Николай Егоров - А началось с ничего...
— Полагается посидеть по русскому обычаю.
Анна Ивановна заревела, парни зашмыгали носами. Не мирное время, вернутся ли?
На вокзал шли главной улицей. Мать добольна́ вцепилась сыну в руку. Отец, понурив голову, никого не замечал по сторонам. Голопузая мелюзга толкошилась вокруг шествия. Из оград выползали старухи и, окаменев, пристально-долго смотрели из-под ладоней: где ж он, конец войны?
Перрон волновался. Пестрый, всхлипывающий, сутолочный. Мать не переставала тереть глаза, отец тоже кряхтел и куксился, но Сергею казалось, что он не сдерживает слезы, а выдавливает их.
По толпе засновали сопровождающие.
— Четыреста тридцатая команда — па вагона-а-ам!
— Пятьсот вторая — ка мне-е!
— Ну, прощайте, братья по классу, — снял очки Витька. Они обнялись и поцеловались каждый с каждым. Неумело-неумело. Мужчины в семнадцать неполных лет.
Анна Ивановна повисла на шее сына:
— Сереженька!! Сыночек ты мой родной. Не жилось тебе с отцом, с матерью. Не храбрись там очень-то. А если тебя ранят — попросись в наш госпиталь.
Заплакал отец.
— Сообщай, сынок. С кормежкой будет туго или с чем — помогу. Все-таки, ты дите мне, как бы там ни было между нами.
Хорошо, Герку никто не провожал.
Колокол ударил отправление. Паровоз протяжно прогудел и натужно стронул с места состав: много добровольцев насобиралось по району. А Сергей думал, они двое с Геркой.
Бабочками мельтешили платочки, спугнутые горьким материнским плачем, бежал рядом с вагоном лучший друг Петька, махая картузом.
Сейчас отстанет. Сейчас он отстанет. Сергей схватил свой мешок и, держась за доску впоперек вагонной двери, опустил на щебенку.
— Вам с Виктором! И Надюшке!
Поезд набирал скорость.
11
Мелькнула полосатая оглобля шлагбаума, и кончилась Лебяжка. Призывники зарасползались по нарам теплушки: деревня к деревне, кошель к кошелю. Герка кинул свой узелок к стенке, потеснил соседа, шумит:
— Серега! Плацкарта е!
— Занимай, я сейчас.
Вагон скрежетнул и качнулся. Дрогнули перелески, колыхнулась черная холостая пашня. Поезд повернул на запад.
Сергей отпрянул от двери.
«Поехал… «Гарун бежал быстрее лани» получилось».
А паровоз, а паровоз молотил шатунами: тук-тук-тук-тук-тук. И когда пересыхало все внутри у него и колеса начинали спотыкаться на стрелках, он сворачивал с дороги, жадно пил прямо из-под крана холодную воду, покрывался испариной и тяжело водил боками.
Война.
На больших станциях пестрый и горластый транзит штурмовал «кипяток», лез в толчею привокзальных базарчиков, предлагая ботинки или пиджак за стакан варенца: скоро новое дадут. Кудахтали и метались торговки, прятали под прилавок пучки лука-батуна и вареные яички, запихивали в лифчики мятую-перемятую выручку. Но звенел колокол, нетерпеливо аукал паровоз, моментально разбегались по вагонам новобранцы. И снова ровное «тук-тук-тук» сильного сердца паровоза.
Война.
Веретенников сказал:
— Армия начинается со старшины, солдат — с бани, служба — с песни.
Веретенников кто? Старшина учебной роты авиатехнического училища. Приехали, наконец.
Недельку откарантинили — не умер никто, не заболел. Прошли приемную комиссию. Почти все прошли. Да врачи шибко и не копались: ребята молодые, проверенные-перепроверенные в военкоматах. Зачитали еще раз, кто отчислен, кто зачислен, привели обратно в карантин, велели ждать особого распоряжения.
Ждут. Смотрят — входит старшина карантина и с ним незнакомый, тоже старшина, начищенный, надраенный. На рукаве пять шевронов за сверхсрочную службу. И нос… Нос, как говорят, на семерых рос, но симпатичный. Такой это, с хрящиком. Набрал носатый старшина воздуху полные карманы габардиновой гимнастерки:
— Карантин! Слушай мою команду: выходи строиться! Забрать все личные вещи.
Это в баню поведет, значит. Так бы сразу и сказали, что баня еще не готова, а то: ждите особого распоряжения.
Раздевались вперегонки. Трещали разрываемые до пупа рубашонки, сыпались оторванные пуговицы. Досуг тут с пуговицами возиться. Раз, раз, одежку — в кучу, кусочек мыла — в кулак, за тазик — и в мойку. У кранов тарарам: тазы гремят, вода бурлит, без очереди лезут. Из открытых форточек пар повалил. Отопревают и свербят тела.
Герка ходит с мочалкой по бане, ищет, кто поздоровше. Нашел.
