Адыл Якубов - Тревога
— Латиф-чапани [11], — почему-то шепотом сказала Муборак.
— Ха-ха, привет! — заговорил хрипловатым голосом прибывший. — Раис-ака, партком-апа, чем это вы заняты посреди дороги в поздний час?
Латиф, сын Апы, долголетней бессменной председательши, и племянник Палвана, до прихода Мутала занимал должность экспедитора, а после, уже довольно долго, не работал вовсе. Кажется, подспорьем ему служила эта вот полуразбитая «Волга» — собственная машина.
— Ты из района? — нахмурившись, спросил Мутал. — Что там, не слыхал?
Латиф ехидно сощурился.
— Стоит ли спрашивать, товарищ председатель? Лучше поезжайте скорее, увидите сами. — Повернулся, вразвалочку побрел к своей машине.
Мутал, не сдержавшись, крикнул:
— Ну-ка постой!
Латиф полуобернулся:
— Чем могу служить?
— Ты в кишлак? Отвезешь Муборакхон.
— Вы, вероятно, хотели попросить, чтоб я ее отвез? — стоя вполоборота, процедил Латиф. — А разве товарищ секретарь партбюро не едет в район?
— В район поеду я один.
— В таком случае милости прошу!
Муборак, похоже, хотела что-то сказать председателю, но сочла неудобным при Латифе. Молча села в машину; дверца с лязгом захлопнулась, мотор застучал.
— Поехали! — Мутал тронул за плечо Тахира.
Вскоре выбрались на асфальтированный тракт; машина с ровной дрожью и монотонным жужжанием понеслась плавно, будто по водной глади. Только Муталу по-прежнему казалось, что он слишком медленно приближается к цели.
— Ну и подлый же они народ! — вдруг, не оборачиваясь, проговорил Тахир.
Мутал отлично понял, кто это «они», но промолчал. Ему пришла на память одна из недавних стычек с этой крепко сбитой компанией. Апа, снятая с руководящих постов, на которых она пребывала долгие годы, поработала некоторое время на ферме, а потом была назначена бригадиром шелководов. Осенью Мутал, изучая планировку посевов, пришел к выводу, что старые тутовые деревья на межах сохраняют дробление полей на мелкие участки, где невозможно применить хлопкоуборочные машины. Он велел пересадить деревья в другое место, добавить саженцев. Но весной некоторые деревья не дали почек — посохли. Тут-то Апа, скрепя сердце мирившаяся с нововведениями, подняла шум… С каким трудом доказал Мутал, что дело это нужное, выгодное! Но зато уж после, на правлении, он высказал Апе все, что думал о ней. Палван при всех хранил молчание, а когда расходились, сказал Муталу:
— Что ты мою невестку отчитал, на это я не обижаюсь. Но плохо то, сынок, что ты со мной не посоветовался, когда затевал это дело с пересадкой деревьев. Советую быть осмотрительней. Председательское кресло — штука коварная! Сядешь — голова кружится…
Интересно, что Палван скажет теперь?
«А, черт бы его взял! — со злобой оборвал он себя через секунду. — Там люди при смерти, а я тут гадаю, что скажет Палван».
— Что же это мы тащимся еле-еле? — бросил он Тахиру, обеими руками стиснув поручень перед собой.
— Восемьдесят даем, Мутал-ака…
— Ну, жми, дружок, жми!
…Председательский «газик» остановился у ворот районной больницы. На улице, освещенной редкими лампочками, царила тишина.
Хирургическое отделение помещалось, кажется, в одном из домиков поблизости. Так и есть: чуть наискось, под тополями, перед домом с высокими окнами Мутал увидел несколько знакомых мужчин и женщин.
Когда Мутал приблизился, все поднялись с земли. Одна из женщин всхлипнула, прикрыла лицо рукавом.
Мутал поздоровался со стариком Рахимом из бригады Шарофат, спросил глухо:
— Ну как тут, отец?
— Слава всевышнему! — торопливо заговорил Рахим-ата[12], кругленький, словоохотливый старичок. — Одна Шарофат, слышно, очень пострадала. Да ниспошлет аллах ей исцеление!
— Остальные?
— Остальные, слава аллаху, будто ничего. — Старик покосился на женщин. — Только бы Шарофат выздоровела. Тут сейчас были отец ее и муж. Прогнал я их, чтобы хоть чаю попили.
Мутал прикусил губу. Подошел еще один старик, высохший, в белой чалме,
— Тяжелее всех, по правде сказать, Валиджану, — заговорил он, покачивая головой. — Ведь как они с Шарофат любили друг друга! Прямо Юсуф и Зулейха… Не дай аллах, чтобы она…
— Эх! — Рахим-ата отвернулся и в раздражении плюнул. — Ну, зачем он погнал, будто на скачках?! Глупая голова! Не умеешь — не садись править машиной!..
