Варткес Тевекелян - Гранит не плавится
— Вы не думайте, гражданин начальник, мы с Пашкой не виноватые, — захныкал Колька. — Мы только караулили, пока цыган отвинчивал трубы. За это он дал нам по сто рублей…
— Ты знаешь, что цыгана убили? — спросил я.
— Слыхал… Я так и знал, что его убьют…
— Почему?
— Получил за дело сполна, а потом опять полез за деньгами к Маслову.
— Кто такой Маслов?
— Ну, тот, кто поручил цыгану это дельце на заводе. Сам я его не видел…
— И ничего не знаешь о нём?
— Ничего. Цыган сказывал, что Маслов страшный человек…
Больше от него ничего нельзя было добиться.
Наступил тот критический момент, когда медлительность, нерешительность неизбежно должны были привести к провалу. И мы решили действовать: послать своего человека к Сетееву.
Поздно вечером у меня на квартире мы сидели с Свирским за чайным столом, пили чай, закусывали и подводили итоги дня.
Свирский рассказывал:
— Заявляется наш сотрудник к Сетееву, — так, мол, и так, имею письмо для товарища Маслова (именно для товарища). «Не можете ли вы сказать, где бы мне его найти?» Сетеев на минуту заколебался. «От кого письмо?» — спрашивает он. Сотрудник, не моргнув глазом, отвечает: «Из Москвы». «Нет, — говорит Сетеев. — Никакого Маслова я не знаю». — «Странно, товарищ Воробьёв назвал именно вас. Явитесь, сказал, на шахту «Южная-бис», спросите инженера Сетеева, Владимира Юрьевича, узнаете у него, где найти товарища Маслова, и вручите тому письмо в его собственные руки». «А вы кто?» — интересуется Сетеев. «Техник, работаю в отделе капитального строительства ВСНХ, приехал в командировку». — «Нет, никакого Маслова я не знаю», — повторяет Сетеев. «Ну что ж, извините за беспокойство. Мне-то что, верну письмо товарищу Воробьёву»… С этими словами сотрудник уходит. Ясно, что Сетеев чего-то опасается и не хочет указать местопребывание Маслова…
Тут Сетеев допустил одну оплошность, что и дало нам возможность найти Маслова. Не успел мнимый техник удалиться, как Сетеев запирается у себя в кабинете, пишет записку, запечатывает её, вызывает мальчика-курьера и велит ему срочно отправиться в посёлок металлургического завода и там, по адресу, написанному на конверте, найти Петра Петровича Косарева и вручить письмо лично ему, в собственные руки. Сетеев описывает внешность Петра Петровича и повторяет: «Лично ему, понимаешь! Если его не окажется дома, жди».
Об остальном нетрудно догадаться. Наши люди перехватывают курьера по дороге, часа на три изолируют его, отбирают письмо и снаряжают к Косареву собственного курьера.
В записке всего несколько торопливо написанных строк:
«Аким Петрович!
Ко мне приходил какой-то тип с письмом для вас, якобы от Воробьёва. Он назвал фамилию «Маслов». Боюсь, что здесь что-то неладно. По-моему, вам следовало бы на время уехать. Впрочем, решайте сами.
Ваш В. Ю.».К счастью, Маслов оказался дома. Он берёт письмо, читает. Благодарит курьера и даёт ему полтинник на чай. Тут наши и задерживают его. При обыске обнаружено: кольт с большим запасом патронов, хорошо наточенный финский нож, около двух тысяч рублей, фотоаппарат «зеркалка», несколько чистых заводских бланков, удостоверение личности на имя Маслова Акима Петровича и заводской пропуск на имя техника бюро рационализации Косарева П. П. Кастета найти не удалось.
— Странно, почему он назвал цыгану свою настоящую фамилию? — спросил я у Свирского.
— Очень просто, чтобы цыган не мог отыскать его на заводе. Обычный приём: так легче замести следы и спутать карты следственных органов. Чего до некоторой степени Маслов и достиг.
Допили чай и отправились в управление допрашивать Маслова.
Вот он сидит передо мной, грузный, лысый человек. Не торопясь, даёт он показания. На вопрос, почему у него два документа на разные фамилии, спокойно отвечает:
— Так, на всякий случай.
— Непонятно, на какой такой случай?
— Не будем углубляться. Для этого у меня были некоторые основания.
— Какие?
— Этого я вам не скажу…
Пришлось долго повозиться с ним. В течение трёх ночей, с небольшими перерывами, я допрашивал его. Это был поединок нервов — кто-то из нас двоих должен был в конце концов сдаться. Сдался Маслов — он не выдержал такого нервного напряжения и перед лицом неопровержимых фактов заговорил. Рассказал о том, как Преображенский и Сетеев использовали неопытность молодого техника Осетрова и его руками организовали аварию на шахте «Южная-бис». Как была выведена из строя воздуходувка на заводе. В то же время Маслов упорно отрицал своё участие в убийстве цыгана — Евдокимова и наотрез отказался назвать фамилию руководителя организации, в которой, без сомнения, состоял. О Воробьёве сказал: в гостях у Сетеева он познакомился с московским гостем, но кто он и чем занимается — не знает.