— Будь ласка, земеля, тирани. — Обнял колонну, спину выгнул. — Швыдче, швыдче!
Не берет мочалка. Если бы скребок, каким лошадей чистят, или веник. Шмякнул мочалку об пол — и в предбанник. Туда глянул, сюда глянул — нет барахлишка. Старшина с крупнокалиберным носом скучает среди стопок новенького обмундирования. Герка — мимо него.
— Ты куда?
— Я зараз. — И на улицу.
Никак, угорел парень. Старшина подхватился да за ним. Выбежал — нет нигде. Слышит: шум. Глядь, а парень в рощице, что сразу за баней, березу обламывает. В хлопьях мыла, пятнистый, длинный.
— Эй, жираф! Марш обратно.
— Пидождешь, не горыть.
Наломал веток, сколько в руку влезло, вышагивает, веничком любуется. Вокруг него комары затабунились. Отмахнулся от всех разом, бежит.
Старшина двери настежь перед ним:
— Живей, живей. Тут женщины ходят, Адам.
— Не дашь, у армии правов цих нема.
Герка оторвал от штанины кальсон завязку, обмотнул комель веника, встряхнул — листья посыпались, шлепнул себя по ягодицам — и в парную.
Зачерпнул полный ковш воды — плюх на каменку. Охочие погреться кубарем с полка. Влез Герка на самую верхотуру и давай тешиться. Хлестался, хлестался — Сережку зовет:
— Ось туточки ще попарь, не достаю.
Сергей сунулся на полок — уши повяли. Присел на корточки, лупит двумя руками.
— Ты комлем, комлем его, — советуют снизу.
Из парной Герка не вышел — выпал. Кое-как дотянулся до кранов, повернул холодный, лег под струю — вода зашипела, вот до чего накалился.
Мылись до скрипа. Опрокинет таз над головой и ведет пятерней ото лба и ниже. Скрипит кожа — значит, можно двигать на обмундировку.
Обмундировывал старшина быстро. Как блины пек в русской печи. Чиркал птичку напротив фамилии, карандаш за ухо — получай: пилотку, погоны, нательницу, кальсоны, портянки, гимнастерку, брюки, носовой платок. Выметал на стол, два ремня кинул сверху, сапоги вручил — следующий.
Одеваются, друг дружке погоны пристегивают, пилотки поправляют, с портянками возятся, мотают да разматывают: не каждый дома сапоги носил.
Вдруг:
И столяр меня любит,
И маляр меня любит.
Повернулись на звон — коренастый коротыш полтора на полтора держит тазик над головой и наяривает по днищу казанками. Улыбка до затылка.
Старшина пальчиком дрыг-дрыг, подзывает музыканта. Тот прикрыл инструментом середыш, подходит.
— Фамилия?
— Кеш… Кеша Игошин.
Округлил Веретенников Кешу Игошина:
— Есть один кандидат. Не пугайся, в самодеятельность. Настоящий бубен дадим, столяр-маляр.
Последним баню покинул старшина. Перепрятал карандаш из-за уха в карман гимнастерки, щелкнул каблуками, выбросил в сторону левую руку:
— По росту… В две шеренги… Становись!
Прошелся вдоль строя, проверил, туго ли ремни затянуты, поправил одному-двум пилотки, спятился назад, любуется.
— Ну вот, людьми стали. Давайте знакомиться. Фамилия моя Веретенников, должность — старшина роты. Армия начинается со старшины, курсант — с бани, служба — с песни.
12
Училище готовило авиамехаников, и курсанты называли его просто коробочка. Да оно и походило на коробочку: громадное здание — замкнутый четырехугольник. Все тут: аудитории, столовая, клуб. Очень даже удобно. И вообще Сергею с первого дня понравилось в армии: накормят, спать укладут, утром поднимут, на зарядку сводят. А отец стращал: и наползаешься, и наголодуешься, и нас не раз вспомнишь. Тогда в армии, может, так оно и было. Или он в ней вовсе не служил. Нет, у Сергея хорошо началась служба. Сразу командиром классного отделения назначили. Только принесли в казарму набитые свежим сеном матрацы, дневальный кричит:
— Курсант Демарев, к командиру роты!
Входит — военных полно. Капитан, два старших лейтенанта, Веретенников тут же.. Отчеканил старшему по званию: проходили военное дело в школе («пятерка» у него была) курсант Демарев и так далее прибыл.
— Я говорил? — повел носом старшина. — У Веретенникова глаз на кадры: готовый солдат.
Все заулыбались. Сергей понял, почему. Обычно говорят нюх на что-то, а зачем заострять внимание, его и так лишку того внимания к старшинскому носу.
Капитан:
— Вот мы тут собрались, почти весь командный и политический состав батальона, посоветовались и решили назначить вас, Демарев, командиром классного отделения. Как вы на это смотрите? — Взял со стола лист. — Автобиография подходящая: комсомолец, доброволец. Восьмой класс с Похвальной грамотой закончил. Папаша бывший красногвардеец.