Златослава Каменкович - Его уже не ждали
— Клянусь цисарем, меня не удивит, если он прикажет всем львовским мальчишкам оторвать головы! — захохотал второй.
Увидев Ромку, появившегося в браме, они смолкли. Как ни грустно было мальчику, но ему пришлось улыбнуться и сказать:
— Пан сержант меня отпустил.
Полицейские удивились, однако мальчишку пропустили.
Призывая на помощь все свое хладнокровие, Ромка с независимым видом удалился. Ни разу не оглянулся, хотя каждую секунду ожидал, что вот-вот полицейские одумаются и погонятся за ним. Так он дошел до угла. Тут не выдержал, оглянулся и, как зайчонок, побежал к Стрелецкой площади.
Через дворы и переулки Ромке удалось выбраться на площадь. Одна из баррикад продолжала отбивать атаку солдат, стрелявших со стороны пожарной каланчи.
Завидев друга, бегущего к баррикаде под ливнем пуль, Антек замахал руками и закричал:
— Ложись! Ложись!
Но Ромка бежал, не слыша ни свиста пуль, ни выкриков, пока не упал рядом с ящиком, за которым засел Антек.
— Ты что, сдурел? — почему-то ударил он Ромку кулаком по спине. — Могли же убить! Студента Ярослава убили… И Давидку… Выскочил картуз свой подобрать, а его пуля жахнула в голову…
— Где Гай? — только и мог вымолвить Ромка.
— Где Кузьма Гай?!! — покраснев от напряжения, крикнул Ромка.
— Гай? Пошел со Стахуром на Краковскую!
— Со Стахуром! — как стон, вырвалось у Ромки.
Атака была отбита, и солдаты отступили к бывшему королевскому арсеналу.
Увидев неподалеку Казимира и студентов, Ромка подбежал к ним и рассказал о страшной сцене убийства Ярослава, свидетелем которой он был.
— Иуда! — сжал кулаки Казимир.
— А ты не ошибаешься! То был Стахур? — допытывался Шецкий, пытаясь отвести удар от Стахура.
— Йой, пан студент! Сам своими глазами видел… Стахур выстрелил нашему пану Ярославу прямо в затылок.
— Неимоверно! Тут какая-то ошибка… — недоверчиво и хмуро глядя на Ромку, проговорил Шецкий.
— Надо Кузьму спасти, — спохватился Казимир.
— Да, надо немедленно догнать их. Пойдемте, пан Казимир, — предложил Шецкий. — Берите факел.
— Нет, Ян, ты останешься здесь. Пойдут Казимир…
— И я, — отозвался рабочий в берете, скручивавший папиросу.
— Там без проводника не пройдете, заблудитесь.
— Возьмите меня! — взмолился Ромка, — Дядя Гай сам мне велел идти на Краковскую площадь. Там моя мама…
— Иди с ними, Ромцю. Казимир…
— Все понятно, — кивнул Казимир. — Пошли.
Когда спустились к подземной реке, рабочий в берете пошел вперед вдоль узкого бетонного бережка, освещая дорогу факелом. За проводником быстро шел Казимир. Ромка едва поспевал за ними.
Как опытный извозчик знает все улицы и переулки своего родного города, так рабочий в берете знал в подземном лабиринте все повороты и ответвления. Только один раз он остановился в нерешительности. Это было на подземной «площади», где сходились три туннеля. Высоко подняв факел, проводник пытался что-то рассмотреть на бетонном своде одного из темных зевов туннеля.
— Кажется, сюда — к Бернардинскому костелу, — указал он рукой на выложенный кирпичом крест при входе в туннель. — Видите, он окрашен в черный цвет.
Казимир не мог точно сказать, окрашен ли крест черной краской, потому что кирпич покрыла плесень.
— Нам надо идти в противоположную сторону, — уверенно сказал проводник и зашагал прямо по воде, а за ним Казимир и Ромка.
Вдруг тишину разорвал выстрел… второй… третий…
— Неужели опоздали? — ужаснулся Казимир.
И они побежали на выстрелы.
— Давай руку, — крикнул Казимир Ромке, который немного отстал, потому что вода здесь доставала ему чуть ли не до пояса. Выбрались на берег и, пробежав шагов сто, услышали еще несколько выстрелов. Затем все стихло. Ни крика, ни стона…
— Свет! — приглушенно крикнул Ромка.
— Тушите свет, — прошептал Казимир.
Они притаились в темноте за углом. По узкому железному мостику мимо них прошли водопроводчик с факелом в руке и Гай. Вслед за ними шел Стахур — тоже с факелом. Он остановился почти рядом с Казимиром. В руке Стахура блеснул револьвер — предатель целился в Гая.
Опередив Казимира, Ромка бросился к Стахуру и повис на его руке. Револьвер выстрелил, но пуля, к счастью никого не зацепив, ударилась в цементную стену.
