Григорий Федосеев - По Восточному Саяну
За озером резкой границей кончился лес. Широкое снежное поле, расположенное на северном склоне котловины, краем своим покрывало и дно. Мы еще не подошли к нему, как оттуда выскочили две взрослые самки марала. Они выбежали на первый пригорок и, остановившись, с явным любопытством осматривали нас. Мы же, будто не замечая их, продолжали подниматься по котловине. Тогда животные переместились на соседний пригорок, но не скрылись. Вытянув шеи и насторожив свои длинные уши, они следили за нами. Это-то их и выдавало. Мы знали, что где-то в береговых зарослях спрятаны телята. Такие котловины, расположенные под белогорьем, с зеленым кормом, снегом и зарослями кашкары, являются излюбленным местом для отела маралов.
Подойдя к снежному полю, мы увидели лежки зверей и множество паутов. Одни из них еле ползали по снегу, большинство же лежало на спинах, безнадежно махая лапками. Эти кровопийцы, приносящие летом столько мучений животным, совершенно не выдерживают холодного воздуха. Достаточно сокжою или маралу прибежать к снегу, как пауты теряют активность и в полуобморочном состоянии валятся на снег. Вот почему летом звери в Саянах живут в подгольцовой зоне хребтов. Там помимо зеленого корма всегда прохладно. Самцы же в жаркие дни, когда особенно свирепствуют паут и мошка, пробираются даже в цирк к вечным снегам, куда совершенно не залетает гнус.
В тот день, вечером, мы выбрались на одну из вершин хребта, расположенного в междуречье Нижней и Верхней Белой. Перед нами открылась самая суровая часть Канского белогорья. Отсюда нам еще раз пришлось взглянуть на Кинзилюкский хребет, на Фигуристые белки, впервые увидеть Орзагайскую группу гольцов и еще раз прочувствовать всю дикую красоту гор Восточного Саяна. Несомненно все, что лежит южнее Канского белогорья и прорезается реками Кинзилюком, Кизиром и их многочисленными притоками, является еще нетронутым уголком Сибири.
Нас окружали лужайки, еще более красочные, чем таежные елани. Они разбросаны всюду: между скал, россыпей, по седловинам. Высокотравные растения здесь встречаются редко, их сменяют истинные альпийцы. Они низкорослы, и чем выше, тем ярче и крупнее их цветы. Тут и ярко-фиолетовые огоньки с еще более крупными цветами, чем по субальпийскому лугу, белые зонтики ветрениц, темно-голубые змееголовники, мытники. Между камней живописные лужайки фиалок, небольших приземистых растений, с необычно крупными желто-фиолетовыми цветами. Взор приковывают поляны луков, невысокие осочки да совсем крошечные ивки, едва достигающие нескольких сантиметров высоты.
Среди расщелин и даже в холодных, никогда не отогреваемых солнцем, местах растут рододендроновые. Они селятся под обломками скал, на россыпях, но непременно там, где есть хотя бы горсточка почвы.
В подгольцовой зоне хребтов находит себе приют кабарга; там живет бессчетное количество медведей, сокжоев и много маралов. Для них природа создала исключительно благоприятные условия. В течение всего лета, по мере таяния снегов, появляются на горах все новые и новые лужайки зеленой травы. Маралы идут за снегом и, питаясь сочными кормами, поднимаются все выше и выше. В августе их часто встречаешь в альпийской зоне. Помимо прекрасного корма здесь минеральные источники, охотно посещаемые дикими животными.
В одном из левобережных ущелий Белой мы наткнулись на большое количество следов изюбров и сокжоев. Наше предположение, что этим ущельем звери пользуются, кочуя с вершины Агула к Белой, оказалось ошибочным. Диких животных привлекал тухлокислый источник, к которому нас и привели следы. Источник просачивался по щелям почти горизонтальной скалы. На ней мы увидели пять воронок, глубиною более дециметра, с тщательно отполированными стенками и доверху наполненных водою. Казалось, что кто-то нарочно выточил их, иначе — как могли образоваться в монолитной скале эти, совершенно одинаковые чашки.
— Мне кажется, что это гнезда более мягких пород, когда-то вкрапленных в скалу и позже размытых водою, — сказал я Прокопию.
Тот двинул плечами и продолжал просматривать воронки.
— А знаешь, я думаю, — их вылизали маралы.
Я удивился.
— А вот присмотрись хорошенько, ведь чашки-то по размеру как раз соответствуют мордочке зверя, к тому же они образовались там, где больше поступает воды.