«А меня-то что ж не трогаете?» — подумал Мутал.
— Иди, — сказал Рахим, потом закашлялся и добавил: — Там и моя дочь, нога у нее, говорят, сломана. Не отрезали бы… Пойди к ним.
В прихожей его никто не остановил. Двери по сторонам были затворены. Толкнув дверь напротив, Мутал очутился в просторной палате. В левой половине, за марлевой занавеской, — два ряда белых кроватей, на них люди с забинтованными головами. Слабый свет от лампы под потолком. И почти беспрерывный тихий стон.
С гнетущим чувством Мутал несмело шагнул вперед. Сейчас же отодвинулся марлевый занавес, вышла девушка в белом.
— Вы зачем здесь?
— Я… Я председатель колхоза.
— Вот как! — Девушка кивнула головой. Потом сняла с вешалки белый халат, протянула ему. — Тогда пожалуйте сюда.
И она повела его обратно в прихожую, затем в одну из боковых дверей. Тут оказалась небольшая комната с окнами в сад. На выкрашенных в белое стульях и столике — сверкающие никелем хирургические инструменты. На полу пустые коробки, ампулы с отбитыми головками. У стола с лампой, спиной к двери, сидел сухощавый старик и что-то писал. Мутал его узнал — главный врач. Девушка-медсестра не спеша собирала инструменты и коробки. А у крана, чуть склонившись над раковиной умывальника, незнакомый человек в белом халате, плотный, с красной шеей, на которой курчавились темные волосы, намыливал руки, мясистые и такие же красные, как шея.
Мутал вполголоса поздоровался. Главный врач отложил ручку:
— Проходите, проходите, товарищ председатель.
Тот, который мыл руки, живо обернулся. Сверкнули стекла роговых очков на горбатом носу, блестящая лысина во все темя.
— Я хотел бы узнать о состоянии людей… — начал Мутал.
Очкастый вдруг выпрямился, глянул на него в упор.
— Не здесь, товарищ председатель! — загремел он, и очки странно задвигались на мясистом носу. — Об этом вам лучше узнать у прокурора. Понятно? Туда вам и следует обратиться!
И он сорвал с себя очки, забыв, что руки намылены. Крякнув от негодования, бросил очки, принялся полоскать руки, потом вытирать. Мутал, опустив голову, стоял молча.
— Так-кая безответственность! — Толстый доктор воздел очки на нос, вытер насухо руки, зашагал по комнате. — Катастрофа, люди искалечены, а председатель гуляет себе где-то в горах… Да вы понимаете, что это такое?!
Он остановился перед Муталом. Тот коротко, гневно глянул ему в лицо. Хотелось спросить: «Вы уверены, что председатель гуляет?» Но тут взгляд Мутала упал на Крепкие, докрасна растертые полотенцем, волосатые руки врача. «Добрые руки! — подумалось ему. — Скольких исцелили…» И он сказал со вздохом:
— Понимаю, товарищ доктор.
— Что вы понимаете?! — почему-то еще сильнее рассердился тот. — Голова у вас есть на плечах? А человеколюбие? А чувство ответственности?..
Его прервал телефонный звонок. Трубку снял главный врач. Послушав, сказал коротко: «Да». Потом: «Хорошо. До свиданья». Положив трубку, он
подошел к Муталу с каким-то виноватым выражением.
— Состояние людей, — нерешительно начал он, — ничего. Неплохое в общем…
— А Шарофат Касымова?
— Вас, голубчик, — почему-то не ответив на вопрос Мутала, тихо проговорил старик, — Джамалов просил зайти.
— Кто это? — Мутал сразу не мог вспомнить, чья эта фамилия, очень знакомая. Взглянув на врача и увидев виноватое выражение его глаз, вспомнил, точнее, догадался: прокурор!
— Сейчас зайти?
— Да, я так понял.
Главный врач проводил Мутала до выхода.
— Вы не сердитесь: коллега был немного резок… Это, знаете, известный хирург, из области прибыл самолетом.
— Ну, пустяки! — Мутал поймай руку старика, в упор заглянул в его слезящиеся добрые глаза. — Скажите мне правду о Шарофат. Как она?
— Как она? — переспросил тот. — Ну, как бы вам объяснить… Состояние чрезвычайно серьезное. Критическое, можно сказать…
Мутал почувствовал, как пересохло в горле,
— Что с ней?
Старик осторожно высвободил свою руку,
— У нее, друг мой, так называемый открытый перелом бедра, да еще и трех левых ребер, с повреждением плевры. То есть верхней части легких. Словом, если бы не он, — старик многозначительно кивнул в сторону двери, — я не знаю, что было бы, душа моя… Почти два часа бились, чтобы вывести из шокового состояния.
— А как же сейчас?..
— Сейчас сделали все, на что способна медицина. Женщина молодая. Будем надеяться, друг мой.
