Лидия Вакуловская - Вступление в должность
— Все они противные. — сказала Света.
— Света, Света… Ай-яй-яй, как нехорошо!.. Была в гостях, ела, пила — и противные! Ай, как неприлично!..
— Как раз я ничего не ела и не пила.
— Фу, Света — надулась! У тебя сейчас щеки лопнут. Ну-ка, ну-ка, дай я потрогаю твои щеки… Щечки мои милые…
— Мам, перестань. Лучше поспи.
— Ну, хорошо, хорошо… Я буду спать. Но ты у меня — папа номер два, — снова засмеялась Ира и, покачиваясь, ушла в спальню.
Проснулась она в одиннадцатом часу вечера с головной болью. Ей казалось, что она совсем не спала, будто пыталась уснуть, но мешала головная боль. Ее мучила жажда.
Внутри все горело, хотелось попить чего-то холодного и кисленького.
Босая, в одной комбинашке, она вышла из спальни. В другой комнате, так называемой столовой, Света смотрела телевизор — старенький «Темп-6».
— Почему ты не спишь? — Тон у Иры сразу стал «воспитательный».
— Я Магомаева слушаю. Сейчас он снова выйдет, уже третий раз вызывают. А нам папа звонил. Я сказала, что ты спишь.
— Да? И что он говорил?
— Спрашивал, где мы были. Он днем звонил.
— И что ты сказала?
— Что ездили к Зайцевым.
— Как?.. Зачем ты это сделала?
— А что ты хочешь, чтоб я ему врала?
— Дура! Сейчас же ложись спать! Никаких Магомаевых! — Ира выключила телевизор. — Стели постель.
— Ну и пожалуйста, — передернула плечами Света, поднимаясь из кресла.
И стала раздвигать кресло. Она спала в этой же комнате, столовой, на этом самом раздвижном кресле.
8Худые вести разносятся быстрее добрых («Вы слышали, что с ним (с ней) случилось?.. Как, неужели не слышали?..»). Ира все узнала, как только в понедельник пришла в институт. Лаборантка Нюся, ссудившая ей деньги на коробку с туалетным набором, догнала Иру на лестнице.
— Доброе утро, Ирина Николаевна, — запыхавшись, поздоровалась она.
Ира вздрогнула: сейчас спросит про коробку!
— Доброе утро, Нюсенька.
— Вы слышали, что с ним случилось? Ужас!
— С кем? — у Иры немножко отлегло от сердца.
— С доцентом Кулеминым. Сейчас уборщицы внизу рассказывали.
— А что такое?
— Всю ночь проспал пьяный под вашей дверью.
— Под библиотекой?
— Да, и в одних трусах. А рядом лежала аккуратно сложенная одежда.
— Не может быть! Ведь он не пьет.
— Но зачем уборщицам придумывать? Они его разбудили, он схватил одежду и удрал. Наверно, до того набрался, что не соображал, где раздевается. Наверно, думал, что он у себя дома. Вот будет шуму!
— Как же он ночью прошел в институт?
— Понятия не имею. Охранник говорит — не видел его. — И вдруг спросила: — Вы достали, Ирина Николаевна?
— Нет, Нюсенька. Обещали к вечеру или завтра утром, — ответила Ира и сама удивилась: таким спокойным был ее голос.
— Пусть завтра, лишь бы достать, — сказала Нюся. И они разошлись: лаборатория помещалась в другом коридорном отсеке.
Как только Ира вошла в библиотеку, бросила под стол пустую хозяйственную сумку и переобулась в тапочки, прибежала другая лаборантка — Зина. Вероятно, она не заходила в лабораторию и не виделась с Нюсей, так как сразу же спросила:
— Достали, Ирина Николаевна? Доброе утро.
— Доброе утро. Нет, Зиночка. Обещают вечером или завтра.
— А точно будет?
— Конечно. Я отдала ваши деньги той самой продавщице.
— Да, вы слышали про Кулемина?..
— Слышала.
— Я сейчас обхохоталась. Как вы думаете, чем это кончится?
— Бог его знает. Не казнить же Кулемина?
— Конечно. Мне, например, его жалко. И знаете, я знаю, что всему виной… Ах, не буду говорить, а то получится — мы сплетничаем.
— А что такое? — Ира сделала вид, будто не понимает намека.
— Нет, ничего. Я думала, вы знаете… Ну, побегу, уже ровно девять. — И Зина ушла.
Значит, ни Зина, ни Нюся не были вчера в магазине и не видели коробок. Уже легче. Но еще оставалась старшая лаборантка Лапкина (третья пятерка). Вдруг она была и видела?
Ира полистала телефонную книгу, позвонила в справочное. Магазин открывается в одиннадцать, но работники приходят к девяти.
Проезжая ежедневно в этот час, Ира видела, как в широкие боковые ворота (из этих-то железных ворот и продают ковры) входят и входят женщины и молоденькие девчонки.