Может быть, Прокопий и был прав. Если тысячелетиями маралы пили воду из тех мест на скале, где ее можно было всасывать непрерывными глотками, то в этом случае, они несомненно могли губами «выточить» углубления. Такой вывод напрашивался еще и потому, что все чашечки были поразительно похожи одна на другую, будто делал их один мастер.
Пересекая одну из разложин правобережного хребта, мы были удивлены странной находкой. На тропе лежало множество маральего помета необычного, красноватого цвета. Шарики помета были такими гладкими, будто отполированными.
— Да ведь это чистейшая глина, — удивленно заметил Прокопий, рассматривая шарики.
Я не поверил. Попытался разломить шарик, но он оказался крепко сцементированным и действительно состоящим из красной глины, без какой-либо примеси растительного корма.
— Неужели марал ест глину? Вот чудо, никогда не слышал, — продолжал Прокопий.
Пошли дальше тропою, рассчитывая, что она поможет нам найти разгадку. Километра через два к ней присоединилась еще одна тропа, которая и привела нас к подножью тупого отрога. На его склоне мы увидели красную полоску обнаженной глины. Это были солонцы. К ним со всех сторон тянулись тропы. Сама же глина была изрыта лунками. На пыльной земле мы видели совсем свежий отпечаток копыт маралов. Видимо, глина в своем составе содержала соль, что и привлекло животных.
День заканчивался. Ради любопытства мы решили провести ночь у солонцов. Старый кедр, растущий внизу, у самого излома отрога, прикрыл нас своей густой кроной, а маленький скрадок позволил нам незамеченными наблюдать за солонцами.
В эту ночь нам повезло — мы наблюдали семейство маралов. Еще не успело солнце скрыться за макушками гор, как к нам в скрадок прикатился камешек. Мы насторожились и стали внимательно следить за склоном отрога. Не более как через минуту оттуда скатилось еще несколько камешков, и мы увидели выше солонцов быка марала. Он находился от нас метрах в восьмидесяти, что позволяло осмотреть его даже при вечерних сумерках. Голову зверя украшали строго симметричные десятиконцовые панты. Он был одет в летний рыжий наряд и казался выточенным.
Бык осмотрел внимательно место, втянул воздух, пытаясь уловить подозрительный запах, а затем осторожно спустился к солонцам. Теперь его внимание сосредоточилось на лунках, выеденных маралами по всему склону горы. Он запускал глубоко в яму голову, но, видимо, панты не позволяли добраться до глины, и зверь поворачивал их то в одну, то в другую сторону, прижимал к спине, причем делал это очень осторожно, стараясь ничем не задеть болезненно чувствительные рога. Но вот он опустился на колени и, повернув к нам зад, прикрытый желтым фартуком, стал есть.
Мы затаили дыхание и страшно сожалели, что так быстро гасла вечерняя заря. Вдруг марал всполошился. Он вскочил и замер в такой позе, которая позволяла ему мгновенно отпрыгнуть от солонцов и спасаться бегством. Зверь стоял вполоборота к горе, а голова была повернута вправо, откуда он, видимо, ожидал опасности. Вот он потянул в себя воздух. Еще раз. Только тогда напряженность заметно спала. Бык повернулся всем корпусом вправо и стал ждать.
Неизвестно откуда появилась самка. Это было грациозное животное. Голова, ноги, даже бесшумная походка — все в ней вызывало восхищение. Звери какую-то долю минуты стояли неподвижно, осматривая друг друга, затем оба сразу подошли к одной лунке.
Самка стала копытить и есть солонец. А бык стоял рядом и продолжал осматривать ее. Мы так внимательно следили за ним, что и не заметили, как у солонцов появился маленький теленок. Он встретился взглядом с быком, и оба замерли. Один — огромный зверь, уже в расцвете сил и красоты, а второй — крошечный, еще ничего не знающий, кроме материнской ласки, стояли друг против друга. Меньший робко подался вперед, намереваясь обнюхать незнакомца.
Бык угрожающе потряс рогами. На теленка этот жест не произвел никакого впечатления. Он потянулся ближе, все с тем же намерением обнюхать быка. Самец подставил рога, но не ударил, а осторожно, почти нежно коснулся теленка. Малыш обошел зверя с другой стороны, и, когда тот подставил второй рог, теленок боязливо обнюхал его и стал добираться до морды.
За это время самка наелась глины и, не задерживаясь, тронулась вместе с малышом на верх отрога. Следом за ними пошел бык. Он на ходу вытягивал шею, обнюхивал крошечного, себе подобного зверя. Малыш вдруг повернулся и угрожающе потряс головой, но это получилось как-то по-детски.