Связались с Москвой, получили санкцию арестовать Альфреда Оскаровича, Сетеева, Преображенского и вместе с Масловым отправить в Москву.
Дело закончилось, настоящие вредители разоблачены и пойманы. Между тем люди, задержанные по приказу Медведева, продолжали сидеть за решёткой.
Я вынужден был обратиться по этому поводу к Медведеву и спросить его о дальнейших намерениях. Он сделал вид, что доволен проделанной работой и не прочь был приписать и себе некоторые заслуги.
— Вот видишь, мы хорошо поработали, — начал он миролюбиво, — и врагов всё же посадили. Я всегда говорил: не надо поднимать панику!
— Панику никто не поднимал, — ответил я ему. — Дело сейчас не в этом. Меня интересует, как вы думаете поступить с арестованными специалистами завода.
— Ах, с этими? По одному, по двое будем освобождать. Так лучше, шума не будет… Всех сразу — неудобно! В конечном итоге все поймут, что иначе нельзя, — ответил он без тени смущения.
«Почему арестовать сразу — можно, а освободить — нельзя? Неужели нам всё дозволено?» Эти и другие вопросы вертелись у меня на языке, но не Медведеву же их задавать!.. Хорошо хоть то, что он для собственного оправдания не придумывает для них несуществующих грехов и собирается освободить «по одному, по двое»!..
Неужели такие, как Медведев, никогда не испытывают угрызений совести, да и есть ли у них совесть? Вот он придёт домой, — с каким сердцем будет целовать своих детей, обнимать жену, есть, спать?..
Нет, дело здесь не только в совести! Власть — штука опасная, особенно если ею наделён человек не очень умный, а следовательно, и самодовольный. Власть кружит голову. Властолюбивый человек теряет способность объективно мыслить, легко верит в свою непогрешимость…
Родной человек
Астапов уехал, так ничем и не проявив своего отношения к нашим делам. Прощаясь со мной, он сказал: «Молодец, Силин, толково работаешь». Только и всего! Как будто мне стало легче от этого… Молчал и секретарь губкома. Неужели у нас всё останется по-старому? Трудно работать, когда не уважаешь своего начальника, а он, в свою очередь, ждёт не дождётся малейшего промаха с твоей стороны, чтобы убрать тебя со своей дороги, а если подвернётся подходящий случай, то и расправиться с тобой!..
Свирский всё ждал каких-то перемен. Но дней через десять после отъезда Астапова, потеряв всякую надежду, подал рапорт об уходе. Не помогли никакие уговоры. «Нет уж, с меня хватит. Работать с такой дубиной в образе человека?! Уеду!» — твердил он. И уехал…
Я тоже начал всерьёз подумывать об уходе. Пойду на завод токарем. Правда, токарь из меня никакой, — подумаешь, третий разряд, и то со времён царя Гороха! Всё давно забыто. Ну что ж, научусь… Конечно, придётся туговато, особенно на первых порах: ни тебе квартиры, ни хорошей зарплаты. Сто семьдесят пять рублей — целое состояние!.. Можно рассчитывать в лучшем случае на тридцать — сорок целковых. И — общежитие… Ничего, выдержу, мне не привыкать!.. В мечтах я уносился ещё дальше: на заводе будет много свободного времени, поступлю на вечерний рабфак, заработаю путёвку в вуз. А вдруг примут в консерваторию?..
Что, если и правда по-настоящему взяться за учёбу? Хожу я теперь в ответственных работниках, но ведь этому скоро придёт конец. Построим социализм, классы исчезнут, — стало быть, не будет и врагов. Зачем тогда чекисты, с кем бороться? Разве со шпионами, которых зашлют к нам империалисты? Для этого достаточно нескольких сот человек, может быть тысячи. Что же ты будешь делать тогда — без серьёзных знаний, без профессии? При нашей работе думать об учёбе не приходится, — даже часа свободного не выберешь, газеты и те приходится читать урывками. Другое дело на заводе: отработал свои восемь часов — и полная свобода!..
Когда на душе скверно и одолевают сомнения, хочется с кем-нибудь поделиться. Но с кем? Конечно же с Еленой, — она чуткая, поймёт!
После того как я побывал у неё, мы ещё ни разу не виделись. А прошло больше двух недель. Просто не было времени. Каждый раз, ложась спать, давал себе слово, что завтра непременно позвоню ей. А наутро наваливалось столько дел, что, как говорится, вздохнуть было некогда!..
