб, порой трагических, порой жалких, а порой веселых и светлых, но каждая такая запись свидетельствовала о доверии рабочих, и обмануть это доверие казалось ему преступлением.
К концу приема к Власову явились оба контролера. Пригласив их сесть, он принял двух последних посетителей и только после этого обратился к контролерам:
— Ну как? Вы получили все нужные вам данные?
— Да, разумеется! — ответил пожилой, не без интереса приглядываясь к Власову. — Отчетность, документы у вас в полном порядке… но…
— Но, вообще-то говоря, дела у вас не блестящи, — сказал молодой. — Ведь получается, что незаконно истратили около полумиллиона рублей государственных денег!
— А я в первый же день нашей встречи спросил вас: «Зачем вы к мам пожаловали?» Спроси вы меня тогда же, куда истрачены эти деньги, я честно ответил бы: на реконструкцию отделочной фабрики, частично на газификацию котельной мы потратили четыреста тридцать восемь тысяч рублей. Возможно, потратим еще сто, сто двадцать тысяч…
Контролеры переглянулись, и пожилой осуждающе покачал головой.
— Но зато мы имеем два миллиона с лишним сверхплановых накоплений! — продолжал Власов. — К концу года мы полностью вернем временно заимствованные из оборотных средств деньги и будем иметь, в сущности, новую фабрику, с передовой технологией!
— Несколько странные рассуждения для директора государственного предприятия — потратили, заимствовали! А кто вам разрешил? — спросил молодой. — Разве вы не понимаете требований финансовой дисциплины?
— Никто не разрешил. Расходы произведены по моему приказанию. Больше того: как вы, наверно, заметили, на обороте каждого оплаченного счета имеется моя вторая подпись, следовательно, за все несу ответственность я.
— Имейте в виду еще одно обстоятельство: Баранов утверждает, будто вся затея по реконструкции ничем не оправдана и работы проведены по-кустарному, без должной технической апробации, — сказал пожилой ревизор.
— Это уже особый разговор, тут можно поспорить. В Москве есть крупные специалисты-отделочники, и вы имеете возможность привлечь их, проконсультироваться с ними!
— Разбор таких вопросов не входит в наши задачи. Проверкой установлены факты некоторых ваших незаконных действий. Об этом мы сочли нужным сообщить вам. Наш акт мы представим в министерство…
Ревизоры встали. Власов проводил их до двери…
Глава двадцать третья
Что-то странное происходило с Сергеем, он сам никак не мог понять — что. Приятно, конечно, когда в центральной газете помещают твой портрет (это ведь не Доска почета во дворе комбината) и когда пишут большую статью о твоих делах. Такая честь редко выпадает на долю человека, и этому следует радоваться. Сергей радовался, принимал поздравления товарищей. И все же весь день его томило ощущение какой-то неудовлетворенности и досады, — он так и не мог понять почему.
«Поговорю-ка я с Леней», — решил он.
Сдав смену, он наскоро помылся, переоделся и поднялся в «конструкторское». Леонида не оказалось на месте. За чертежным столом работал один Николай Николаевич с закатанными, как обычно, до локтей рукавами рубашки. Стоящая рядом пепельница была полна окурков. «Опять решает сложную задачу», — подумал Сергей и подошел ближе.
На звук его шагов Никитин обернулся.
— Здравствуй, Сергей. Поздравляю! Ты, можно сказать, прогремел на всю страну! — Инженер протянул ему руку. — Между прочим, на фотоснимке ты гораздо привлекательнее, чем в жизни, — сказал он.
В интонации его голоса, даже в шутке, сказанной без свойственной Николаю Николаевичу сердечности и теплоты, Сергей уловил какую-то отчужденность. Во всяком случае, прежде Никитин так с ним не разговаривал.
— Мало радости быть привлекательным только на снимке, — отшутился Сергей, сделав над собой усилие.
— Ну, как сказать! Теперь тебя засыплют письмами, поздравлениями, девушки будут искать знакомства с тобой. Слава, брат, штука притягательная!
— А если так, то в одинаковой степени это относится и к вам! — Сергей сел на стул за доской Леонида.
— Куда уж мне, кустарю-одиночке! — Никитин махнул рукой. — Вон Баранову удалось убедить ревизоров из Госконтроля в моей технической неграмотности, и всю нашу работу он окрестил кустарщиной.
— Это не ново, Баранов и раньше отзывался о нас не лестно, только вы не обращали на это внимания…
— Одно дело — мнение Баранова, а другое дело — выводы представителей авторитетной организации. По их мнению, на такие деньги, какие потрачены на реконструкцию отделочной фабрики, можно было сделать больше и лучше.
— Неужели они записали такое?
— Записали или не записали, не знаю, но что они думают именно так, в этом я убежден. Сегодня ревизоры удостоили меня двухчасовой беседы и разговаривали со мной языком Баранова. Мне-то наплевать, бездарен так бездарен, а вот Алексею Федоровичу наверняка несдобровать. Боюсь, снимут его с работы…
— Не может быть! — Сергей так стремительно вскочил на ноги, словно собирался куда-то бежать, позвать кого-то на помощь.
— Самое досадное, что есть формальная зацепка — нарушение финансовой дисциплины. Если бы в главке или министерстве поддержали бы нас, тогда куда ни шло. Поверь мне, Толстяков не упустит такого случая и сведет с ним счеты! Вообще возможно, что всю эту проверку подстроил сам Толстяков…
— Как же можно допустить такую несправедливость?! — взволнованно спросил Сергей.
— А как же, по-твоему, можно этому помешать?
— А вот как! Пойти в райком партии, к товарищу Сизову, и все ему рассказать! Он побывал у нас и знает, с чего мы начинали и к чему пришли.
— Может быть, секретарь райкома и заступится за Власова, но вряд ли это поможет. Финансовая дисциплина нарушена? Нарушена. Факт? Факт.