Гай резко обернулся и в дрожащем свете факела увидел, как Казимир сильным ударом ноги свалил Стахура, и тот вместе с факелом полетел в канализационную канаву. В следующий миг вспыхнул факел в руке рабочего в берете. Казимир трижды выстрелил в Стахура, цеплявшегося за край бетонной стены подземелья.
Ромка побежал. На мостике он столкнулся с Гаем, бегущим к друзьям.
— Стахур — иуда! — задыхаясь от слез, крикнул Ромка. — Он убил Ярослава… Дядя Кузьма, Стахур хотел и вас убить, он прицелился…
— Мы так боялись за вас! — преданными глазами смотрел на Гая Казимир. — Когда Ромка сказал, мы кинулись к вам на помощь… Вдруг тут, в туннеле, послышались выстрелы…
— Мы испугались… Думали — это Стахур вас… — прошептал Ромка.
— Так вот кто был провокатором, — подавленно проговорил Гай.
— Предатель нашел достойную себе могилу, — сурово сказал рабочий в берете и с презрением плюнул в канаву, где лежал Стахур.
Глава двадцатая
НА ВСЮ ЖИЗНЬ
К вечеру баррикады были разгромлены.
Всю ночь сгоняли в огромную четырехэтажную городскую тюрьму схваченных на Стрелецкой и Краковской площадях рабочих, среди которых были Гай, Богдан, Казимир, Ромка, Антек и много подростков, сражавшихся рядом с отцами в незабываемый июньский день.
Для Вайцеля наступила пора кипучей деятельности. Он почти не выходил из тюрьмы: подготавливал материалы к сенсационному процессу над Гаем и его соратниками.
Утро застало Вайцеля в кабинете комиссара тюрьмы. Вайцель и комиссар стояли у раскрытого окна, защищенного толстыми железными решетками, и смотрели на тюремный двор. С минуты на минуту должны были расстрелять солдата, примкнувшего к рабочим.
Стук в дверь. Надзиратель ввел Казимира.
— О, пан Леонтовский! — с подчеркнутой любезностью встретил узника Вайцель. — Прошу вас, прошу.
Казимир не шелохнулся.
Тогда надзиратель толкнул его к окну.
Казимир увидел тюремный двор, а под высокой кирпичной стеной — смертника. Он узнал Сашка Омелько. К обреченному подошел ксендз с крестом. Сашко Омелько отвернулся и что-то крикнул.
Нарастающая барабанная дробь заглушила его слова. Грянул залп — и солдат упал на каменные плиты двора.
— Так вот, пан Леонтовский, если вы опять будете настаивать, что это вы убили пана Стахура, вас не расстреляют, о нет! Вас повесят!
Вайцель взял со стола бумагу.
— Нам известно: пана Стахура убил Гай. Почему вы вздрогнули? Да, да, Стахура убил Кузьма Гай… Вот протокол. Подпишите его, пан Леонтовский, и через несколько минут вы будете на воле.
Вайцель достал из ящика стола пачку банкнотов.
— Я знаю, вы нуждаетесь… Вот на первое время. Я буду помогать вам. — И тут же приказал надзирателю: — Снимите наручники!
Когда руки Казимира освободились, Вайцель протянул ему белую костяную ручку с пером.
— Прошу, пан Леонтовский!
Казимир не спеша подошел к письменному столу. Как-то нерешительно протянул левую руку, чтобы взять ручку… И вдруг быстро схватил Вайцеля за кисть и правой рукой ударил его в лицо.
Вайцель упал, опрокинув кресло.
Надзиратель и комиссар тюрьмы кинулись на Казимира и с профессиональной ловкостью скрутили его.
— В кандалы! В карцер! — заорал взбешенный комиссар.
Но Вайцель быстро вскочил на ноги и властно крикнул:
— Не смейте! Не надо… В общую камеру! Уведите!
И когда Казимира увели, Вайцель, утирая с лица кровь, стараясь казаться хладнокровным, сказал:
— Не смотрите на меня такими удивленными глазами, пан комиссар. Мы придумаем для этого «боксера» страшную смерть… Приведите мальчишку.
— Привести мальчишку из шестидесятой!
Казимир встретился с Ромкой в полутемном глухом коридоре и успел шепнуть мальчику:
— Не подписывай!
Ромка не понял и переспросил:
— Чего не подписывать?
— Никаких бумаг не подписывай!
— Молчать! — рявкнул надзиратель и свирепо толкнул Казимира.
Ромка стоит перед Вайцелем. Шеф возмущенно кричит на комиссара тюрьмы:
— О, как можно, пан комиссар? Ребенку — наручники. Я доложу об этом самому цисарю Францу-Иосифу!
Вайцель так искренне возмущался, что на лице комиссара появляется выражение неподдельного удивления.
— Ви-ввв-новат… Про-простите…
— Бедный мальчик, — Вайцель ласково гладит Ромку на голове. — Снимите наручники!
— Что стоите? Снять! — поспешно приказывает надзирателю комиссар тюрьмы.