Трубка сразу же ответила приятным голоском:
— Вас слушают.
— Девушка, скажите, пожалуйста, сегодня будут в парфюмерном отделе французские туалетные наборы для женщин? Такие красные коробки…
— Позвоните в одиннадцать, — прощебетал, голосок. — Справки с одиннадцати.
— Девушка, одну минутку! Я вас очень прошу, я не могу позвонить позже…
— А я не могу вам сказать ничего определенного, — приятный голосок стал раздраженным. — Товар поступает в течение всего дня. В любую минуту могут подвезти и выбросить на прилавок.
— Но вчера они были, это совершенно точно. Возможно, еще не проданы?
— Проданы. Такой товар не залеживается! — отрубил голос.
— Большое спасибо.
«Большое спасибо» девушка с изменчивым голосом не услышала: она бросила трубку. На душе у Иры стало спокойнее: коробки, конечно, распродали и вряд ли Лапкина их видела. Да и почему она непременно должна была вчера побывать в центре? Вот уж правда: у страха глаза велики! Не так глаза, как воображение…
Ну а этого Ира уж Никак не ожидала — увидеть в этот час Примадонну. Та появилась перед ней во всей своей красе: сияющие черные глаза, вздернутый «хвост» золотистых волос, ярко-алый маникюр, пудра, помада, духи и белая репсовая сумочка на руке с блестящей цепочкой вместо ручки.
— А вот и я, детка! Что у нас новенького? Меня никто не спрашивал?
— Никто.
Примадонна чмокнула сидевшую за столиком Иру в макушку. На ней опять новое платье: из цветастого маркизета, который после тридцатилетнего перерыва стал вдруг неимоверно модным. Черт знает на какие она одевается шиши! Почти каждый божий день меняет наряды. Не то что Ира: пара платьев на выход, а на работу — кофточка и юбка, юбка и свитерок — как униформа. За счет Арика? Но Арик появился не так уж давно. Тогда за счет других, которые не Арики?..
— Вы слышали, что стряслось с Кулеминым?
— Разве с ним может что-то стрястись? — усмехается Примадонна.
Ясно, что она ничего не знает. Ведь она только что вошла, лекции начались, и ей никто не встретился, кто бы рассказал.
— Вы, наверно, вчера поссорились? Когда я ушла.
— Мы?.. С какой стати? Борис Александрович культурный человек. Ведь он у меня паинька. Если б я его не знала, не приводила бы сюда Арика. Арик ни о чем не догадывается.
— Но Кулемин-то видел его.
— Ну и что? Кулемин не Отелло, а современный Дон Кихот.
— Дон Кихот вчера отличился, — замечает Ира и рассказывает то, что слышала от Нюси.
— Глупости, — не верит Примадонна. — Он пьет только ессентуки, и только семнадцатый номер. Даже вечером в ресторане. Представь, как с ним весело.
Примадонна уже достала из нижнего ящика стола свои тапочки (бархатные, с пушистыми помпонами), сбросила белые лакировки. И вдруг снова надела лакировки.
— Схожу к нему. Если пришел и свободен, я сама его спрошу. — И вышла.
И вскоре вернулась.
— У него лекции с двенадцати, — сказала она Ире. — Значит, сидит дома и пьет ессентуки… Где-то был его телефон…
Она порылась в сумочке, нашла записную книжку, набрала номер. Подержала возле уха трубку и положила.
— Хм-м… не отвечает… Да нет, чепуха все это! Басни Лафонтена в современной обработке, — засмеялась она. Видимо, тому, что придумала такую остроту. Потом вспомнила, — Да, детка, Арик передал тебе большой привет и извинился, что не попрощался с тобой в субботу.
— По-моему, уходя, я сама попрощалась, — удивилась Ира.
— Не в том смысле. Их цирк уехал. Вчера я его проводила.
Так вот чем объяснить то знаменательное событие, что Примадонна с утра на работе! Но что-то совсем не заметно, чтоб она печалилась. Быть может, наездник ненадолго уехал?…
— А когда они снова к нам?
— Года через два, не раньше. У них уже на два года вперед расписаны гастроли.
Примадонна снова сняла туфли, стала надевать тапочки. Зазвонил телефон. Ира протянула руку и взяла трубку!
— Да?
— Мамочка, ты? — испуганный голос Светы.
— Я. Разве ты не слышишь?
— Мам, мамочка… У нас такое горе, — заплакала, зашмыгала носом в трубку Света.
— Что случилось, чего ты плачешь? — взволнованно спросила Ира.
В трубке послышалось настоящее рыдание.
— Мамочка, ты даже не представляешь, он умер, — рыдая, говорила Света. — Мамочка, ты слышишь?..
Ира вскочила со стула. Ее обдало жаром, и все поплыло в глазах: столики, стеллажи, солнце в окне, усыпанный серебряными полтинниками тополь. Все закачалось и закружилось в каком-то тумане.
